А стоя в прозекторской возле стола с телом, ощущая эту вонь, несмотря на ментоловые усы из мази на верхней губе, она пожалела стократ! Ей показалось, что, когда она сказала, что пойдет с ним туда, в глазах Гущина мелькнула искорка. И тут же он еще больше побледнел. — Какова давность смерти? — спросил он глухо из-под своей прозрачной маски. — Три-четыре дня. Консистенция кожных покровов рыхлая, — Сиваков все тыкал несчастное тело. А затем взял огромные, страшного вида хирургические ножницы и начал осторожно обрезать одежду — куртку, свитер, футболку, спущенные до лодыжек трусы и брюки. Слипшуюся, грязную, окровавленную одежду он аккуратно складывал в контейнер на соседнем столе. Когда тело предстало в своей первозданной наготе, помощник Сивакова взял анализы крови. Сиваков низко наклонился и, чуть не касаясь маской ужасных кожных покровов, начал что-то рассматривать. Затем взял пинцет, начал собирать какие-то образцы из ран. Катя широко расставила ноги и изо всех сил уперлась в мраморный пол прозекторской. Ничего такого еще не произошло, а ей уже дурно. Она покосилась на полковника Гущина. Тот неотрывно глядел на пинцет в руках патологоанатома. — Мужчина, европейской внешности, возраст от сорока до сорока пяти лет, — монотонно забубнил Сиваков. — Средней упитанности, с хорошо развитой мускулатурой. Возможно, светлый блондин или рыжий. «Головы-то нет. Как он узнал, что рыжий?» — подумала Катя. — Веснушки на коже груди, пигментация, рыжие волосы на ногах, светлые волосы в области лобка. Явно не брюнет, — Сиваков словно откликнулся на ее незаданный вопрос. — В ранах в области шеи и запястий много хвои, фрагменты листьев, перегноя. — Я предположил, что его убили где-то в другом месте, а в лес у Калужского шоссе привезли на машине похоронить. Но если в самих ранах хвоя и перегной, то что? — еще более хрипло спросил Гущин. — Могли и в лесу убить и расчленить? — Могли и в лесу, — ответил Сиваков. — Но раны могли быть так загрязнены и в момент захоронения. Точно сказать невозможно. Ищите место, где он был убит. Гущин тут же хотел звонить, дать ЦУ, чтобы местные оперативники повторно выехали в лес к шоссе и осмотрели прилегающую к могиле территорию уже со служебной собакой. Но в комбинезоне мобильный было не достать из кармана. Да и маска мешала болтовне. — Что стало причиной смерти? — спросил он. — Не знаю пока, — ответил Сиваков. — Раны на руках и в области шеи рубленые. Много осколков костей. Нанесли несколько ударов, скорее всего, топором. — Раны на руках прижизненные, — сказал Гущин. — Он был еще жив, когда ему отрубили кисти, чтобы затруднить опознание. — Это повреждение, — Сиваков указал пальцем на торчащий из плеч фрагмент позвоночника, — посмертное. Внезапно он обернулся к переговорнику и попросил: — Анализ крови как можно скорее чтобы был готов. — Алкоголь? Думаешь, был пьян? — спросил Гущин. — У него следы инъекций на плече, — Сиваков кивнул на тело. — Делали укол прямо через одежду. И не в то место, куда обычно колются сами наркоманы. Катя ничего не различила в этом ужасе разложения. Никаких следов инъекций. Но Сивакову поверила. — Резать или сначала все вместе осмотрим одежду? — неожиданно самым невинным тоном предложил Сиваков. «Он над нами потешается, — подумала Катя. — Это при мертвом-то изуродованном теле! Думает, если сейчас резать-вскрывать его начнет, мы с Гущиным в обморок прямо здесь хлопнемся. Сначала я, потом он. Нет, сначала он, потом я». — Одежду, одежду давай, — неприлично торопливо попросил Гущин. — Я бегло куртку осмотрел — ни документов, ни бумажника, ни кредиток, ни мобильника. — На пластике кредиток остаются хорошие отпечатки пальцев, — словно сожалея, сказал Сиваков и повернулся к контейнеру со срезанной одеждой. Он медленно брал из контейнера фрагменты и раскладывал на мраморной столешнице. Ощупывал. Смотрел, есть ли бирки, метки. Куртка, свитер, футболка… — Одежда поношенная, но хорошего качества, — сказал Гущин. — Свитер корейский, мохер с синтетикой, — Сиваков гладил пальцами в перчатке окровавленный лоскут с биркой. — Такие раньше продавали на вещевых рынках, а теперь — в торговых центрах при вокзалах, на станциях. А также в маленьких городах, где не особо модничают. — Татуировок