Гаврил Ниткин одержим идеей заставить меня истекать кровью. То, как загорелись его глаза, когда он размазал мою кровь по своим пальцам и слизывал ее, навсегда запечатлелось в моей памяти. Его возвращающиеся шаги выводят меня из оцепенения, и моё сердцебиение учащается, когда я вижу большой зазубренный нож в его руке. — Сэр, я не уверена... — Пути назад уже нет, Камилла. - Его карие глаза, которые я всегда находила такими манящими, кажутся почти демоническими в тусклом свете подвала. — Ты ясно дала понять, чего хочешь. - Он склоняет голову набок. — Я не причиню тебе вреда, по крайней мере, не слишком сильного. Когда он подходит ближе, мои внутренности крутит, как в стиральной машине на максимальной скорости отжима. Такое чувство, что меня сейчас стошнит, но я не могу сдвинуться ни на дюйм. Даже когда он приближается, я застываю на месте, как будто попала в паутину, полностью обездвиженная. — Я не уверена, - говорю, несмотря на то, что в глубине души знаю, что какая-то часть меня хочет испытать это, но не могу отрицать, что я также боюсь мужчину передо мной. Потому что он не мужчина, он монстр. Из тех, кто процветает за счет боли и страданий. Он тянется ко мне и проводит твердой рукой по моему горлу. — Ты не можешь сказать мне "хорошо" в одну минуту, а потом отступить, malishka. - Он с силой сжимает руку. — Это не так работает. Я с трудом втягиваю воздух в легкие, пока он давит на мое горло, словно пытается убить меня. Темнота в его глазах заставляет меня вздрогнуть, когда он, наконец, ослабляет хватку. — Будь хорошей девочкой и повернись для меня. Холод разливается по моим венам, и я понимаю, что спускаться в подвал с монстром, где никто не услышит, как ты кричишь, – вероятно, ужасная идея. Я поворачиваюсь к нему спиной, как мне было велено, поскольку, похоже, не могу удержаться от того, чтобы не подчиниться его приказу. Это безумие, учитывая, что я знаю, насколько он опасен и что собирается сделать со мной. Он берет меня за талию и перемещает руку к пуговицам на передней части юбки, расстегивая их до тех пор, пока ткань не падает на пол, оставляя меня в одном белом лифчике и стрингах в тон. От его прикосновений по каждому сантиметру моей обнаженной кожи бегут мурашки. А затем его пальцы цепляются за застежку лифчика на спине, расстегивают его и сдергивают с меня, прежде чем я успеваю понять, что произошло. — Повернись, - приказывает он. С тревогой я прижимаю руки к груди, потому что ни один мужчина никогда раньше не видел меня такой обнаженной. Находясь в столь беззащитном виде перед таким человеком, как Гаврил Ниткин, я нервничаю больше, чем когда-либо за восемнадцать лет своей жизни. И все же не могу ослушаться его приказа, словно запрограммирована делать все, что он скажет. Я с трудом сглатываю и поворачиваюсь. Он мгновенно хватает меня за запястья и дергает за руки вниз, полностью обнажая меня перед собой. Прекрасные карие глаза расширяются, когда он фиксирует внимание на моей груди, разглядывая ее, словно шедевр в Лувре. Это заставляет меня чувствовать себя более желанной, чем когда-либо прежде, хотя мой желудок сжимается, когда глаза останавливаются на клинке, который он заткнул за пояс. — Такая чертовски красивая, - бормочет он глубоким и хриплым голосом. Жар разливается по моим щекам, пока я стою перед ним почти полностью обнаженная. А потом он протягивает руку и щиплет мой правый сосок, заставляя меня стонать. Изысканная смесь боли и удовольствия вызывает у меня трепет глубоко внутри. — Ты идеальный холст для создания шедевра, - говорит он почти отсутствующим тоном. Я хмурю брови. — Что Вы имеете в виду? Гаврил отрывает взгляд от моего тела и встречается со мной глазами, выражение в них заставляет меня содрогнуться. Мрачное и садистское, он сжимает левый сосок еще сильнее, заставляя меня вскрикнуть от неожиданности. — Резать - это искусство. Другой рукой он впивается в мое правое бедро, и дергает меня вперед, так что я чувствую, как холодный металл лезвия на его поясе вдавливается в мою кожу. — Кровь - моя краска, а кожа - мой холст, Камилла. И я никогда не видел более прекрасного холста. Я заглядываю ему в глаза и понимаю, что он абсолютно серьезен. Серебристый укол страха разливается по моим венам, оседая глубоко в сердце, и я задаюсь вопросом, почему профессор Ниткин такой, какой он есть. Только теперь я понимаю, что этот человек на самом деле не человек, а зверь. Он предупреждал меня об этом, но я не верила ему до сих пор, пока он не продемонстрировал мне свою жажду боли и кровопролития. Он отпускает левый сосок и тянется к ножу на поясе брюк, осторожно прижимает его между моих грудей и плавно проводит зазубренным краем вниз по моей коже, оставляя лишь красную царапину. Это почти не причиняет боли, заставляя меня нуждаться в нём сильнее, чем когда-либо прежде, в то время как он не сводит глаз с ножа и отметин, которые оставляет на моей коже – его холсте. Давление нарастает по мере того, как он опускает его ниже, мимо грудной клетки и чуть выше пупка. Я опускаю взгляд, замечая, что, хотя он и не порезал кожу, следы покраснели. Мое дыхание сбивается, когда он снова опускается