Ренард откинулся на подушку, но заснуть уже не удалось. А перед самым рассветом в дверь робко постучали – нежданный ночной гость потребовал немедленную аудиенцию. *** - Он уехал еще на рассвете, просил передать Вам, что его не будет несколько дней, - будто ножом по сердцу зазвучали слова камеристки в это прекрасное ясное утро. - Как уехал? Куда? – встрепенулась Эмелин. Служанка лишь пожала плечами – она ничего не знала, да и знать ей не положено. - Герда, это не ответ. - Ваше Величество, но он действительно ничего не сказал об этом! Велел только передать Вам, что он уезжает, и его не будет несколько дней. Не могла же я выпытывать у него, куда и зачем! Человек, весь покрытый дорожной пылью и пропахший потом, рано утром, едва рассвело, появился у закрытых ворот Дворца и тут же потребовал немедленную аудиенцию короля. Это гонец принес неутешительную новость: пограничная область Королевства (та, что на западе!) охвачена паникой. К границе потянулись вражеские войска, а люди боятся и не верят, что вступивший на трон человек сумеет защитить их, и даже хотят восстать против своего молодого и неопытного короля и потребовать возвращения Генри – гаранта их спокойного и беспечного существования. Решение было принято незамедлительно: Ренард наспех собрался, взял с собой несколько человек и отправился на охваченные паникой окраины, оставив все срочные дела на своих министров. Конечно же, Эмелин этого не знала. Ну в самом деле, не камеристкам же с гвардейцами король должен был докладывать о подобном, чтобы те предупредили супругу! А будить ее самому ради того, чтоб сообщить о столь нерадостном развитии событий, он не стал. Да и надо ли молодой женщине вникать во все это? Да и есть ли вообще ей интерес до дел чужого государства и навязанного мужа? Ренард очень в этом сомневался, а потому уехал, передав жене через ее служанку лишь краткое: «Меня не будет несколько дней». Получив сухое послание от мужа, накануне отказавшегося от нее и ни о чем не предупредившего, Эмелин совсем потеряла покой. Ядовитые, мерзкие слова Риньеса, еще вчера казавшиеся гнусной клеветой, сегодня обретали совсем другой смысл. «А если это все же правда? Гнусная, жестокая правда?!» Эмелин не удержалась; оттолкнула служанку и выбежала из комнаты. Неуложенные волосы лезли в глаза, прилипали к мокрым от слез щекам, а она все бежала, бежала… Бежала туда, где нет людей, где никто не увидит, как навзрыд умеет плакать королевская дочь, – ни муж, ни служанки, ни почтенные господа, разыскивающие Ренарда. Она бежала, пока ноги не принесли ее все в тот же сад, в тихую просторную беседку; Эмелин бросилась на скамейку и разревелась в голос – она уже почти уверилась, что он сейчас целует другую, крепко обнимая… Уж для нее найдутся и силы, и время! Воображение не скупилось на краски: уж слишком хорошо она помнила, каким умеет быть муженек даже с ней, нелюбимой, и нежным, и ласковым… Пуще прежнего разревелась она, оставляя мокрые пятна на мягких атласных подушках, пока чьи-то крепкие руки силком не приподняли ее, а теплые, требовательные губы невидимого силача не заскользили по ее лицу, вытирая соленые дорожки безудержных слез. - Какого черта, Риньес? – с трудом уворачиваясь от чужих настойчивых губ, проговорила Эмелин. – Отпустите меня! Не смейте… Он молчал. Прижимал к груди и жадно, нетерпеливо целовал запретные уста. Она хотела оттолкнуть его, но получилось лишь крепче обнять, зарыться в слишком мягких для мужчины светлых волосах, и взаимно жадно, будто бы желая отомстить неверному муженьку, ответить на поцелуй. Эмелин не понимала, что творит. Обида, горечь, ревность – не слишком хорошие друзья и наставники, но сейчас этой молоденькой, глупенькой обманутой женщине как никогда хотелось чувствовать себя желанной! Удостоверившись, что действует верно, что девушка больше не сопротивляется и не пытается сбежать от него, Риньес вконец осмелел, чуть замедлил темп, размеренно, уверенно вырывая Эмелин из циничной реальности. Она пришла в себя, когда почувствовала, как его рука нахально пролезла в корсаж платья и обнажила грудь, без