— Нууу, я подумаю, — кокетливо протянула Кристина, закатывая глазки. — Но под юбку все равно не пущу! Предрассудки или нет, а ничего плохого в том, чтобы для мужа себя беречь, не вижу. — Так я твой муж! — Вот станешь им, тогда и делай со мной, что захочешь! — Кристина чуть привстала и прильнула к губам парня, а потом тихонько добавила: — Иди к отцу. Хочу быть тебе женой. Под жарким солнцем, устремив взор в далекие дали, нежилась влюбленная пара. Камиль был счастлив — лежащая на его груди девушка ему не отказала, она согласилась стать ему женой! Его родители обрадуются выбору: девушка она хозяйственная, порядочная… Лучшей жены не сыскать. Да и ее отец вряд ли будет против — в дочери он души не чает, и уж если Кристина согласна, то и он не воспротивится. Значит, свадьбе быть. Парень довольно улыбнулся своей победе и еще крепче обнял девчонку. Затискать бы ее сейчас… Не так, по-детски, а по-взрослому! Зацеловать бы, замиловать, да уж больно строга невеста… Ничего, ждать недолго осталось, Кристина! — Вот поженимся, и увезу тебя отсюда далеко-далеко, — мечтательно протянул Камиль. — Это куда же? — удивилась Кристина. — Да куда угодно! Хватит уже в дыре этой прозябать. — Так, ты это о чем?! — девушка обернулась и вопросительно посмотрела на жениха. — Уж не хочешь ли ты покинуть общину?! — Хочу! Хочу, Кристина! Вместе с тобой. — А мне и здесь хорошо, не хочу никуда уезжать! — Да что здесь хорошего? Сидим как звери в своем загоне — туда не ходи, на тех не смотри. Сиди в этой дыре всю жизнь и жди, пока с неба счастье посыплется… А если не посыплется? — Камиль, я тебя не понимаю. — Кристина, мы взрослые люди, а все живем по указке родителей. Все твердят, что Филипп — зло, а в чем оно, зло это? Может, не так уж он и не прав? Уже все другой жизнью живут, весь мир! И все живут, как им хочется. Ну вот взять хотя бы нас с тобой. Я тебя люблю, ты меня любишь — так кому же плохо будет, если я тебя чуть крепче обниму, чуть нежнее с тобою буду? Почему, если до свадьбы мы чуть больше себе позволим, нас непременно осудить надо будет? Вот скажи, кому какое дело? — Опять ты за свое? Неужто совсем потерпеть не можешь? — рассмеялась Кристина. — Да терплю, куда деваться! Только вот скажи, кому это нужно? Тебе? Мне? Быть может, общине? — Что именно? — Ну… принципиальность вот эта твоя. Ну вот скажи, какая разница, сейчас или через два месяца? Я ведь никуда не денусь, моя ты, что бы ни случилось. И не хочу я ждать до осени — хочу, чтоб уже сейчас целиком моей была ты! Хочу обнимать тебя, хочу целовать и не оборачиваться на глупые предрассудки. Все знают, ты у меня самая мудрая, самая целомудренная девочка на свете! Неужели кому-то в голову придет осудить нас за любовь или обвинить в ветрености? — Так, прекращай все эти разговоры. Любишь — потерпи. Хочу свадьбу по всем традициям, хочу трепет первой нашей ночи. Не хочу я этих новшеств — хочу, чтоб все как раньше было, как у родителей наших. — Родители наши прошлым веком живут. На Ренарда, вон, едва ли не молятся, Филиппа осуждают, что осмелился вековые устои пошатнуть да ненужные никому запреты снять… А ведь сам Ренард не так уж свят был, раз при жене и сыне с любовницей путался. Что-то целомудренные наши родители на это глаза закрывают… Глава 2 Тем временем в нескольких верстах от поселения ренардистов, стуча кожаными сапогами по мраморному полу, молодой король в компании своего приспешника, маркиза Адриана де Рогана, направлялся в самое сердце своих владений. — Что по Этьену? — Ничего. Филипп, кроме тебя никто не знает, как он выглядит! — разозлился маркиз осточертевшему вопросу. — У нас нет никаких зацепок, ищем иголку в стогу сена, ты понимаешь это? Опять-таки, наверняка, он живет сейчас под другим именем — ну как прикажешь его искать? — Я тебе тысячу раз уже говорил, ищите конюха. — Филипп, конюх мертв! Я лично видел его могилу. Ну что тебе, выкопать его, что ли, чтоб ты поверил? — А ты выкопай. Адриан, он жив. Ищите! Найдете конюха — найдете и мальчишку. — Да откуда такая уверенность? — Оттуда, — Филипп резко развернулся и впился гневным взглядом в своего спутника. — Жив он. И прячет этого выродка. Сам бы мальчишка без посторонней помощи не спрятался — его укрывают и укрывают очень хорошо. Кому Ренард мог поручить это дело? Конюх всегда крутился рядом. Перед смертью отец ходил на конюшню, после его смерти мать