В спорте слишком много дерьма – как и везде, где бал правят деньги. Бёрье подумал о мальчишках, чьи головы гудели от фантазий, как пчелиный улей. Одни мечтали о большом спорте и больших победах, другие хотели заработать на еду и крышу над головой. Большинство остались ни с чем. В боксе они значили не больше, чем набитая песком груша. Выброшенные с ринга за негодностью, подметали где-нибудь полы трясущимися руками, запинались и с трудом удерживали мысли в травмированной голове. Бёрье их навидался – тех, кто первое время подавал надежды, и безнадежных изначально. Немногие боксеры могут зарабатывать действительно большие деньги, но и таких время от времени ставят на место. После отказа Мухаммеда Али воевать во Вьетнаме в Штатах не осталось ни одной арены, где он мог бы боксировать. Солнце поднимется все выше, свет сочится на землю сквозь молодую зеленую листву. Бёрье больше не может быть частью этого. Он охладел к боксу. Что-то умерло в его разбитом теле минувшей ночью, пока Бёрье спал. И теперь он скорбит, как перед серым могильным камнем на кладбище. Бёрье встает со скамейки и трусцой бежит к отелю. Ему тошно, но этого не видно со стороны. Парни у отеля в плохо сидящих форменных кителях снуют с чемоданами возле машин такси. Они приветствуют Бёрье как победителя. Девушки за регистрационной стойкой кричат: «Great match!»[94] Бёрье машет им рукой, но внутри у него все умерло. После душа он завтракает с Парисом. В зале обычная публика – мужчины в костюмах, супружеские пары средних лет и семьи с детьми – усердные едоки блинчиков со сливками и джемом. Парис слушает Бёрье, не перебивая, а потом говорит: – Только не руби сплеча. Здесь есть над чем подумать. – Конечно, – соглашается Бёрье. Но решение уже лежит на душе тяжким грузом. Оно как якорь, который Бёрье никогда не сможет поднять со дна. На столе разложены газеты – судья поднимает руку Бёрье. Громкие слова. Похоже, все успели забыть о «договорном» поединке в Катскилле. Он заказывает билет в Швецию. Заработанного хватит на какую-нибудь доходную недвижимость в Эльвсбю. Боксерский клуб, конечно. Они болели за него и теперь не могут поверить своему счастью. Но Бёрье должен научиться гнуть трубы и чинить крыши, и надеется при помощи деревенских пенсионеров освоить эти ремесла. Пусть не всё сразу, но его место там. Так он решил. * * * Истоки Турнеэльвен в окрестностях Унна-Аллакас и Сянгели, к юго-западу от питающего реку озера Турнетреск, растянувшегося на семь миль. Господа из города давно положили на нее глаз. Чертежи гидроэлектростанции в архиве ждут своего часа, но пока Турнеэльвен течет свободно. Бёрье и Рагнхильд плывут в Тальвимаселет, через Пауранки. Пороги за поворотом еще не видны, но Рагнхильд уже велела Бёрье подтянуть ремешки на спасательном жилете и надеть шлем. Бёрье волнуется, сам не знает почему. Вот река поворачивает, и их глазам открываются пороги. Первое время Бёрье не понимает, что происходит. Прямо перед ним на уровне глаз – верхушки елей. Это высота падения. Бог мой, они у края пропасти… Бёрье сжимает весло так, что пальцы становятся белыми. Рагнхильд кричит ему, чтобы греб. Они должны держать скорость выше, чем у воды, иначе потеряют управление на порогах. Рагнхильд у руля. Правит одним рулевым веслом вперед, другим назад. Изо всех сил старается держаться правее от середины, одновременно высматривая «королевскую борозду», которой они должны держаться. Уровень слишком высок – с гор сошло много талой воды. Течение становится более мощным. Вокруг резиновой лодки вздымается белая пена. Но пути к отступлению отрезаны. Ни малейшего шанса выбраться из потока, который несет их на пороги. Еще секунда – и они на «затылке» порогов, летят прямо в их пенящуюся пасть. – Назад! – кричит Рагнхильд. Но ее голос почти не слышен за грохотом. Бёрье сидит спереди, на краю, и гребет так, что мышцы горят. Теперь они изо всех сил стараются держаться левой стороны, чтобы попасть в нужную стремнину. Со