Проблема в том, что, подсев на него, я уже не могу бросить. Боюсь, он слишком глубоко засел под моей кожей. По мере приближения выпуска более важный вопрос заключается не в том, переживу ли я его гнев, а в том, как я переживу душевную боль от необходимости уйти. Поскольку у монстра нет сердца, которое можно отдать. Но я не могу не надеяться, что мой монстр подлежит восстановлению. ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА Привет, читатель! Это предупреждение, чтобы ты знал, что данная книга - МРАЧНЫЙ роман, как и многие другие мои книги, а это значит, что в ней затронуты некоторые деликатные темы. Если у тебя есть какие-либо триггеры, было бы неплохо проявить осторожность. Помимо садистского и доминантного антигероя, который не принимает отказа, в этой книге затрагиваются некоторые деликатные темы (несогласие, сомнительное согласие, деградация1, игра с кровью/оружием/ножом, игра с дыханием, садизм/мазохизм, pet-play2, порка). Как всегда, в этой книге есть ХЭ и нет измен. Если у тебя есть какие-либо триггеры, то лучше всего прочитать предупреждения и не продолжать, чтобы что-то из вышеперечисленного не вызвало реакцию. Однако, если ни одно из предупреждений не представляет для тебя проблемы, читай дальше и наслаждайся! Глава 1 Камилла Он здесь. Мое сердце колотится о грудную клетку, когда он занимает свободное место рядом со мной. Его необычные светло-карие глаза прикованы ко мне и, как лазеры, выжигают дыры в моей коже. Я не хотела выходить сегодня, но Наталья не приняла бы отказа. Теперь я этому рада. Когда смотрю на профессора Ниткина и наши взгляды встречаются, я чувствую, как по венам словно пробегает электрический разряд, что заставляет меня разорвать зрительный контакт и ускоряет сердцебиение. Мужчина невероятно красив, с темными волосами средней длины, всегда уложенными так, чтобы ни одна волосинка не выбивалась из прически, и сильным подбородком с нужным количеством щетины. Он переводит взгляд с меня на остальных студентов, и я позволяю себе снова посмотреть на него. Я с трудом сглатываю, задерживаясь на его глазах, не веря, насколько они совершенно ошеломляющие в тусклом свете клуба. В них пляшет чистый, садистский восторг, когда он наблюдает, как студенты съеживаются под его пристальным взглядом. Большинство людей не стали бы использовать слово "красивый", чтобы описать мужчину, сидящего рядом со мной. Они назвали бы его садистом, извращенцем, развратником. Многие студенты СА боятся его, но я влюблена в него с того самого дня, как оказалась не на том конце его кнута, а возможно, и раньше. Я тяжело сглатываю, размышляя, кем это делает меня. Может быть, я такая же извращенная и порочная, как и он. Это произошло в девятом классе, когда я сказала директору Бирну засунуть свое задание в задницу на уроке права, потому что хотела посмотреть, из-за чего весь сыр-бор. Я хорошо помню тот момент, когда обычно пугающие слова слетели с губ Бирна. «Камилла, прямо к Ниткину, сейчас же.» Я помню страх, который испытывала, но к нему примешивалось что-то еще. Возможно, волнение. Желание выяснить, действительно ли наказания профессора Ниткина были такими ужасными, как описывали другие. По дороге в его кабинет я вся гудела от предвкушения, а потом посмотрела в его глаза, и страх во мне поутих. Они были настолько прекрасны, что я не могла испугаться. Его голос с акцентом был мягким как масло, когда я вошла. «Морроне, что ты здесь делаешь?» Его лоб был нахмурен, поскольку меня никогда раньше к нему не посылали. Я помню это, как будто это было вчера. Я сказала ему, что директор отправил меня для наказания, и увидела восторг в глазах. Темная часть его души загорелась от перспективы причинить боль. Это произвело странный эффект, который я не могла понять в том возрасте. Между бедер запульсировал