— Ему будет больно. И об этом она знает. И ей тоже сейчас нелегко. — Значит, все решила? Кристина кивнула: да. Адриан долго, внимательно смотрел на девушку, принимая решение. Он понимал ее, хоть и не поддерживал. Такие вопросы не решаются в одиночку. Да, Этьен в своем упорстве оставить ее рядом с собой ставит и перед собой, и перед Кристиной слишком сложную задачу — в конце концов, если ему наплевать, что подумают о нем и его выборе, то как будет чувствовать себя эта девочка, вернувшись в стены Дворца, который был ей тюрьмой? В стены, запомнившиеся насилием? А что будет с ней, когда нос к носу, в силу обстоятельств, она столкнется с солдатами, которым Филипп отдал ее на растерзание? Сложно все это. Но и убегать тайком, решая и за себя, и за Этьена — разве выход? Вот куда она сейчас собралась? Немая, едва вставшая на ноги… Как она жить собирается? Где? На что? А она смотрит на него с мольбой и едва не плачет: помоги же мне! Ждет решения от него как приговора. — Хорошо, — спустя долгую паузу проговорил Адриан, уже совсем не улыбаясь ей, — подожди меня здесь — я за ключом. Кристина выдохнула с облегчением и благодарно улыбнулась другу; отнюдь не разделяя ее радости, Адриан уверенным шагом покинул зал. Глава 68 Когда послышались шаги, забилось ее сердечко быстро-быстро. Еще минута, и откроются двери, чтобы навсегда за ней закрыться. Наверно, она будет жалеть об этом решении; наверно, оставшись наедине с холодными ночами, будет плакать, вспоминая недолгое свое счастье и роковую свою любовь… Она это понимает. Но это будет потом, а сейчас ей нужно уходить. Ради него, любимого и желанного. Шаги приближались, гулким эхом отсчитывая последние мгновенья, проведенные в гостеприимных стенах мраморного дворца. Кристина обернулась в надежде увидеть своего друга и помощника… И вдруг попятилась. Оказалось, шел к ней совсем не маркиз — через пару мгновений, заставив побледнеть и невольно отступить, вышел в зал тот, к встрече с которым она сейчас совсем не готова. Злой, мрачный Этьен решительно шел на нее, заставляя пятиться все дальше и дальше от дверей. Какой же наивностью с ее стороны было довериться маркизу! Как глупо было полагать, что Адриан пойдет против того, кто позвал его за собой! Ну конечно, как верный пес маркиз теперь служит ему, Этьену, и напрасно она, Кристина, вдруг возомнила себе, что ради нее маркиз предаст своего нового господина! Кристина остановилась, приготовившись принять на свою бедную голову весь шквал заслуженной злости наследника. А злости у него сейчас хоть отбавляй! Мало того, что ночью его чуть не зарезали в собственной постели, почти до утра пришлось успокаивать свою несостоявшуюся убийцу, так еще и сейчас ему пришлось прервать важное заседание (касающееся, между прочим, их общего врага!) и идти сюда за этой неугомонной девицей! — Уйти, значит, решила, — голос его холодный, чужой, и взгляд такой недобрый! — И что, даже не попрощалась бы? Молчание в ответ. Смотрит на него Кристина испуганными глазищами и даже не пытается оправдаться. Выжидает… Когда от злости плюнет на все и сам выставит за дверь. — Ясно, — мрачно отчеканил Этьен и на дверь кивнул: — Открыть? Кристина не поверила собственным ушам — неужели, правда, отпустит? Не веря, робко кивнула: да. Этьен чертыхнулся в сторону. Устало потер переносицу, а потом… А потом вдруг резко подошел к беглянке, схватил, через плечо перекинул и потащил к лестнице. И ей бы на инстинктах отбиваться начать, возмутиться, а она вывернулась, уцепилась за него, обняла и носом в шею его уткнулась. Пока тащил ее, едва ль не наслаждалась Кристина его теплом, силой и неизменным, едва уловимым ароматом лаванды от его кожи. Но закончилось все так же стремительно, как и началось: стоило им оказаться в спальне, как ее бесцеремонно от себя оторвали и со всей дури бросили на кровать. Сам Этьен отскочил к окну. Пока что не кричал — боялся лишнего сейчас наговорить. Переносицу все тер, на