Людская цепочка наконец добралась до розового вагона. Богдан схватил за локоть следующую за ним девушку из технарей. Зиновий не знал ее имени. — Давай, ты первая. Эта пещера не такая уж и глубокая. — Но как же духи радиации? — Духи не будут нападать на нас всех. Они боятся большого количества людей, а нас тысячи. Зема подошел с очередной порцией лопат и молотков, краем уха слушая разговоры. Богдан последовательно уверял каждого, что разговаривающие рельсы — это нормально, а красноглазое чудовище днем не нападает, что же касается зеленых шаров, то они слишком малы, чтобы причинить ущерб. «Господи, что творится в их головах сейчас? Надо быстрей убираться». — Я не собираюсь умирать так просто, палач! — закричал Добрыня и треснул Богдана в ухо. — Да что за напасть! Старший лейтенант свалился без сознания. Четкий удар угодил в висок. Неполных два десятка человек растерялись у вагона. Земе пришлось вмешаться. Зарядил с разбегу под коленку Добрыне носком ботинка «Элефант». Богатырь согнулся, и завхоз вырубил его ребром ладони в шею. В любом теле есть слабые места. Добрыня сполз на рельсы рядом с Богданом. — Волк! Он съест нас всех! — закричал Салават, зарычав на Зему не хуже любого волка. — Ну-ка в вагон все! Мне еще этих двоих затаскивать! С вами возиться сил нет! При мысли о том, что придется поднимать Добрыню, Зема едва не свалился на рельсы рядом. Да и Богдан не из легких. «За что мне все это одному? Это слишком для событий одного дня!» Подлетев к Салавату, схватил за шкирку, впихнул в вагон. — Быстро залез! И не задерживайся в проходе! — Заодно заглянул в тамбур, крикнув вглубь: — Увижу, что кто-то лезет к оружию, покалечу! Следом юноша впихнул еще пятерых, раздавая больше подзатыльников, чем за всю прошлую жизнь. После чего остальная дюжина пошла в отказ. Люди начали отбегать от вагона. «Вот только бегать за ними сейчас еще не хватало!» — Эй, вернитесь! — Нет, кричать дальше бесполезно. Пора применить метод пряника. — В вагоне всех ждет горячая вкусная еда. Заходите, покушайте, отдохните, поспите. Утром все будет в порядке. Троих удалось загнать. Еще двое застыли в нерешительности. — В лесу дикие звери! Мутанты! Монстры! — горячо начал уверять Зема. — А тут безопасно, спокойно. Здесь ваши друзья, — продолжил тише, но более уверенно. Надо верить в то, что говоришь, иначе не поверят. Врать по жизни как-то не очень получалось, но еще двое залезли в вагон. Так, осталось семь: Алферов, машущий руками Ряжин, по паре технарей, военных и рабочий Столбов. «Так. Стоп. Откуда у Ряжина вторая рука?» Зема даже невольно коснулся щеки. Швов на ней не было! «Твою ж мать, я сам в галлюцинации. Да как такое может быть, я же все помню! Нет, сначала надо помочь людям… потом… с этим всем разберусь потом». — Столбов, ты совсем охренел? Тебе челюсть сломать? Ну-ка залез быстро в вагон! — Врешь, начальник. Там горит все. Заживо сжечь хочешь? — Я первый залезу. Идет? — Ну… идет, — растерялся богатырь. — А этих поймать поможешь? — Зема кивнул на остальных. — Этих? — Столбов рванул к Ряжину, хватая его за куртку резвее, чем тот успел отскочить. Что ни говори, а реакция у него была отличная даже в бреду. Зема залез в вагон, принимая брыкающегося Ряжина. Впихнул его дальше. — Помоги поднять. Вдвоем затащили Богдана и Добрыню, после чего Зема вновь залез наверх. — Смотри, я тут. Никакого огня. Залезаешь? — Д-да… — неуверенно проблеял Столбов, запрыгивая наверх с такой миной на лице, словно и правду сигал в огонь. Зема пропустил его, вновь спрыгивая на пути. Обратился к остальным пятерым: — Ребят, у меня нет времени. Давление в печке осталось без контроля. Поезд либо тронется, либо мы вообще никуда не поедем. Алферов, что тебя гложет? — Ничего. — Он говорил как ребенок, которого застали на месте преступления, но который упорно отказывался признавать правоту родителей. — Не ковыряй мне мозг. Почему не заходишь в вагон? — Какой вагон? — удивился бригадир технарей. — Я сейчас где, по-твоему? — Паришь над обрывом, как все мы — ангелы. — А разве ангелы могут разбиться? Они же летают вроде. Так? — Так. — И чего ты боишься? Полетели вместе со мной. Алферов быстро забрался в вагон. «Так, еще четверо. Бросить или ранить? Время на исходе». Зема выхватил пистолет