жар, а желудок скрутило. Как только он ударил меня кнутом по спине, стыд и смятение, которые я испытала от полученного удовольствия, чуть не сбили меня с ног. После того дня я позаботилась о том, чтобы меня никогда не отправили к нему обратно, потому что мне было чересчур неловко за то, как хорошо я себя чувствовала. Слишком молода и наивна, чтобы понять, почему мне было так приятно, и думаю, я все еще слишком неопытна, чтобы понять это по-настоящему. Он смотрит на меня, и во взгляде мелькает узнавание. Как будто он распознает болезнь внутри меня. А затем он наклоняется чуть ближе и шепчет: — Вы не пьете, мисс Морроне? Это простой вопрос, но мой разум дает сбой, поскольку я не привыкла к тому, чтобы он находился настолько близко, что я могу уловить его древесный аромат. Аромат, который не покидает меня с того самого дня в его кабинете. Он выгибает бровь, вынуждая меня заговорить. — У меня был напиток, но я допила его, - тупо отвечаю я. Тень ухмылки появляется на его губах, привлекая мой взгляд к ним. — Не хочешь попробовать мой? Он поднимает бокал, и тепло разливается глубоко внутри меня. Я пожимаю плечами. — Конечно. Я тянусь за бокалом, и наши пальцы соприкасаются, электричество пульсирует в моих венах. В его глазах горит огонь, как будто он дразнит меня, когда я подношу стакан к губам и делаю глоток виски, не в силах разорвать зрительный контакт, несмотря на жар внутри меня. Такое чувство, что я вся в огне. — Спасибо, - говорю, возвращая стакан ему в руку, позволяя своему пальцу снова коснуться его ладони. Он сжимает челюсти, а его ноздри раздуваются, отчего всё во мне сжимается. — Я не думал, что ты нарушительница правил, Камилла. Бездельница, да, но тебя посылали ко мне всего один раз. У меня сводит живот, когда я гадаю, почему он помнит это и есть ли какое-то значение в том, что воспоминание застряло у него голове. — Возможно, я поддалась давлению сверстников, - отвечаю ему. Глаза профессора вспыхивают чем-то неразличимым. — Правда? - Голос становится чуть ниже. — Ты беспокоишься о наказании, которое получишь от моей руки за сегодняшний вечер? В его тоне слышится чувственность, как будто он говорит о чем-то запретном. Я тяжело сглатываю. — Не понимаю, что вы имеете в виду, сэр. Он ухмыляется. — Думаю, в глубине души ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Камилла. - То, как он произносит мое имя, заставляет мое тело вспыхнуть пламенем. — Есть причина, по которой тебя больше не отправляли ко мне, и это не потому, что ты боишься назначенных мной наказаний, как большинство других учеников. - Он качает головой со знающим видом. — Это потому, что ты не понимаешь, почему получаешь от этого удовольствие. Такое чувство, что он вскрыл мой череп и читает мои мысли, как открытую книгу. Пульс беспорядочно бьется, пока я смотрю на мужчину-бога рядом, задаваясь вопросом, почему он напоминает о моей поганой реакции на тот единственный раз, когда наказал меня. Знает ли он, что тогда я стала такой мокрой, какой не была никогда в жизни? Или что не могла перестать мечтать о том, как он причиняет мне боль и заставляет кончать ночь за ночью? Я с трудом сглатываю. — Не понимаю, о чем Вы говорите. Он смеется совсем не дружелюбно. — Ты ужасная лгунья, Камилла. — На что вы намекаете, сэр? - Я спрашиваю. Мой вопрос как будто выводит его из оцепенения, и он трясет головой. Янтарные глаза становятся холодными и отсраненными, когда он встает и хлопает в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание. — Как бы весело это ни было, мне не очень удобно пить с несовершеннолетними в баре. А теперь все должны вернуться в академию. Все ворчат в ответ на то, что Ниткин прервал наше веселье, и я не могу отрицать, что часть меня разочарована. Я хотела посмотреть, куда именно он собирается завести разговор.