всех сторон мечутся белые водяные искры. Справа – встречная волна, получившая название по имени туриста, который в этом самом месте встал в полный рост, чтобы ее сфотографировать. Опасное место. Эту воронку они должны проскочить, чтобы попасть в «узкие ворота». Рагнхильд рассказывала Бёрье об одном своем знакомом рафтере, которого засосала вот такая воронка. Спасательный жилет не смог противостоять силе, утянувшей тело на дно. Отец рафтера десять дней просидел на берегу, пока тело наконец не вытолкнуло на поверхность. Рагнхильд и Бёрье на волосок от смерти. Страх как железный обруч под ребрами. В последний момент, когда проходят воронку, Рагнхильд поднимает весла, чтобы не сломать правое о ветку, и они что есть силы вцепляются в борта. Нос приподнимает, лодка встает на дыбы. Они перебрасывают багаж в переднюю часть, чтобы составить противовес. Бёрье успевает представить себе, как их вышвыривает за борт, лодка переворачивается, накрывая их и они под ней застревают. Встречные волны брызжут белой пеной, которая со всех сторон заливает лодку. А потом это вальсирование заканчивается, и Рагнхильд кричит: «Päälle vain!»[95] – перекрывая рев реки. Слаломным курсом они лавируют между валунов, грозящих разорвать лодку на куски. Все проходит быстро, река успокаивается. Пороги остаются позади. Перед Рагнхильд и Бёрье расстилается широкий, ровный плес. Бёрье оглядывается. Он знал, что пороги двухкилометровой длины. Разве можно миновать их за несколько секунд? Он смотрит на Рагнхильд – насквозь промокшую капитаншу у руля, и оба громко смеются. Пусть лодка дрейфует как ей вздумается. Руки и ноги дрожат от усталости. У Бёрье едва хватает сил утереть пот со лба. Рагнхильд показывает на избушку любителей спиннинговой ловли с южной стороны. А Бёрье удивляется ощущениям в теле, когда сердце снова входит в нормальный ритм. Тишина и счастье – почти как после боя. Он не привык слишком много думать. При этом, конечно, размышлял о том, какой была бы его жизнь, если бы он вернулся в Соединенные Штаты и продолжил заниматься боксом. Сколько жизней остались непрожитыми из-за того, что в какой-то момент Бёрье выбрал другое? И вот теперь они с Рагнхильд плывут к ее острову… * * * Ее взгляд скользит по берегу реки, широкому, серебристо-зеленому у самой воды, с блестящими на солнце желтыми цветками калужницы. С северной стороны смешанный лес. Влажные по подолу тускло-зеленые юбки елей. Мощные сосны и их тайный подземный союз с грибным царством. Они минуют межу на границе возделываемой земли. Скоро Пиртилахти, и там они высадятся на берег. Разведут костер, переоденутся в сухое. Через два дня будут на острове. Этим летом Рагнхильд с помощью Бёрье должна починить крышу. Бёрье уже заверил ее, что в хозяйстве он человек нужный. Рагнхильд с ухмылкой ответила, что в этом ей вскоре предстоит убедиться, но кое на что он уже сгодился, это так. Снежный мост растаял, но всегда остается возможность опробовать этот вариант где-нибудь в другом месте. «Смогу ли я так жить? – спрашивает себя Рагнхильд. – Грести из последних сил в белой пене и отпускать Виллу гулять по острову. Много работать, восстанавливать хозяйство. Стоит попробовать, во всяком случае…» Бёрье достает телефон, тщательно обмотанный полиэтиленовыми пакетами для заморозки. Делает снимки, отправляет Ниркину-Юсси и Сису-Сикке. «И дочери», – догадывается Рагнхильд. Где-то в другом мире Паула живет своей жизнью с мужем и детьми, которых Рагнхильд не знает. Она представляет Паулу, как та готовит обед, оплачивает счета, подбирает с пола игрушки. Эта утрата как бездонная черная трясина в ее сердце. Рагнхильд до сих пор не знает, сможет когда-нибудь смириться с этим «никогда». Скоро в лесу зацветет пряный восковик, а там и нежные колокольчики линнеи – как шепот во мху. Поспеет черника, и Рагнхильд будет рвать ее и прямо с куста запихивать в рот. Все это предстоит ей по крайней мере еще раз. Она тоскует по запаху смолы от нагретых