— Какой номер? Я нахмурился. — Какой номер твоего гостиничного номера? Я усмехнулся, чувствуя, как алкоголь проникает в мой организм. Ее глаза по-прежнему были прикованы к моим, и я чувствовал, как кожа ее бедер нагревается от моей ладони. Это будет так легко. Так. Блядь. Легко. Я наклонился ближе к ее уху и провел рукой между ее бедер, и только это действие вызвало у нее тихое хныканье, которое ласкало мою щеку. — Видишь, Лилиан, — начал я, — твои трусики уже намокли, твоя пизда набухла от потребности, а я даже не успел к тебе прикоснуться. — Она втянула воздух. — Я уже могу сказать, как все это будет происходить. Ты так чертовски возбуждена, что начнешь сосать мой член в лифте, когда мы будем подниматься в мой номер, где ты будешь делать все, что я попрошу, без вопросов. Твое тело будет как путы в моих руках, и я буду гнуть его по своей воле, пока буду трахать тебя так сильно, что ты будешь плакать, как маленькая сучка, при каждом толчке. — Ее дыхание стало затрудненным, тело напряглось. — Но вот в чем дело. — Мои губы коснулись мочки ее уха, и она застонала. — Ты — влажная мечта любого игрока, Лилиан. Но для такого хищника, как я, ты всего лишь мертвая добыча, чья плоть годится лишь для того, чтобы стервятники разорвали ее. Она напряглась. — Прости? Я оторвал руку от ее бедра и проглотил последний глоток. — Иди домой, Лилиан. Тебе уже давно пора спать. — Ты сукин… Я ушел, и ругательства, которыми она осыпала меня, отошли на второй план. Возможно, я слишком много выпил, но, даже несмотря на соблазн, не было ни единого шанса, что я вытащу свой член ради такой бродяжки, как она, или любой другой женщины, если уж на то пошло. Правда заключалась в том, что Мила погубила меня. Во всем этом чертовом мире не было женщины, которая могла бы сравниться с ней, а это означало, что я был в жопе до конца своей гребаной жизни. Потому что это была она. Это была Мила. И это всегда будет… она. 7 МИЛА Его прикосновения были похожи на шелк и битое стекло. Мягкое и легкое, с острыми как бритва краями, которые резали глубоко и оставляли открытые раны, которые мог залечить только он. Он был ядом и лекарством. Единственный человек, который мог уничтожить меня и в то же время заставить чувствовать себя более живой, чем когда-либо. Святой был разрушительно прекрасным противоречием. Я не могла ненавидеть его, не любя. И я не могла любить его, не ненавидя. Он был врагом и союзником — и все это в одном человеке, в которого я бесповоротно влюбилась. Как бы громко ни кричали голоса в моей голове о том, что я должна принять свободу, которую он так охотно предлагал, сердце требовало остаться. Одна мысль о том, чтобы уехать и жить без него, была уже невыносима. Пережить несчастье с ним было бы легче, чем жить в несчастье без него. Я плакала и кричала, дорогие флаконы духов пролились и расплескались по полу ванной. Зеркало на туалетном столике треснуло от вазы с цветами, которую я запустила в него. Несколько часов я смотрела на свое искаженное отражение в трещинах, а вокруг моих босых ног были разбросаны умирающие лилии. Я уже почти не узнавала себя. Но я все время задавала себе вопрос: знала ли я, кто я на самом деле, или просто приспособилась к жизни, чтобы выжить, так и не узнав женщину внутри. — Тебя не должно быть здесь. Я закрыла глаза, услышав его знакомый голос. — Я дал тебе свободу. — Может быть, она больше не нужна мне. — Я открыла глаза, и наши взгляды встретились в треснувшем зеркале. — Почему ты не ушла, Мила? — Потому что, несмотря на то что ты думаешь, что теперь я вольна, я решила этого не делать. — А кто сказал, что у тебя есть выбор? — Он засунул руки в карманы брюк, рукава закатаны до середины плеча, две верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Я встала и повернулась к нему лицом. — Если бы ты не хотел, чтобы это был выбор, ты бы сам вытащил меня отсюда. — Так вот что нужно сделать, чтобы избавиться от тебя, — самому вытащить тебя отсюда? — Не знаю. Почему бы тебе не попробовать и не узнать? Он насмешливо хмыкнул. — Я не знаю, как ты это делаешь. — Он повернулся ко мне спиной и вышел из ванной в просторную спальню. — Делаю что? — Я последовала за ним. — Злишь меня, не провоцируя монстра во мне. — Не похоже, чтобы я прожила с тобой столько времени невредима. В мою сторону донесся резкий запах бурбона. — Где ты был? — На улице. Я провела рукой по руке. — Ты думал, что меня не будет здесь, когда ты вернешься? Он пожал плечами. — Человек может надеяться. — Остановись. Просто… остановись. — Почему? Это правда. — Он подошел ко мне несколькими расчетливыми шагами. — Я жалкий человек, Мила. Монстр, который использует людей, чтобы добиться своего, как я использовал тебя с самого начала. — Но потом все изменилось. — Я не давала волю угрожающим слезам. — Все изменилось. — Не я. Я не изменился. Я подняла подбородок. — А я изменилась. — Нет, — он остановился в нескольких дюймах от меня, — ты не изменилась. Ты все еще Мила Блэк, сирота. — Я стала сильнее, — усмехнулась я, не желая унижаться перед ним. — Может, даже мудрее. Темные брови сдвинулись внутрь. — Мудрее? Если бы ты была мудрее, то воспользовалась бы своим шансом на свободу, когда я преподнес ее тебе на блюдечке с голубой каемочкой. Я поняла, что он пытается сделать. Он отталкивал меня, надеясь, что я сломаюсь и убегу. От него пахло алкоголем и отчаянием, замаскированным под злость. Он отчаянно хотел, чтобы я приняла решение, чтобы ему не пришлось жить с этим. Чтобы ему не пришлось жить с сожалением и чувством вины за то, что он бросил жену и ребенка. — Я не собираюсь этого делать, Святой, — убежденно сказала я. — Я не собираюсь облегчать тебе задачу. — Ты думаешь, это легко? — Он издал издевательский смешок. — Ничто в твоем присутствии в моей чертовой жизни не было легким. — Хорошо. Он вытащил руки из карманов и провел ими по волосам. — Ты что, блядь, не понимаешь, Мила? Ты такая чертовски упрямая или просто глупая? Его слова резали как ножи. — Я не хочу, чтобы ты была здесь. Я не хочу этого ребенка. — Я в это не верю. — Я слегка покачала головой, сжимая челюсти, чтобы не дать слезам упасть. — Я не верю в это ни на секунду. — Ну, может, и стоит. — Ты просто боишься, — возразила я. — Именно поэтому я не уехала. Все, что касается нашего будущего, неопределенно. Ты не можешь контролировать нашу жизнь, свою жизнь, и это пугает тебя до усрачки. Он фыркнул, отстраненно глядя на увядающие лилии и разбитое стекло. — Я вижу, ты решила переделать интерьер. — Я пыталась создать визуальное представление о своих внутренностях.