из кобуры на поясе и последовательно произвел четыре выстрела. Три угодили людям в мякоть мышц ног выше колена, а четвертую пришлось пустить в ляжку убегающему рабочему. Вылечить можно и позже. — Следующая пуля будет в лоб! В вагон все живо! Ползите!!! Зема убрал пистолет, в который раз спрыгнул на пути и подбежал к ближайшему раненому. Схватив за шкирку, потащил его, упирающегося и скулящего, к вагону. С двумя другими тоже проблем не возникло. А вот последний улепетывал на одной ноге, прыгая, как раненый козлик по горам. Уже не сдерживая удары, Зема пинал его под ребра, выбивая дурь из головы. Когда же рабочий пообмяк, завхоз, чертыхаясь, потащил его за ноги по снегу к вагону. Сделав усилие и закинув последнего страдальца аномальной зоны в вагон, Зема залез следом. Быстро закрыл дверь на все засовы и отгородил обеззараживающую камеру, в которой осталось оружие. Затем, распихивая сходящих с ума подопечных, переступая скулящих раненых, кинулся к печке. По пути двоих пришлось снести плечом. Еще один задержал почти на минуту, стараясь задушить. Поборолись. Пришлось надавить на глазные яблоки, чтобы победить. Все для победы! Вагоны мелькали перед глазами один за другим. Вот и бьющийся головой о ящики с оружием Пий, вот и вагон с углем, вот извергающий проклятья связанный Кузьмич. «Так, все, в путь. Убрать тормоза с колес. Печка… печка горит. Сейчас еще подкину угля. Все вроде нормально, только дверь переднюю закрыть. Надеюсь, никто не сбежал с этой стороны, пока я запихивал тех глюконавтов с другой». Поезд выпустил пар и сорвался в путь. Показалось, что от этого рывка «Варяг» порвет связь с вагонами и один устремится вперед, но крепления выдержали. Поезд, закачавшись, принялся набирать обороты. Зема впервые спокойно выдохнул и… тут же дико, обреченно закричал — тела! До скрипа стиснул зубы, заскулив, как побитый пес. Рука рванулась к стоп-крану, но замерла на полпути. Не факт, что угля хватит, чтобы вырваться из аномальной зоны… а тогда что? Одному идти рубить дрова, таскать сюда? Да они шею друг другу посворачивают за это время! Нельзя бросить поезд ни на минуту. И подлая мысль — похоронить их по-человечески на обратном пути! — совсем обездвижила. — Как же! Похороним! Аномальная зона! Придется всех связать и ехать без остановок! — закричал Зема счетчику Гейгера и печке. В горле образовался комок. Он как адамово яблоко — вроде застрял в горле и вроде проглотить не особо хочется. И так тяжко, а теперь еще и это. Тела наверняка растащат звери. Если зверей не сводит с ума эта зона. Если же и хищники начинают чудить в этом районе, тогда тела просто сгниют непогребенными. Под солнцем, когда растает снег. Или снег не прекратится и их заметет. В любом случае — не по-человечески. — Неправильно все это, — пробормотал завхоз совсем тихо сам себе. Проглатывая слезы, взялся за лопату и пошел набирать угля. Нельзя сейчас расклеиваться. Никак нельзя. Сначала дело! Сопли, раскаянье, горечь переживания — все потом. Бегая от печки к стеклу, Зема почти не видел, что с путями. Да и поезд разогнался так, что летел быстрее, чем когда-нибудь. Завхоз осознанно шел на риск, просто не в силах делать несколько дел одновременно. В глазах потемнело. Свалился в спасительный омут отключки вместе с лопатой. Тело исчерпало свой ресурс, и мозг поспешил отключить второстепенные функции, пока не наступила смерть. Зема больше не контролировал ситуацию. * * * Пробуждение от боли в плече было не из приятных. Неудачно повернувшись на бок, Зема очнулся в антирадиационной комнате. Рядом лежало тело адмирала Брусова. Уже остывшее. Жутко болели ноги, плечи. Но не так, как что-то вопило внутри, терзая не столько физической болью, сколько внетелесно. Душа? Дух? Совесть? Сам планетарный ИИ сгорит в поисках определений. — Дядя, очнись! Дядя! — послышалось сбоку. «Опять “дядя”. Я где-то это слышал». Зема поднял тяжелую голову и в свете утреннего солнца, льющегося из-под потолка розового вагона через открытую дверь, увидел спасенного в схроне пацана. Он стоял над завхозом, придерживаясь за край дверного проема. Паренек еле-еле держался на ногах. Бледный как моль, с кровью на лбу, он смотрел исподлобья. Высохшие, потрескавшиеся губы говорили о том, что он хочет пить.