Роберт попробовал изменить положение тела, которое болело и ныло каждой своей клеточкой. Провел по руке Анны-Марии. Почувствовал кончиками пальцев шелковистые волоски. Его захлестнул поток воспоминаний. О том, как Анна-Мария жевала бумагу, когда вынашивала Петера. Срывала клочки, оставшиеся на спирали блокнота, после того как вырвали лист, и жевала. И как он боялся, что это навредит ребенку. А до того как пошли дети, еще совсем юными, они жили в холодной «однушке» на Тиммермансгатан, где зимой на чердаке белье сохло целую вечность, потому что замерзало. Как была счастлива Анна-Мария, когда поступила в полицейскую школу! А он все боялся, что она найдет там кого-нибудь другого. На свадьбе она не пила спиртного, и все, конечно, поняли почему. Зато так танцевала, что наутро едва встала с постели. А отец Роберта напился в тот день как никогда… Роберт взял ее безжизненную руку и поднес к своим губам. – Ты должна вернуться ко мне, – прошептал он. – Анна-Мария, дорогая, не уходи. Я люблю тебя. Я должен повторить тебе это еще много-много раз. Я люблю тебя. Суббота, 7 мая Карл фон Пост разбудил Ребекку Мартинссон в четвертом часу ночи. Он стоял на пороге, как привидение, и осторожно постукивал по дверной раме. Снуррис уже крутился у его ног, предлагая поиграть. В счастливых собачьих глазах стоял вопрос: «Не пора ли, в самом деле, позавтракать?» Ребекка села в кровати. Она проснулась сразу, но тяжесть в теле заставила насторожиться. Отдохнуть ночью в очередной раз получилось плохо. – Извини, Ребекка, я только… мне тут пришла в голову одна вещь… – Выведи собаку во двор, а я поставлю кофе, – отозвалась Ребекка. Она надела вчерашнюю одежду, включила перколятор и зажгла плиту на кухне. Когда подняла жалюзи, комната, несмотря на ночь на дворе, наполнилась мягким весенним светом. Снуррис и фон Пост вернулись через десять минут; фон Пост – весь в снегу. – Поскользнулся, когда играл с ним, – признался он. «Мой маленький психотерапевт», – подумала Ребекка и почесала Снурриса за ушами. Они сели за стол каждый со своей чашкой кофе. Ребекка зажгла камин. Снуррису, несмотря на ранний час, тоже подали завтрак. – Никак не получалось заснуть, – начал фон Пост. – А потом пришла в голову одна мысль. Ты сказала, что не понимаешь, зачем Пеккари купили типографию? – Да. – Бумагу пропитывают кокаином, это один из способов его транспортировки. Кокаин легко растворяется в воде и спирте. Все просто. Ты растворяешь кокаин, потом кладешь в кювету лист бумаги. Высушиваешь. Адресат получает бумагу, измельчает ее, снова вымачивает и выщелачивает кокаин. Для этого не нужна лаборатория, достаточно обычного моющего средства. Потом жидкость выпаривают. Кокаин остается. – Кокаин производится в Колумбии, – вспомнила Ребекка. – В Европу часто попадает в контейнеровозах, в Швецию – автомобильным транспортом, через Балканы. Верно? – Да, но с изменением климата появились новые транспортные маршруты в Северном Ледовитом океане. Их тоже нужно учитывать. – То есть теперь можно выгружать товар в Норвегии или каком-нибудь русском северном порту. – И оттуда доставлять в Швецию, другие скандинавские страны и континентальную Европу. Пограничный контроль между Швецией, Финляндией, Норвегией и Эресундом не такой жесткий. И потом бумага… кто ее проверяет? – Теперь понятно, почему те двое так держатся за Кируну. Что им убийство двух полицейских… Ребекка подошла к коробкам на полу, достала бухгалтерские документы. Быстро переворачивая страницы, продолжала рассуждать вслух: – Я думала, они хотели использовать типографию для отмывания денег. Очень может быть, что так оно и есть. Вот только заказчик за границей. Они печатают инструкции для кофейных автоматов, к примеру… ну или для другой техники. Не самый доходный бизнес, скажем прямо, и это делает типографию в наших глазах еще более интересной… – Насколько интересной? – перебил Ребекку фон Пост. – Я дал санкцию на обыск дома. Специалист из компании «Замки и сигнализация от Бенни» будет там через… – он посмотрел на часы, – двадцать минут. Не хочешь присоединиться? Это уже было кое-что. Ребекка встала и с благодарностью посмотрела на фон Поста. Снуррис тоже вскочил на лапы. – Тебя это не касается, парень, – сказала ему Ребекка и повернулась к фон Посту: – И как ты обосновал обыск? – Наплюй на это, Мартинссон, – ответил