нет, — заметил Гущин. — Ни одной. Не отпетый уголовник, однако все же был ранее судим. — А вот ботинки у него очень хорошие. Замшевые, — заметил Сиваков, извлекая из контейнера ботинок и внимательно его рассматривая. — Сорок третий размер. Ну правильно, мужик роста был выше среднего. Он не производит впечатление хилого и слабого. Он достал из контейнера окровавленные лоскуты трусов. И снова обернулся к телу. — Взгляните на раны в области половых органов, — сказал он. — Ожоги в области лобка, мошонки. Использовали или зажигалку, или маленький самодельный факел. Ту же ветку сухую могли поджечь и ткнуть. Пытали его, дорогие мои коллеги. Прижигали перед тем, как убить. — Пытали? — еле слышно прошелестела Катя. — Вот именно. Интересно, что нам даст анализ крови? — Сиваков покачал головой. — Пытки. Прижизненные раны рук, удаление кистей, головы… Полковник Гущин тем временем извлек из контейнера разрезанные джинсы — сначала одну штанину, затем другую. Голубая ткань заскорузла от крови в области пояса и молнии. Он выложил все это на мраморную столешницу, провел рукой и… — В кармане что-то есть, — сказал он. Эксперт Сиваков снова вооружился ножницами и разрезал карман. Катя увидела что-то черное. Ей сначала показалось — это большой жук-трупоед, и она отшатнулась. Но затем морок рассеялся, и она увидела ключ и брелок. — Ключик, — Сиваков поддел все это пинцетом. Он поднял руку. Брелок покачивался. Матовая пластмассовая поверхность его словно взывала к… — Федор Матвеевич, это же его вещи! — воскликнула Катя. — Он же за них брался руками! — Захоронение давностью три-четыре дня, сырость, загрязнение. Вряд ли что-то можно изъять с такого вещдока, — заметил Сиваков. — Федор Матвеевич, у него все забрали — мобильник, бумажник, документы, а про ключи в кармане забыли! — не унималась Катя. — На экспертизу. Дактилоскопическую, — сказал Гущин. — И… о черт, до телефона не доберешься в этой амуниции! — На экспертизу. Дактилоскопическую — упаковать и отправить, — приказал Сиваков помощнику, передавая брелок. — Ну что, дорогие мои коллеги? Приступим? Я приступаю к вскрытию тела неизвестного мужчины возраста примерно сорока — сорока пяти лет, европейской внешности, умеренной упитанности, — забубнил он для записи на диктофон, одновременно выбирая на хирургическом столе свои устрашающие инструменты. Когда он сделал первый разрез, Катя тихонько повернулась и на ватных ногах заковыляла прочь из прозекторской. В коридоре за этими герметичными дверями она сначала усиленно дышала и все никак не могла надышаться. Пропахший формалином воздух казался ей почти по-альпийски свежим. Полковник Гущин продержался на вскрытии ровно полчаса. Когда Сиваков что-то там начал пилить и извлекать, он тоже вышел вон — с чрезвычайной поспешностью. Содрал с лица маску и плюхнулся на банкетку рядом с Катей. Помощник Сивакова по традиции тут же принес заготовленную заранее склянку с нашатырем. Помог Гущину снять грязные резиновые перчатки. Гущин нюхнул нашатырь. — Хочешь? — спросил он Катю, словно предлагая дозу бог весть какой наркоты. — Нет, — ответила она. Она не стерла свои белые ментоловые усы с верхней губы, так и сидела с ними. Оно вернее. Гущин тут же начал звонить и раздавать ЦУ — насчет осмотра территории леса со служебной собакой, насчет дактилоскопии с брелка сигнализации и насчет розыска бесхозной машины неизвестно какой марки. Оперативники сообщили последние новости. По сводкам из района, а также из соседних Щербинки и Троицка никаких сведений, звонков или заявлений о пропаже без вести мужчин за последние пять-шесть суток не поступало. — Если он уголовник, — сказала на это Катя, — то неудивительно. Сиваков истово трудился в прозекторской, бодро извещая Гущина и Катю о каждом своем действии по вскрытию безголового трупа. Они сидели и терпели, радуясь, что снова находятся по эту сторону прозрачного стекла. Через два часа явился эксперт из лаборатории. — У неизвестного алкоголя в крови нет, — сказал он Гущину. — Но кое-что другое мы обнаружили. — Что? — спросил Гущин. — Тиопентал натрия. Солидная доза. — Наркотик? — спросила Катя. Эксперт-гематолог лишь глянул на нее и зашел в прозекторскую. Они с Сиваковым о чем-то начали шептаться над мертвым телом.