солнцем старых сосен на острове. Они были худенькими девчонками, когда королева Кристина отреклась от престола[96]. Рагнхильд должна встретиться с ними хотя бы еще раз. Она выстирает мамины тряпичные коврики – те, по крайней мере, которые еще можно спасти, – и будет тереть их на причальном мостике, пока не задымится спина. Потом на реку ляжет тонкий, как стекло, первый лед. Выпадет снег, но под ним, в глубине, река еще будет течь. «Дальше посмотрим», – думает Рагнхильд и улыбается Бёрье. С ним тоже пока не все ясно. Их отношения всё еще на стадии первой влюбленности. Чем она обернется, когда ее сменят серые будни, и выбросы дофамина, норадреналина и серотонина в кровь станут не столь бурными и более редкими? Поживем – увидим. Бёрье улыбается – беззаботный, подставив лицо солнцу. Рагнхильд улыбается в ответ. – Хочешь кофе и бутерброд? – спрашивает она. Послесловие Прощай, Ребекка Мартинссон! Сначала я создала тебя, а потом ты создавала меня. Обеспечивала меня и моих детей, дала мне новых друзей и жизнь, о какой я и не мечтала, когда начинала о тебе писать. Мне так грустно с тобой расставаться, что я не могу воспринимать себя всерьез. Спасибо за все, Ребекка! За упрямство, которое не давало тебе отступить, как я ни усложняла тебе жизнь. Это упрямство было твоей силой и слабостью. Мне нравилась твоя ранимость и неловкость, твое чувство долга, любовь к животным и твое отношение к старости. Твоя способность глубоко чувствовать и твоя замечательная жизнь, которую ты сама нередко ощущала как несостоявшуюся. Жизнь – это в том числе и неизбежные потери. Тем не менее… Далее пойдет список имен. Мне потребовалось немало времени, чтобы его составить, и я, конечно, кого-то забыла. Прошу простить меня в таком случае. Итак, я благодарю: Петера Лёвенхьельма, Яна Линдберга, Герду Черман, Янне Эйсклинт, Биргитту Фернлунд, Кайсу Эстергрен, Курта Перссона, Петера Юханссона, Челля Фредрикссона, Микаэля Свонни, Кристера Раттиса Страндберга, Петру Эстергрен, мою маму Гунхильд Ларссон, Ульрику-Юнг Факсен, Карин Аррениус, Карин Ларен Халльстрём, Оскара Сёдерлунда, Пера Фредрикссона, Лейфа Фредрикссона, Лену Андерссон, Фредрика Андерссона, Анну-Лену Эдлунд, Андерса Линдберга, Эмму Линдберг, Ловейну Хофвандер Хане, Кристиану Хагстрём, Ати Ааса, Марию Тёрмя Линдмарк. С вами я беседовала о петехиальных кровоизлияниях и работе медсестры, о лосях, вербах, боксе, полицейских, секс-работниках, мопедах, оружии, добыче полезных ископаемых, о скорби и потерях, любви и сексе, высоких женщинах, Боге, лишайниках и остальном. Спасибо моим друзьям из «Фейсбука». В моей виртуальной кофейне я получаю не только ответы на свои вопросы, но и множество интересных и забавных комментариев. Все ошибки – мои. Сочинять – моя профессия, не говоря о том, что иногда я чего-то недопонимаю. Тем не менее многое – правда. Мошенничества в строительной сфере обходятся шведскому обществу в сумму от 83 от 111 миллиардов крон в год. Здесь есть о чем задуматься. Спасибо Марии Эрнестам за чтение первого варианта рукописи и ценные замечания, которые она давала мне на протяжении пяти (!) часов без перерыва. Спасибо Нине Скорпа, которая не только прочитала рукопись, но и объяснила мне, что такое лыжная прогулка в горах. Она же просветила меня насчет больниц и многого другого. Спасибо моему издателю Эве Бонньер, редактору Рахель Окерстедт и другим сотрудникам издательства «Альберт Бонньер». Консультанту по связям с общественностью Анне Тильгрен. Астрид фон Арбин Аландер, Кайсе Пало, Кристине Эдхелль и другим сотрудникам агентства «Аландер». Спасибо Лене Калльне. Много лет тому назад она брала у меня интервью. В радиостудии находился боксер Паси Хаапала, с множеством татуировок. «Если бы ты захотела написать книгу о Пасси, о чем написала бы?» – спросила меня Лена. Спасибо моей семье. Тинтин, Лео, другим собакам и Уле. Теперь я, наконец, снова могу подняться на свои усталые ноги. Оса * * * notes Примечания 1