фон Пост. – Будем исходить из того, что хотим их посадить. А там пусть меня судят за превышение полномочий. Он дал Ребекке ключи от своей машины. Сам сел на пассажирское место. Ребекка поняла, что фон Пост пил сегодня ночью и после того, как они расстались, и поэтому не хочет вести машину. Быть того не может, чтобы в его дорожной сумке не оказалось бутылки. О жене Ребекка так ничего и не спросила. «Мы ведь с ним не стали друзьями», – сердито подумала она. В четверть пятого утра они подъехали к типографии – одноэтажному строению из зеленого рифленого железа в промышленной зоне. Ребекка нажала на газовую педаль и на большой скорости въехала на заметенную стоянку. Снег брызнул в лобовое стекло. Ребекка включила «дворники», но это не помогло. За какие-нибудь пару секунд стекло покрылось искрящейся белой коркой. Ребекка затормозила. Карл фон Пост закричал и уцепился за то, что попалось под руку, чтобы удержаться на месте. Ребекка рассмеялась. Они вышли и оказались по колено в снегу. – И как ты думаешь отсюда выбираться? – спросил фон Пост, кивая на сугроб перед машиной. – Разве у тебя нет в багажнике лопаты? – Она заглянула в его удивленные глаза и добавила уже серьезнее: – Ты давно живешь в Кируне? Бенни из «Сигнализации и замков от Бенни» объявился минутой позже. Он благоразумно припарковался у обочины и осторожно пошел к двум прокурорам. Бенни был обут в высокие сапоги и как будто прихрамывал. Во всяком случае, останавливался время от времени и ставил сумку с инструментами, которая почти утопала в снегу. – Что с вами? – участливо поинтересовалась Ребекка. Бенни вздохнул. – Ездил на бойню прошлой зимой на снегоходе сквозь сугробы. И вот, чисто рефлекторно, опустил ногу, чтобы оттолкнуться. Не успел оглянуться – разрыв крестообразной связки. Бенни махнул рукой, предупреждая возгласы сочувствия. – Это ничего, просто никогда не нужно торопиться. Открывая ящик с инструментами, он заговорил о последних новостях. Бенни читал об Анне-Марии и Томми Рантакюрё в газете. – Рано или поздно в этом городе должно было случиться нечто подобное. – Он сдвинул на затылок шапку с ушами. Бенни оказался достаточно опытным взломщиком, чтобы не спрашивать, какое отношение имеет происшествие в летнем доме к работе, которую он только что сделал. – Надеюсь, вы их поймаете, – напутствовал он прокуроров на прощание. Потом кивнул и поковылял обратно к своей машине, ни словом не упомянув о надбавке за работу во внеурочное время. Ребекка и фон Пост ощупали стены и наконец включили свет. Загудели люминесцентные лампы. Типография не имела окон и представляла собой что-то вроде открытого офисного помещения. Одна дверь, похоже, вела в туалет. Другая – в кабинет со стеклянными стенками, достаточно прозрачными, чтобы можно было видеть, что внутри нет ни письменного стола, ни шкафов с папками и бумагами – ничего, что указывало бы на специфику предприятия. – И никакого типографского оборудования, – заметила Ребекка. – Разве не странно? – Очень странно, – согласился фон Пост. Вдоль стен, на поддонах для печати, громоздились тюки с бумагой. – Я звоню в NFC[80], – сказал фон Пост, – они должны это видеть. Собаку вызываем? – Да. Но сначала посмотрим сами. – Что посмотрим? – не понял фон Пост. Ребекка пожала плечами и достала перочинный ножик. Потом встала на край поддона и вскрыла полиэтиленовый чехол на тюке с бумагой. – Даже не знаю. – Она взвесила в руке небольшую кипу. – Тебе не кажется, что она должна быть легче? Фон Пост взял бумагу из рук Ребекки. – Да, похоже. Это были не обычные листы формата А4. Ребекка пролистнула кипу большим пальцем. – Обрати внимание на цвет, – сказала она. Верхний лист в упаковке был белый. Остальные чуть отсвечивали фиолетовым. – Вижу. Фон Пост взял белый и фиолетовый листы, сравнил вес. – Все-таки белый легче, как мне кажется… Или я очень хочу, чтобы он был таким. Ребекка осматривала типографские поддоны, мысленно оценивая обороты. – Сколько здесь бумаги, как думаешь? – спросил фон Пост. – Полтонны есть? – Тридцать-сорок процентов веса – чистый кокаин. То есть двести килограммов на упаковку. И если один грамм на улице стоит тысячу баксов… Двести кило… Сбыт, конечно, тоже во что-то обходится, но все равно это очень, очень хорошие деньги. – Сколько конфисковали во Фрихамнене в Гётеборге пару лет тому назад?