малейшего смущения лапая ее и сжимая. - Что Вы делаете? Прекратите немедленно! – прохрипела Эмелин, покрываясь густым румянцем. Риньес ничего не ответил – мягко убрал ее руку, пытавшуюся помешать ему, и с прежним усердием продолжил начатое, каждым жестом, каждым жадным прикосновением доказывая ей, что достойна она куда большего, нежели может предложить ей законный муженек. Под его напором Эмелин сдалась довольно быстро – размякла, расслабилась, позволяя уж слишком ласковым рукам наглеца любое бесстыдство. - Черт с Вами, Риньес, - проговорила она, ища в себе последние силы оттолкнуть его и не отдаться прямо здесь. – Сегодня ночью… Я буду ждать Вас. А сейчас прекратите свои бесстыжие выходки, пока кто-нибудь нас не увидел. - Вы назначаете мне свидание? Принцесса, я не ожидал от Вас! – расплылся в улыбке маркиз. - Идите к черту! Я дважды предлагать не буду. - Но как же Ваш муж? - Муж? – нервно рассмеялась Эмелин, а слезы с новой силой хлынули из глаз. – Не волнуйтесь, его не будет. Ни его, ни слуг. Ночью Дворец охраняют всего несколько гвардейцев, но Вы же найдете способ пробраться незамеченным? - Эмелин… - Сегодня ночью, маркиз. И прекратите делать вид, будто бы не этого Вы добивались. Эмелин подскочила, спешно поправила платье, попутно утирая слезы, и выскочила из беседки. Глава 17 Густая, черная беззвездная ночь наползала на город, загоняя людей по домам, зажигая фонари и свечи. После тяжелого изнурительного дня самая сладость – забраться в мягкую постель и умчаться в мир снов, позабыв все тревоги и печали. Где-то далеко отсюда, на западе страны, ночной караул охранял неспокойные границы. Женщины, проводив своих мужчин на ночное дежурство, склонялись над детскими кроватками, моля, чтобы война не лишила их мужей, сыновей и отцов, а бедных крох не превратила в сирот. На полпути к границе в карете задремал молодой король, выронив из рук ворох исчерканных пометками карт. Истерзанные тяжелой работой крестьяне зарывались в стогах сена, чтобы с рассветом, не теряя лишнего времени, приступить к уборке урожая. Город засыпал, бросая влюбленных в жаркие объятия, рождая новые жизни; отчаянные безумцы вышли на охоту за приключениями и чужими женами… В самом сердце Королевства молодой мужчина ждал темноты, чтобы накинуть на плечи черный плащ и ночной птицей постучаться в окна королевы. Королева его не ждала. Вернувшись домой, Эмелин заперлась в спальне и целый день проревела, кляня судьбу-злодейку. Измучавшись сомнениями и тоской, она уставала плакать и засыпала, потом просыпалась и снова ревела. Но почему же так плохо, так больно? Зачем ревновать человека, с которым ничего не связывает, кроме этого навязанного родителями брака? Неужели любовь решила постучаться в окна белоснежного чужестранного Дворца? Да нет! Влюбиться в собственного мужа? Какая глупость! Негромкий стук в окно оказался неожиданным – о маркизе и своих глупых, необдуманных словах она позабыла сразу же, как только выбралась из пьянящих объятий. Она забыла, а он – нет. - Риньес?! – искренне удивилась Эмелин, на свою беду распахнув окно. – Что Вы здесь делаете?! - Ваше Величество, ну Вы же сами меня позвали! – ни секунду не раздумывая, он оттолкнул Эмелин и залез внутрь, тут же поспешив запереть окно и поправить шторку. – Фух! Чуть не попался! - Риньес, уходите! Я позову стражу! – не на шутку испугавшись, девушка попыталась отскочить от нежданного гостя, но тот резко обхватил ее и прижал к себе. - Вся стража внизу. Вы рискуете сорвать голос, если будете кричать, - прошептал над самым ухом довольный маркиз. – Эмелин, прекращайте! Сегодня утром Вы сами позвали меня, и вот я здесь. Зачем же гоните меня? Я, между прочим, сильно рисковал, карабкаясь по этим стенам. - Вы рискуете остаться без своей дурной головы, если сейчас же не отпустите меня! - Не отпущу, Принцесса. Уж теперь – точно не отпущу… Напрасны жалкие попытки слабой женщины оттолкнуть наглеца. Эмелин стояла к нему спиной, прижатая сильной, жадной рукой, и не представляла, что ей теперь делать в столь щекотливой ситуации. «Зачем он пришел? Чего он хочет? Ну в конце