беглянку свою даже смотреть не желал! Пока Кристина растерянно следила за ним с кровати и ждала наказания, ходил взад-вперед и все молчал, молчал… Лишь желваки под кожей играют, и кулаки сжаты так, словно к бою готовится. Листок бумаги заметил на кровати — усмехнулся как-то зло, схватил, читать начал… Замерла Кристина, не рискуя сейчас даже пошевелиться. И он замер, у окна остановившись к ней спиной. Читал. Внимательно. Въедливо. И наперед он знает, что она ему сказать хочет, и кровью сердце обливается, что вот так вот все нелепо, глупо… Ну что он, виноват, что ли, что у Ренарда родился? Да будь его воля, так с радостью на всю жизнь крестьянским сыном остался б! Разорвал Этьен письмо на мелкие кусочки и за плечо выкинул. Застыл. В полнейшей тишине прошла минута, вторая, третья… Она ждала, что он хоть что-то скажет. Уйдет иль, может, накричит, но тишина на плечи давит, и воздух искрится от невысказанных слов. Так и не дождавшись от него ни слова, Кристина тихонечко сползла с кровати и подошла к нему, обняла со спины и носиком промеж лопаток ему уткнулась: прости меня, прости. — Ну что ты творишь? — тихо, обреченно вздохнул Этьен; обернулся и обнял свою Кристину. — Ну зачем? Кристина, я не дам тебе сбежать. Не пущу, слышишь? Кристина чуть отстранилась и подушечками пальцев, осмелев, коснулась его лица. Уставший, напряженный… И злости больше нет — одна растерянность и боль, он устал бороться. Но и отпустить ее не может. — Кристина, послушай меня. Мой отец очень любил мою мать — простую, безродную крестьянку. Но жениться должен был на родовитой принцессе. К чему все это привело, ты сама видишь. Никому это счастья не принесло. Ренард всю жизнь любил женщину, с которой быть не мог. Его законная супруга от ревности и холодности мужа сорвалась и родила Филиппа от какого-то прохвоста. Филипп не знал ни ласки, ни любви… Моя мама всю жизнь любила только отца. Она так и не вышла замуж, жила только мной. Кристина, я не хочу, чтобы у нас с тобой все так же было. Да, я тот самый незаконнорожденный наследник. Я сын Ренарда. Но пока я не король, пока я сын крестьянки, несуществующий граф, мы можем обвенчаться. Кристина заплакала и отчаянно замотала головой: нет! Нет, хороший мой! — Не перебивай меня, — Этьен еще крепче прижал к себе девушку. — Просто выслушай. Мы обвенчаемся, как собирались, я приведу с собой свою жену — никто ничего сделать с этим не сможет! И рты всяким говорунам я сумею закрыть — никто слова о тебе плохого не скажет, поверь мне! Кристина, мне не нужна другая женщина — я люблю тебя, понимаешь? И другой не будет. Ни я, ни мой отец не умеем любить двух женщин одновременно. Я знаю, тебе сейчас тяжело думать о замужестве, тебе страшно думать о том, что когда-нибудь я не сдержусь и захочу от тебя большего, нежели просто обнимать тебя — я не буду тебя торопить, я готов ждать сколько потребуется. Ты сама решишь, что и когда у нас случится. У нас есть в запасе почти пять лет — ты поправишься, успокоишься, заговоришь… Кристина, я помогу тебе, я все для тебя сделаю, слышишь? Только не убегай от меня. Если моя принадлежность к семье Ренарда — это единственная причина твоего побега, то я прошу тебя, останься со мной. Да, легко не будет, сложности будут всегда, но мы же справимся! Я обещаю тебе, все у нас получится. Поверь мне… Кристина, не бросай меня. Каждой женщине важно знать, что ее любят без условий: богатая она или бедная, здоровая или больная, красивая или не очень, святая или грешница последняя… Кристина знала: ее любят. Даже такую — испорченную, падшую психопатку с ножом под подушкой. Она видела, что Этьен принимает ее такой, какой не примет мир, и не знала, что с этим делать. Очень хотелось поддаться, согласиться, принять его заботу и любовь, но имеет ли она на это право? Кто она такая, чтобы принимать столь щедрый дар от будущего короля? Зачем ему такая проблемная? Ему нужна принцесса какая-нибудь заморская — юная прелестница