Глава 2 Гаврил Крики заполняют мои уши, когда я снова бью студента кнутом. Когда я успел настолько оторваться от своей человечности? Вопрос, который в последнее время все чаще поднимается во мне каждый раз, когда в мой подвал спускается ученик. Возможно, более важный вопрос заключается в том, осталась ли во мне вообще хоть капля человечности? Причинение боли больше не приносит того удовлетворения, которое я получал раньше. На самом деле, мне стало почти скучно, пока я наблюдал, как на его спине появляются рубцы. С каждым днем порочность внутри меня становится все более непреодолимой. Всё потому, что во мне живет зверь, жаждущий более отвратительных поступков. Крови. Я проглатываю комок и бью его в последний раз, сердце сохраняет ровный, неизменный ритм. Было время, когда подобные пытки волновали меня, но, похоже, я превзошел столь примитивные удовольствия. Парень обмякает в цепях, когда я опускаю кнут. — Ты свободен. - Я подхожу к нему и расстегиваю цепи, всовывая ему в руки рубашку. — Надеюсь, ты усвоил свой урок. Мальчишка, чье имя я даже не могу вспомнить, трясется как осиновый лист, хватает рубашку и выбегает из подвала. Правильно, малыш, беги от монстра, пока он не разорвал тебя на части. Те ужасные вещи, которые я хотел бы с ним сделать, почти неописуемы в большинстве учебников. Я провожу рукой по шее и поворачиваюсь к стене, где хранятся мои орудия. Жажду крови почти невозможно игнорировать, когда мой желудок сжимается, а разум заполняют кровавые видения. Единственное правило, которое дал мне Оак для наказания студентов, - никогда не пускать им кровь. Следовать ему с каждым днем становится все труднее. Вдалеке звенит звонок, предупреждая, что мне пора на урок анатомии для старших классов. Я сжимаю челюсть, скрипя зубами. В этом классе есть одна девушка, которую невозможно игнорировать с той злополучной ночи в баре перед зимними каникулами. Ночь, когда я потерял бдительность и погрузился в момент. Сказал то, чего никогда не должен был говорить студентке. И теперь она словно дразнит, чтобы я зашел дальше, бросая на меня грязные взгляды на уроках. Камилла Морроне. Красивая, соблазнительная итальянка, которая не перестает строить мне глазки. Я был слишком откровенен с ней в баре, когда мы наткнулись на нарушителей, и теперь, боюсь, что открыл ящик Пандоры. Она хочет меня, в этом я уверен. Вопрос в том, понимает ли она, что это значит? Большинству здешних студентов знакомы мои садистские замашки. Если бы она знала, что для нее хорошо, то никогда бы, блядь, больше не смотрела на меня. И все же, с тех пор как появились новости о довольно нетрадиционной свадьбе Оака со студенткой, Камилла стала смотреть на меня чаще, чем когда-либо. Возможно, она считает, что у нас могут быть похожие отношения, но она не понимает, что я совсем не такой, как Оак. Я не завязываю отношений. Я не такой, как другие люди. Сжимая кулак, я отворачиваюсь от стены с инструментами и заставляю себя выйти из подвала под моей классной комнатой. Дверь в класс брошена приоткрытой, без сомнения, ребенком, которого я только что наказал. Я позволяю себе заглянуть через щель на ее место и стону, когда вижу, что она уже там, с нетерпением ожидает моего появления. Тот единственный раз, когда Камилла оказалась не на том конце моего хлыста, открыл ей глаза на сомнительные вещи в себе. К моему разочарованию, она больше никогда не появлялась в моем кабинете, даже после того, как эти ублюдки нарушили правила и отправились в бар, где мы их и поймали. Оак назначил им коллективное наказание, – уборку старых руин от сорняков и мусора. Несмотря на мои слова о том, что они нуждаются в более суровых последствиях. Я сжимаю кулаки, зная, что главная причина моего разочарования в том, что я не смог наказать мисс Морроне. Я прочищаю горло и захожу в класс, позволяя своему взгляду свободно перемещаться по комнате. Даже несмотря на непреодолимую потребность сосредоточиться на Камилле, с тех пор как наш разговор принял более сексуальный оборот той ночью в баре. Меня никогда не интересовали студентки, в отличие от Арчера. Он не может держать свой гребаный член в штанах рядом с горячими восемнадцатилетними девчонками, но они всегда были слишком незрелыми для меня и моих мрачных вкусов. Однако Камилла - исключение, и я знаю почему. Я понимаю, что ею движет. Те мазохистские наклонности, которые она отчаянно пытается похоронить с тех пор, как я обнаружил их в своем кабинете три года назад. Я позволяю себе взглянуть на нее и обнаруживаю, что она смотрит прямо на меня своими медово-карими глазами. По телу разливается тепло, я прерываю зрительный контакт и открываю портфель, доставая учебник по анатомии для старших классов. — Найдите все тринадцатую главу. - Я открываю книгу на нужной странице. — Сегодня мы собираемся изучить, какие яды лучше всего применять и на какие органы они воздействуют. Поднимаю взгляд и вижу, что Камилла смотрит на меня, а не в свою книгу, которая все еще закрыта. — Мисс Морроне, Вы оглохли? - Рявкаю я. Ее глаза расширяются, и она машет головой. — Простите, сэр. Какая страница? Я сжимаю челюсть, ничего так не желая, как затащить ее в подвал и показать все, что ей нужно знать обо мне. Воспоминание о том, как она в пятнадцать лет терла бедра друг о друга, пока я причинял ей боль, пронзает меня, и я качаю головой, зная, что в следующий раз, когда поставлю Морроне в такое положение, вряд ли смогу удержаться от того, чтобы не зайти слишком далеко. — Глава тринадцать, - огрызаюсь на неё. Она