концов, не посмеет же он взять меня силой!» - Не смейте прикасаться ко мне! – зашипела она, когда настойчивые губы заскользили по ее виску, а руки принялись изучать спрятанное под тонким шелком дрожащее от страха тело. – Ничего не будет, слышите, Риньес? Я люблю своего мужа. И я буду ему верна. Я приказываю Вам: убирайтесь! В ответ маркиз не удержался и громко рассмеялся. - Любите?! Эмелин, прекратите, ну кого Вы обманываете? Ваши глаза красноречивей любых слов! Ну признайтесь же, Вы плакали весь день? Проклинали меня, проклинали своего «любимого» мужа и куда более счастливую соперницу, – голос Риньеса стал тише; маркиз больше не пытался совратить ее – просто застыл, держа в объятиях девушку, и все говорил, говорил, говорил, лишая ее воли, окутывая своими чарами. – Эмелин, успокойтесь, я здесь вовсе не для того, чтобы Вас обидеть – я хочу Вам помочь. Наверно, мне не стоило говорить Вам о крестьянке, простите дурака, наговорил Вам лишнего вчера, а Вы покой потеряли… Я не хотел этого, само сорвалось. Так больно видеть слезы и отчаяние в Ваших глазах… Простите меня. Не бойтесь, я не такая уж сволочь и не трону Вас, если только сами этого не захотите. Я все утро искал Вас, только чтобы извиниться, а Вы… Вы опять плакали. Он опять обидел Вас? - Это не Ваше дело, - огрызнулась Эмелин, но уже не вырывалась – ей нужно это тепло, ей нужна ласка; слезы отчаяния и боли беззвучно стекали по бледным щекам. – Риньес, если Вы действительно хотите мне помочь, просто скажите, что он не с ней… Я с ума схожу от всего этого… Вчера он опять отказался от меня, а сегодня уехал. Молча. Я не знаю, где он, с кем, но одна только мысль, что он врет и тайком встречается с этой девушкой… Риньес, зачем Вы сказали мне про нее? - Простите меня. - Просто скажите, что он не с ней! Ну мало ли куда он мог опять уехать! - Эмелин, я не хочу Вас расстраивать, но… Сегодня утром я видел карету Вашего мужа. Он остановился недалеко отсюда и пошел пешком в сторону деревни. Один. Делайте выводы, Принцесса. - Я ненавижу Вас! Вы уверяете меня, что хотите помочь, но при этом только терзаете меня! - Увы, лекарство бывает горьким. Оттого, что Вы закроете глаза на правду, лучше не станет, врага нужно знать в лицо. Эмелин, прекратите сходить с ума. Да поймите же, такие браки редко бывают счастливыми, в них нет места для любви! Если он выбрал другую, Вам лучше завести себе любовника и не трепать понапрасну свои нервы. - Что?! - Что слышали. Насколько мне известно, на Вашей родине считается абсолютно нормальным иметь фавориток и фаворитов. Эмелин, Ваша верность никому здесь не нужна, и уж тем более, Вашему супругу. - Замолчите! – Эмелин вырвалась из рук маркиза и отскочила к кровати. – Мне не нужен фаворит, и уж тем более, в Вашем лице! Вы же обещали, что не тронете меня! Риньес, оставьте меня, уходите, я прошу Вас! Я умоляю Вас! - Я помню о своем обещании, Принцесса. Но почему Вы так меня боитесь? – он подошел и резко развернул девушку к себе лицом. – А хотите, я Вам скажу? Вы не меня сейчас боитесь, а себя. Потому что я прав. Потому что могу дать Вам то, что Вам так сейчас нужно. Потому что Вы сами, того не осознавая, хотите этого, но жутко боитесь, а бояться не надо. Остаться одинокой, ревнивой, злобной, нелюбимой мужем женщиной, – вот что гораздо страшнее. Эмелин так и не смогла ему возразить – задыхаясь от возмущения, она открывала рот, пытаясь что-то сказать, пока Риньес не усмехнулся и не приблизился к ее губам. Он действовал крайне аккуратно, боясь ее спугнуть, но стоило ему коснуться приоткрытых губ, как Эмелин, поддавшись, неожиданно вцепилась в него как дикая кошка и ответила на поцелуй – совсем как утром, в той беседке. Он не прогадал, молодая женщина, прячась за маской приличия, вопреки всем своим словам жаждала именно этого: силы, власти, желания и господства мужчины над ней. Ей просто хотелось быть женщиной – любимой и желанной. И пусть любовь эта совсем не та, о которой слагают легенды, и пусть цена ей – медный грош, а срок – всего лишь ночь, опустошенная, измученная женщина искала в ней спасения. - Не надейтесь, что