ниже, направляясь прямо к моим трусикам. Ниткин делает паузу, встречаясь со глазами и наклоняя голову в сторону. — Я чувствую, что ты начинаешь возбуждаться, а я еще даже не порвал кожу. В этом темном подземелье его глаза выглядят демонически, когда он слишком пристально наблюдает за моим лицом, как будто пытается заглянуть сквозь меня в мою душу. Давление на нож усиливается, и я чувствую, как мое сердце колотится в предвкушении со скоростью тысячи миль в час. А затем он слегка взмахивает запястьем, разрезая кожу чуть выше пояса моих белых трусиков. — Красиво. Гаврил не может оторвать глаз от маленького надреза, который он сделал, и капель крови, стекающих на ткань и пачкающих ее. Он подцепляет ножом мои трусики и медленно срезает их с тела, заставляя меня возбудиться так, как никогда прежде. Несмотря на то, что этот мужчина уже доводил меня до оргазма, он еще не видел меня такой обнаженной. Когда обрывки трусиков падают на пол, я понимаю, что никогда не чувствовала себя более уязвимой. Тихий рокот вырывается из его груди, а взгляд опускается между моих бедер, вызывая огонь по всему моему телу. — Сэр, что... Он крепко хватает меня за горло, обрывая меня прежде, чем я успеваю закончить. — Никаких вопросов. В выражении его лица – тьма, которая пугает меня до глубины души. Он проводит острием ножа мимо пореза на моей коже в нижней части живота и опускает его вниз, останавливаясь прямо над клитором. Я резко вдыхаю кислород, ожидание убивает меня. Этот мужчина непредсказуем и явно немного безумен, а я стою здесь полностью в его власти. Обнаженная, уязвимая и в то же время более нуждающаяся, чем я когда-либо была. Его глаза вспыхивают огнем, когда он опускает нож ниже, зазубренный край касается моего клитора. Я вздрагиваю, так как никогда в жизни не чувствовала себя такой чувствительной. Мои соски тверже камня, когда он проводит ножом ниже, а затем вводит кончик внутрь. Кажется, что мое сердце на мгновение перестает биться, пока я задаюсь вопросом, как далеко он зайдет. Наши глаза встречаются, и он наблюдает за мной с садистским весельем, от которого у меня сводит живот. — Всё еще не боишься монстров, malishka? Я тяжело сглатываю и обдумываю вопрос. Монстры никогда не пугали меня, но, с другой стороны, я никогда не была во власти одного из них так, как сейчас. И все же я не могу найти в себе страха. Когда смотрю в его карие глаза, я не чувствую ничего, кроме чистого, неподдельного желания. Более важный вопрос заключается в том, что, черт возьми, со мной не так, раз я не боюсь этого зверя? Я качаю головой в ответ. Гаврил усмехается, в глазах появляется намек на недоверие. Может, я и не боюсь монстров, но я боюсь того, как далеко зайдет конкретно этот. Насколько развратным может быть Гаврил Ниткин? Моё дыхание сбивается, когда я чувствую, как он осторожно проводит острым кончиком ножа между моих складочек. Предвкушение и опасность ситуации делают меня только более влажной. Он действительно засунет в меня острый нож? Я чувствую, как острие исчезает, но так же быстро, как оно исчезает, я наполняюсь чем-то до самого основания. Крик вырывается из моего горла, и я не могу сдержать его, потому что от мысли, что он только что воткнул в меня нож, мне становится плохо. — Нет необходимости кричать, хотя, должен признать, что от этого звука я становлюсь тверже камня. Тогда я понимаю, что он не вонзил в меня острие, а держит за него и засовывает рукоятку в мою киску. Я с трудом сглатываю, когда смотрю вниз и вижу, как его кровь капает на пол. — Ты такая чертовски мокрая. Я чувствую, как твое возбуждение стекает по рукоятке ножа мне на руку, смешиваясь с моей кровью, - рычит он. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу и смотрю ему в глаза. — Может, это потому, что я такая же развратная, как и Вы. - Я тяжело сглатываю. — Может, Вы не единственный монстр. Гаврил качает головой, трахая меня рукояткой в устойчивом ритме, подталкивая к краю. — Нет, ты гребаный ангел, которого развратил монстр. - Он стискивает зубы, боль отражается в его зрачках, а с руки капает всё больше крови, пока он трахает меня. — Каково это, когда тебя трахают рукояткой ножа? Я боюсь ответа, потому что знаю, что он покажет, как я больна. — Это приятно, - практически шепчу я. — И тебе понравится, если я порежу тебя чуть глубже? Я закрываю глаза, не в силах поверить в свои следующие слова. — Да, сэр. Из его горла вырывается животный звук, он вытаскивает из меня рукоятку ножа и с лязгом роняет его на пол, заставляя меня подпрыгнуть. Гаврил обхватывает окровавленной рукой мое горло, глаза горят абсолютной порочностью, когда он ухмыляется. — Я хочу, чтобы ты носила на шее ошейник из моей крови. - Он сжимает сильнее. — И собираюсь надрезать тебя сильнее и размазать твою кровь по своему телу. А когда я, наконец, удовлетворю свою нездоровую жажду крови, я лишу тебя девственности, даже если ты будешь кричать, чтобы я этого не делал. Я удивленно смотрю на него, недоумевая, зачем мне кричать, когда я уже умоляла его трахнуть меня. Такая перспектива только сильнее возбуждает, – знать, что ничто не способно унять желание этого монстра ко мне.