с безупречной репутацией и крепким здоровьем. Ему наследники нужны. А она и на это уже, наверно, не способна — регулярные отвары, которыми ее поили после каждой проведенной с Филиппом ночи, дабы не забеременела ненароком, едва ли добавили ей здоровья. Этьен смотрел на нее и ждал согласия. Ждал заверения, что она останется с ним. В глазах ее растерянных блестели слезы — она не знает, что ей делать. Она любит, она любима… Любая б на ее месте светилась бы от счастья и мысленно выбирала б фасон свадебного платья. А она едва не плачет, глядя в глаза любимого мужчины, и не решается сделать шаг, который так манит и зовет… Пугает неизвестностью. Там, за чертой, любимый мужчина протягивает руку и зовет за собой, а она боится сделать этот шаг, боится переступить черту и осквернить своим присутствием тот светлый мир; ей кажется, что вместе с ней вся чернота придет, и свет погаснет, и тьма накроет их обоих… — Кристина? Тих его голос. Легли на лоб морщинки… Кристина потянулась к ним, пытаясь разгладить — коснулась лба, спустилась к скулам… Под внимательный выжидающий взгляд пальцами к подбородку его прикоснулась. А потом вдруг чуть подалась вперед и к губам его прильнула — осторожно, неуверенно, с опаской. Получив немедленный ответ на робкий поцелуй, чуть отстранилась; в глаза любимого заглянула и едва заметно, решившись, наконец, кивнула: она согласна. Она останется с ним. Но только на время, пока он сам не поймет, какую глупость совершает. Этьен улыбнулся и в ответ к губам ее прильнул. Зацеловал, не скрывая радости, слезы ее вытер и саму улыбнуться заставил! А потом отошел от нее ненадолго, чтобы вернуться назад с колечком, тем самым, с изумрудом. Надел Кристине на дрожащий палец; на удивленный ее взгляд лишь тихо пояснил: — Вероятно, Полина вернула мне его, когда я без сознания был. Не отдавай его больше никому, ладно? И больше никаких ножей в нашей постели, договорились? С ножом, конечно, он погорячился. Кристина кивнула ему, согласившись, но уже завтра она раздобудет себе новый нож взамен отнятого — спокойнее ей, когда знает, что под рукой всегда есть чем оборониться. В постель она, конечно, нож больше не потащит, но хотя бы в складках платья спрячет. Так, на всякий случай. Потому что пока рыщет по этому свету белобрысое чудовище, покоя ей не будет. * * * В далекой столице на стол Филиппу в эту минуту легло донесение: граф Анри де Леронд нашелся в Абервике. Глава 69 Сумасшедший день подходил к концу. Погрузившись в теплую ванну, наследник отдыхал. Тяжелый выдался день, но вроде бы не так уж все и плохо: с Кристиной удалось договориться, и есть надежда, что неприятных сюрпризов больше не будет; маркиз невольно доказал свою преданность, предупредив о намерениях беглянки; от него же, маркиза, знают они теперь и о слабых местах Филиппа — не так уж страшен зверь, как им пугают. Вся сила его держится на страхе людей, а это слабоватый фундамент. Филипп держит страхом, а он, Этьен, удержит доверием. Пусть нет у него, бастарда, большой армии, но зато есть люди, которые готовы служить ему преданно, идейно! А вот Филиппу о таком только мечтать приходится, и можно только посочувствовать ему: не зря он кругом предателей ищет — нет рядом с ним тех, кто, не задумавшись, жизнь за него положит. Тихо. Спокойно. Кристины рядом не хватает. Аромат лаванды, смешавшись с паром, заполнил ванную, напоминая о детстве. Его детство пахло лавандой. Он никогда не задумывался, почему так, но мать лелеяла этот запах и при каждом удобном случае тащила в дом букетики сиреневых цветов — сушила их и клала под подушку «для хорошего сна», как она выражалась, с улыбкой глядя на сына. Запах матери, запах детства… Надо же, какое совпадение — здесь, во Дворце, построенном Ренардом, тоже любят лаванду. Или все-таки, это совсем не совпадение? Пока Этьен нежился в теплой водичке, Кристина пыталась заснуть. У нее тоже сегодня день выдался не из легких: и себя измучила, и его