кивает и находит тему в книге, прикусывая нижнюю губу. Это делается не для того, чтобы возбудить, но все, что делает эта девушка в последнее время, сводит меня с ума. Я провожу рукой по волосам и отрываю от нее взгляд, глядя через комнату на серьезные и сосредоточенные лица. В этой школе все ученики боятся меня и моих наказаний, даже такие самоуверенные, как Элиас Моралес. Он мог бы поклясться в обратном, но я видел страх, когда его отправляли ко мне. — Кто-нибудь может сказать мне название известного яда, который использовался в прошлом? Тот, что легко достать. На несколько мгновений воцаряется тишина, прежде чем Наталья Гурин вскидывает руку вверх. Я возвращаю внимание на первый ряд, где Наталья сидит рядом с Камиллой. — Да, Гурин. — Atropa belladonna. Я киваю. — Действительно, классика, которой пользовались веками. Что делает ее такой эффективной? — Ягоды можно добавить, например, в сладкий напиток, и поэтому обнаружить яд может быть очень трудно, поскольку они сладкие и приятные на вкус. Я снова киваю. — И какой эффект это оказывает на организм после употребления? — Он может блокировать нормальные функции нервной системы, вызывая паралич, даже в сердце. И поэтому при правильной дозировке может привести к летальному исходу, - отвечает Наталья. Ева Кармайкл прочищает горло рядом с Натальей, как будто ей неловко из-за обширных знаний своей подруги о смертельном яде. Очевидно, что жена моего друга не создана для мира мафии. Сложно поверить, что Оак влюбился в студентку, а тем более женился на ней. К сожалению, думаю, что это только подлило масла в огонь в отношении Камиллы, так как, когда смотрю на нее, я обнаруживаю, что она не сводит с меня своего пристального "трахни-меня" взгляда. Я стискиваю зубы и переключаю внимание на другие столы. — Хорошо, я хочу, чтобы все вы прочитали тринадцатую главу, а затем написали короткое эссе из трехсот слов о том, какой яд вы бы выбрали, если бы вам нужно было быстро, но тихо и незаметно уничтожить врага. Раздается приглушенный ропот, когда студенты приступают к чтению. Садясь за свой стол, я ослабляю галстук, который кажется чертовски тугим. В комнате жарко, хотя я знаю, что это нормальная температура. Это девушка в передней части класса вызывает у меня такие ощущения. Я сосредотачиваюсь на лежащих передо мной рефератах второкурсников о сердце и его функциях в организме, и беру в руки тот, что находится на самом верху стопки. Преподавание может быть такой рутинной работой, но оно помогает мне подавить садистские порывы, которое преследует меня на каждом шагу. Дисциплина и структура работы в школе дали мне способ контролировать мои побуждения и отдушину в качестве постоянного карателя СА. Оак спас меня от самого себя, когда предложил эту работу, поскольку я был на грани невозврата, приближаясь к опасному будущему, которое могло привести меня в тюрьму или еще хуже. Я был силовиком Братвы Сидоровых по ту сторону границы, в Торонто, эмигрировав в четырнадцать лет из России, но насилие и отсутствие правил мешали мне контролировать жажду крови. В ходе ссоры я убил одного из высокопоставленных членов и был вынужден бежать. Внезапный переворот в жизни спровоцировал меня на ряд преступлений, которыми я не горжусь. Именно тогда мы с Оаком познакомились, и он предложил мне работу, защиту от тех, кого я поимел, и от самого себя. — Я закончила, сэр, - говорит Наталья, кладя эссе на стол. Как всегда, каждый чертов раз она приносит задание первой. — Спасибо. Вы можете идти. Она кивает и уходит, оставляя остальных в классе корпеть над своими сочинениями. Наталья Гурин всегда была самой умной в классе с тех пор, как приехала сюда. Приятно, когда студентка так предана учебе. Постепенно остальная часть класса сдает свои эссе и уходит пораньше. Не вижу смысла заставлять студентов оставаться, если их работа завершена. Когда я поднимаю взгляд и вижу как Лайла Эстрада сдает работу, мой желудок опускается. До звонка осталось пять минут, и теперь Камилла - единственная оставшаяся ученица. — Спасибо, мисс Эстрада. Она улыбается и кивает, выходя из комнаты. Сердце беспорядочно колотится под грудной клеткой, когда я смотрю на Камиллу, которая все еще пишет несколько неторопливо, учитывая, что она здесь последняя. В глубине души я знаю, что она постаралась продержаться дольше всех, чтобы мы остались наедине. В последнее время это происходит слишком часто, чтобы быть совпадением. Жажда пробуждается в моем нутре, пока наблюдаю за ней, желая, чтобы я не был так увлечен своей ученицей. Это ежедневная борьба, которая усугубляется тем, что я знаю, что глубоко внутри она прирожденная мазохистка, даже если пока не понимает этого. Хотел бы я иметь возможность обучить ее и открыть ей глаза на мир удовольствия и боли. Я сжимаю кулак под столом, отсчитывая секунды до звонка. Мой член полутвердый и упирается в молнию брюк. Этот день и так был чертовски сложным без того, чтобы Камилла Морроне наградила меня синими яйцами. Раздается звонок, и ее потрясающие глаза отрываются от бумаги, когда она щелкает крышкой ручки. Они встречаются с моими, и огня в них достаточно, чтобы сжечь дотла все это гребаное здание. — Закончили, мисс Морроне? - Спрашиваю я, не в силах сдержать напряжение в голосе. Она улыбается, и это самая красивая улыбка, которую я когда-либо видел. Красота субъективна, и обычно я не нахожу ее в таких обыденных вещах, как улыбка или внешность. Обычно я вижу красоту в хаосе и боли, и все же Камилла прекрасна для меня всё время, черт возьми.