ходила к конюху. И вот же ж странное дело, не успело еще остыть тело моего батюшки, а маман уже отпустила Милоша на все четыре стороны! Зачем? Вот ответь мне, зачем?! А я не удивлюсь, если мать была заодно со своим драгоценным муженьком и специально отправила Милоша спрятать отцовского выродка. Ищите конюха. Он жив. — Хорошо, Филипп, — вздохнул Адриан, благоразумно рассудив, что спорить себе дороже. — Мы делаем все, что в наших силах. За спором они не заметили, как нарисовался перед ними какой-то невежда — завидев Филиппа, он бросился наперерез, тыча перед носом ворохом исписанных бумаг: — Ваше Величество, взгляните… Филипп недовольно поморщился, а маркиз тут же поспешил отпихнуть бедолагу в сторону, шикнув: — Его Величество занят, неужели не видно! Пошел вон отсюда! — Что за бардак! Откуда здесь посторонние? — недовольно бросил Филипп. — Выясню. Они прошли чуть вперед и уже почти забыли о несчастном, когда в спину венценосца долетело злобное обиженное шипение: — Занят он… В кого ты только уродился такой? Животное похотливое! Кроме баб ни до чего дела нет! Филипп резко остановился и обернулся, прожигая ледяным взглядом скорчившегося от боли мужчину. Потом так же резко отвернулся и тихо, но жестко, проговорил своему спутнику: — Повесить его. Маркизу только и осталось, что покорно кивнуть в ответ — скор король на расправу, уж лучше дорогу ему не переходить. Казалось, человеческие слабости не для него — всегда собран, холоден, спокоен; от приказов его мурашки по кожи ползут — налево и направо, походя, на тот свет отправляет! Вот уж действительно, бойся немилости! И Адриан боялся. Как никто боялся Филиппа, несмотря на столь близкие, едва ль не братские отношения с молодым королем — как знать, сегодня ты друг, а будешь ли им завтра? — Что с моим конем? — спокойно спросил Филипп, кажется, уже позабыв, что только что обрек на смерть в общем-то мало в чем повинного человека. — С минуты на минуту будет на конюшне. — Отлично. Хочу завтра прогуляться. Посмотрим, стоит ли он тех денег, что за него запросили. Ты со мной едешь, так что будь готов. Они прошли по длинному коридору, свернули в одну из арок и вскоре вышли на просторный балкон, с которого открывался прелестный вид на одну из главных сокровищниц королевских владений. Там, внизу, устроившись на резных скамьях вокруг просторного бассейна, предавались безделью юные наложницы короля. Да, к женщинам у Филиппа отношение особое. Лишенный материнской ласки, он женщин ненавидел и презирал. И в то же время, хотелось приглушить детские обиды целебным эликсиром женской любви. Даже такой — неискренней, продажной, доступной. Благо, желающих отказать молодому мужчине было немного — на свой «гарем» он не скупился; за ночь любви девушка из самой бедной семьи вполне могла стать обладательницей несметного, по меркам простого народа, богатством. За каждый камешек, за каждую безделушку, что так заманчиво искрится и сияет на солнце, заставляя позабыть о таких недоразумениях, как отнятая честь и украденная юность, вчерашние чопорные девицы готовы едва ль не глотки друг дружке перегрызать в гонке «кто быстрее залезет в штаны к молодому королю»! — Ну и где она? — спросил Филипп, равнодушно оглядывая полуголых девиц. Адриан осмотрелся и кивнул в самый дальний угол — там, возле фонтана, одиноко стояла молоденькая девушка в длинном светлом платье. — Рыжая? — недовольно сморщился Филипп. — Я же просил найти темненькую. — Да будет тебе темненькая! Подожди. Сам знаешь, с девственницами нынче сложно — девчонки вырасти не успевают, а их уже в жены повыгоднее продать стараются. — А эта? Девственница? — Да. Чиста и непорочна. Не смог пройти мимо и не привезти тебе этот подарок. — Выслужиться пытаешься, что ли? — усмехнулся Филипп. — Ну зачем ты так? Не нравится — увезу обратно. — А ты еще обидься давай. Пошли уже смотреть твою девицу. — Филипп, только маленькая проблемка есть с ней, — вдруг замялся маркиз, когда тот уже направился к лестнице. — Какая? — Ну… В общем, она заявила, что не станет твоей любовницей, и обещала придушить тебя ночью, если притронешься к ней. — Ну и на кой ты мне ее привез? — Филипп, разве тебя это когда-то останавливало? В том, что усмиришь ее, я не сомневаюсь ни на минуту, в том, что разрешения спрашивать не будешь — тоже. Так что просто предупреждаю тебя о ее настрое. — Ладно, пошли, на месте разберемся.