мы с Вами станем любовниками, - прошептала Эмелин, на мгновенье оторвавшись от маркиза. – Даже если Вы и правы, это всего лишь минутная слабость, это ничего не значит. Сегодня мне очень плохо, но я не намерена изменять Ренарду. - Конечно. Она уже совсем не сопротивлялась, когда он вновь завладел ее губами, когда руки заскользили по шелку ее сорочки, сминая… Дорвавшись до чужой женщины, он радовался своей победе – маленькой, незначительной, но достаточной, чтобы самоутвердиться. Доверчивая, глупая девчонка не удосужилась даже проверить все то, что уже который день он вливал ей в уши, доказывая самому себе и всему миру, что он может! Может все, чего бы он ни пожелал! Утереть нос королю – а почему бы и нет? Забраться в постель к самой королеве – да почему же нет-то?! Он с детства, с первых дней жизни, не ведал ни малейших проявлений любви и заботы в свой адрес. Он – ненужный ребенок, позор матери и вечный укор. Отброс, не имеющий права на жизнь, и уж тем более, на какую-то любовь. Он слишком много знал ненависти и злобы, но не знал ни ласки, ни заботы. Чуть повзрослев, как мог, сопротивлялся судьбе, начал доказывать свое право не просто на существование, а на полноценную, сытую, насыщенную жизнь. Доказывал, как мог. Он поступил на службу еще мальчишкой – служил исправно, учился военному мастерству и мечтал стать полководцем. Блестящие успехи принесли ему первое признание: сослуживцы смотрели с уважением, наставники – с одобрением, женщины… с вожделением. Жизнь наладилась, заиграла всеми гранями, открывая все новые возможности для роста. Даже мать – и та перестала стыдиться нагулянного сына и смотрела теперь открыто, даже с насмешкой, в глаза всякому, кто смел укорить ее! Признание пришло, но радость молодого мужчины оказалась недолгой – он наслаждался благами новой жизни, а детская обида все не проходила. Казалось, стоит чуть остановиться, и опять все рухнет. И он бежал по этой жизни, любой ценой, день за днем доказывая свои права, доказывая, что он ничуть не хуже других, а может, даже лучше. Таких, как Ренард, он ненавидел особенно – сытые, обласканные с детства, не знающие ни в чем отказа, купающиеся в роскоши по одному только праву рождения. Им не нужно ничего доказывать, судьба преподнесла им все блага еще задолго до их появления на этот грешный свет! А разве это справедливо? Зависть и злоба, ревность к счастью других только подпитывали мальчишку, толкая на немыслимые поступки. Увидев на празднике молодую красивую северянку рядом с ненавистным королевским отпрыском, Риньес поклялся, что во что бы то ни стало покорит испуганную деву, отвоюет у муженька и завладеет ею. И вот теперь мечта сбывалась. Эмелин дрожала в его руках, поддавалась на искусную ласку, а когда он решительно стянул с нее сорочку, даже не подумала сопротивляться – горела молодая плоть, распаленная умелыми руками, и требовала, жаждала власти над собой. - Ваше Величество, я обещал, что не трону Вас, - тихо проговорил Риньес, отстраняя от себя расслабленную обнаженную женщину, смеясь и наслаждаясь ее растерянностью. – Если мы не остановимся сейчас, потом я за себя не ручаюсь. - Риньес, Вы – подонок. Вы мастерски пользуетесь моей слабостью… Маркиз улыбался, любовался девушкой и даже не возражал: подобные комплименты ему скорее льстили – они всегда выдавали бессилие и покорность всех знатных особ, которых ему удавалось когда-либо уложить под себя. Эмелин, чуть придя в себя, на секунду прикрыла глаза, все никак не решаясь сдаться в желанный, сладостный плен. А потом решительно взглянула в смеющиеся глаза маркиза и провела рукой по легкой, ничуть не скрывающей его тепло рубашке. - Вы редкостный подонок, маркиз. Эмелин вздохнула и принялась расстегивать его рубашку. А он стоял и улыбался, наслаждаясь ее смущением, легким румянцем и откровенным желанием, когда она смотрела на его обнажившееся тело, а потом вдруг выскользнула из его рук, чуть склонилась и нетерпеливо стащила с него штаны. - Запомните, Риньес, - толкая маркиза на кровать, проговорила Эмелин. – Всего лишь одна ночь. Одна, ничего не значащая ночь.