измучила — а все не спится. А все вспоминается и ночное происшествие, и неудачный побег, и последовавший за ним гнев Этьена. Кристина с тоской разглядывала колечко на пальце и гадала, правильно ли она сделала, что согласилась остаться. И речи быть не может, чтобы замуж за него идти, но она надежду ему сегодня дала, она не остановила их обоих на стремительном пути, никуда не ведущем. И все же понимает она, что Этьен не готов пока ее отпустить — потому и не ушла. Потому осталась. Кристине не спалось. И где-то в глубине души она знает, почему заснуть не может — уж больно тихо здесь и одиноко, тепла любимого не хватает и ласкового темного взгляда. А еще она не знает, насколько злость наследника утихла; после их примирения он опять убежал по бесконечным своим делам, а теперь вот спрятался в ванной и к ней, похоже, совсем не спешит. Она ждала его и терпеливо вслушивалась в тишину, надеясь различить скрип открывающейся двери. Но в комнате тихо, и за дверью, что в ванную ведет, нет никакого шевеления, обещающего ей возвращение тепла и покоя. А ей плохо сейчас, очень плохо! Ей стыдно перед ним за себя, за поведение сумасбродки… И противоречащие чувства рвут измотанную душу: ей надо бы бежать, держаться от него подальше, но холодно ей без него и очень страшно даже сейчас, когда он рядом, всего лишь ушел в ванную. И плакать хочется от мысли, что не сможет она в этом мире без него отогреться, что нужен ей запретный этот человек, и даже сейчас, вопреки всем страхам ее, ей хочется, чтоб он вернулся, лег рядышком и обнял ее крепко-крепко, как может только он один… Тогда она успокоится, тогда она заснуть сможет. Но нет его. Как будто затаил обиду и нарочно мучает ожиданием. Кристина полежала еще немного, подождала, а потом, не выдержав одиночества, вдруг встала и направилась к зеркалу. Она не знала в тот момент, что будет делать дальше. В последнее время все чаще и чаще собственные поступки оказываются сюрпризом для нее самой. Будто в темноте бредет она и не видит дороги, полагаясь лишь на неведомое чутье, что вновь и вновь толкает на немыслимые шаги. Кристина подошла к зеркалу. Застывший взгляд устремился на девушку в отражении — молодую, с застывшей маской безразличия на лице и грустными не по годам глазами. Жутко осознавать, что та молчаливая статуя и есть ты сама. А ведь когда-то она могла смеяться. Она бегала тогда босая по золотистому лугу, заливалась смехом и даже представить не могла, куда ее дорожка жизни заведет… А ведь когда-то она и кокетничать умела, дразнить юнцов, оставаясь недоступной, неприступной девой, что хранит себя для единственного, суженного… А ведь когда-то, еще совсем недавно, уже будучи униженной, истерзанной Филиппом, она возрождалась в руках любимого и даже, поверив, что все беды позади, готовилась к свадьбе. Когда-то, еще недавно, она была совсем другой. Вернется ли когда-нибудь та девочка, что похоронена заживо в глазах, что с тоской взирают на Кристину с ее собственного отражения? Сумеет ли она стать прежней и услышит ли когда-нибудь хоть кто-то, как умеет она смеяться? Сумеет ли тот, кто так яростно просит остаться и заверяет, что все еще будет хорошо, опять вытащить ее из этой убивающей бездны? Кристина неуверенно коснулась плеча и приспустила край сорочки. С некоторых пор она ненавидит зеркала, боится увидеть в них себя — падшую, убитую, с синяками на коже. Боится увидеть следы истязаний и вновь в деталях вспомнить все кошмары. Но под приспущенной тканью не видно синяков — ее кожа чиста, чуть розовата и все так же нежна, как и прежде. Девушка осмелела, приоткрыла второе плечо… А потом и вовсе сорочка соскользнула на пол. Нет больше синяков. И даже шрам на груди почти незаметен. Она стройна, красива, и на теле ее будто бы нет порока. Только вот она знает прекрасно, как невидимым огнем горит на ней клеймо, печать жестокости Филиппа. А ей так хочется быть прежней. Ей так хочется не со страхом, а с гордостью