— Мы увидимся, — пообещала она. По коридору сновали сотрудники, бросая в их сторону любопытные взгляды. Что можно было сказать в этом месте еще? В другом месте, возможно, эта беседа звучала бы совсем по-иному. Но Катя пока еще боялась возвращаться туда даже мысленно. Черное стекло неподвижной воды квадратного пруда, отражающей свет фонарей. Темная аллея. Пустая скамейка. Сладостно-злая грусть, что Амор мне дал… Осаждаемое толпами туристов, снобов, экспатов, ночных выпивох, нариков, гуляк, булгаковедов, литературоведов, экскурсантов, любителей старой Москвы, начинающих писателей, ищущих вдохновения, старых грымз с мопсами на поводках, шлюх, понаехавших, записных модников, потребителей «лабутенов», несчастных влюбленных, ревнивцев, разведенных жен, толстосумов, диссидентов, художников, просто случайных прохожих, — это место… Это место всегда диктовало свои слова для всего. Для объяснений в любви. Для жутких кровавых историй. Для бессмертных романов, для рукописей, что не горят… Для тайного шифра полной, благословенной амнезии. И для тайн, что живут в тихих переулках, за окнами квартир.