ловить на себе восхищенные мужские взгляды. Ей так хочется с улыбкой, с легкостью на душе идти в объятия любимого мужчины… Взгляд упал на комод — там, в ящике, наверное, лежит еще из тонкого кружева пеньюар, подаренный ей незадолго до роковой поездки в столицу. Она берегла его для «особого случая», который так и не настал и вряд ли уже настанет. Кристина потянулась к ящику — действительно, отголосок прошлой, почти счастливой жизни еще хранится там и ждет своего часа. Кристина провела ладонью по мягкой шелковистой ткани, а потом не удержалась и надела. Красиво. В той, прошлой, жизни здесь Этьен был бы рад увидеть ее в этом одеянии… А сейчас? Он уверял сегодня, что готов ждать ее сколько угодно. Но сам чего он хочет? И хочет ли вообще? Ни взглядом, ни словом ни разу не выдал своих желаний — только забота, только защита. Так может, и нет у него больше никаких желаний? Может, как женщина она ему и вовсе больше неинтересна? Он любит ее — она это знает. Но разве это гарантия, что ему не будет противно прикасаться к ней после Филиппа и всех тех, кому с такой щедростью мучитель отдавал ее на потеху? Кристина долго смотрела на ручку двери, ведущей в ванную. Там человек, который нужен ей сейчас как воздух. Нужен, чтобы понять себя саму, чтобы успокоиться и вновь в себя поверить. Она изнывала от одиночества, и шальная мысль постучалась тихонько: а что, если… Кристина коснулась холодной витой ручки, совсем не уверенная, что поступает правильно. А с другой стороны, ну что ей грозит? Если разозлится, выгонит ее — так, может, даже лучше это будет? Дверь поддалась совсем бесшумно. Кристина ступила внутрь и тихонечко прикрыла за собой дверь; Этьен, закрыв глаза, лежал в ванне и гостью свою не заметил. Ступая босыми ногами по холодному камню, она прошла дальше и тут же укорила себя за неуместную смелость — нет, похоже, к таким подвигам она еще не готова. Неприятная дрожь пробежала по скрытому под кружевом тельцу, взгляд метнулся от Этьена к выходу, вот только поздно отступать — не может она больше и шагу ступить. Кристина обреченно на стенку облокотилась и рвано выдохнула, кляня себя, непутевую, за очередную глупость. Но что поделать, если как магнитом тянет ее к нему, несмотря на страх и осознание всей невозможности их союза? Почувствовав, что в комнате кто-то есть, Этьен открыл глаза. — Кристина? Что случилось? Тревога промелькнула в его глазах; он и мысли не допускает, что пришла она сюда только лишь из-за него. Кристина головой покачала: ничего не случилось. А сама дышать боится и от взгляда его не знает куда прятаться. Тревога отступила. С интересом, любопытством рассматривал Этьен девушку, гадая, что же привело ее сюда, раз ничего не случилось. А под кружевом так явственно проступает ее тело… Кристина жмется, смущается перед ним, не понимая, сколько самообладания нужно изголодавшемуся по ней мужчине, чтобы прямо здесь и сейчас не наброситься на нее подобно дикарю. — Отвернись. Он с трудом заставил голос не дрожать. А она и не подумала отвернуться и даже едва заметно качнула головой: нет. Вот как? Ну что же, ладно. В конце концов, он предупредил, и если она сейчас испугается, то в следующий раз будет куда осмотрительнее, входя к нему в столь интимный момент! Этьен с шумом вылез из воды и направился прямиком к Кристине. Не испугалась. Она по лицу его понять пыталась, злится он на нее или нет. Да вроде бы не злится, только взгляд его тяжелый какой-то, и что-то новое, когда-то уже виденное, но позабытое, появилось в потемневших его глазах. Кристина смотрела, затаив дыхание, как груда смуглых обнаженных мышц приближается к ней. И ни отвернуться от него, ни сбежать она не может… Аромат лаванды и покой окутали ее, когда он подошел вплотную. — Стенку перестань царапать. А она и не заметила, что вот уже несколько минут, не щадя ногтей, сдирает позолоту с камня на стене. Кристина виновато посмотрела на Этьена и сжала вспотевшие ладошки в кулачки.