– Один-четыре-ноль. Один-пять-ноль. – Локатор докладывает, показания неразборчивы, сэр. – Очень хорошо. В любом случае скорость, вероятно, еще слишком велика, плюс кильватерная волна «Килинга», плюс водовороты от взорванных бомб. – Один-восемь-ноль. Один-девять-ноль. Следующая волна накатила с раковины и подняла корму «Килинга» тошнотворным винтообразным движением. – Два-ноль-ноль. Два-один-ноль. Происходит ли что-нибудь здесь в черной ночи? Пробитая подлодка всплывает? Или переламывается с треском на глубине? Перепуганные люди барахтаются в воде? Все вполне возможно, но маловероятно. – Два-два-ноль. – Локатор докладывает, показания по-прежнему неразборчивы. – Очень хорошо. – Два-три-ноль. Краузе держал в голове схему циркуляции «Килинга»; он хотел пройти параллельно прежнему курсу и отбомбиться по следующей полосе. Разумеется, он не знал, что сделала подлодка после погружения и бомбежки; она могла повернуть в любую сторону, могла находиться на любой глубине. Однако вполне вероятно, что она погрузилась насколько могла. – Готовы сбросить глубинную серию. – Очень хорошо. Одерживать на курсе два-шесть-семь. – Есть одерживать на курсе два-шесть-семь, сэр. Вокруг не было видно решительно ничего. – На румбе два-шесть-семь, сэр. – Очень хорошо. Ждать и надеяться. Надеющиеся на Господа обновятся в силе[31]. – Локатор докладывает, показания неразборчивы. – Очень хорошо. Не стоило, наверное, и мечтать, что вода успокоится и локатор заработает за то время, пока «Килинг» завершит круг. Наверное, пора. – Давайте, мистер Сэнд. – Первый – пли! – скомандовал Сэнд. – Второй – пли! Вновь гром и молнии в воде за кормой. Белые, едва различимые столбы воды в кильватере. Выждать еще минуту после финального взрыва. – Лево руля. Курс ноль-восемь-семь. Еще раз пройти параллельным курсом и сбросить бомбы. – Еще раз глубинная серия, мистер Сэнд. – Есть, сэр. – Локатор докладывает, показания неразборчивы. – Очень хорошо. – На румбе восемь-семь, сэр. – Очень хорошо. Давайте, мистер Сэнд. Еще один эллипс взрывов рядом с предыдущими. Краузе учился на курсах противолодочной обороны в заливе Кескоу, штудировал бесчисленные секретные брошюры с выжимками британского опыта за два с половиной года войны против субмарин. Математики приложили свой талант к тому, чтобы рассчитать вероятность попадания в погруженную лодку. Ученые и конструкторы создали самую чувствительную аппаратуру, самое мощное вооружение. Но еще никто не придумал, как залезть в голову командиру немецкой подлодки и узнать наверняка, повернет он вправо или влево, уйдет на глубину или останется у самой поверхности. И нет механизма, которой снабдит капитана эсминца терпением, упорством и благоразумием. – Право руля. Курс два-шесть-семь. Еще одна глубинная серия, мистер Сэнд. – Есть, сэр. – На румбе два-шесть-семь, сэр. – Очень хорошо. Мистер Сэнд! – Первый – пли! – сказал Сэнд. После этой серии оставалось лишь заново прочесать всю область. «Килинг» прошел через разбомбленный участок по диагонали, на север, обратно на восток, затем на юго-запад, и все это время локатор посылал импульсы в надежде вновь отыскать контакт – и ничего, ничего, ничего. Корабль бесцельно метался туда-сюда в темноте – не сравнить с его недавними упорядоченными маневрами. – Сэр! – Сэнд стоял на крыле мостика рядом с капитаном и вглядывался в темноту, а ледяной ветер хлестал их обоих. – Сэр! Чувствуете запах? – Запах? – переспросил Краузе. – Да, сэр. Краузе машинально принюхался на ветру, втягивая ноздрями холодный воздух. Нелегко в таких условиях уверенно различить какой-нибудь запах, особенно если изо рта пахнет сырым луком, съеденным в прошлую вахту. Но Сэнд не стал бы говорить про лук. – Уже не чувствуется, сэр, – сказал Сэнд. – Нет. Вот снова. Можно, я спрошу мистера Карлинга, сэр? – Если хотите. – Мистер Карлинг, вы чувствуете какой-нибудь запах? Карлинг вышел и тоже потянул носом. – Топливо? – неуверенно спросил он. – Мне тоже так кажется, – ответил Сэнд. – Чувствуете, сэр? Топливо! Это означало бы, что подлодка по меньшей мере серьезно повреждена. А целое озеро топлива, бьющего ключом с глубины, было бы почти стопроцентным свидетельством потопления. Краузе снова принюхался. Он не был уверен… точнее, был практически уверен, что ничего не чувствует. – Вроде бы нет, – сказал он. – Эй, впередсмотрящий! – окликнул Сэнд. – Чувствуете запах топлива? – Сейчас нет, сэр. Хотя некоторое время назад чувствовал. – Видите, сэр? – сказал Сэнд. Они посмотрели на черную воду, едва различимую с кренящегося мостика. Понять, есть ли там топливо, было совершенно невозможно. – Вроде нет, – сказал Краузе. Его скепсис был тем сильнее, чем сильнее ему хотелось, чтобы пятно и впрямь подтвердилось достоверно, хотя Краузе не был склонен к самоанализу и не делал скидки на такую свою особенность. Однако высокие стандарты доказательств, заданные Адмиралтейством, безусловно, на него повлияли. – Сейчас вроде больше не чувствую, сэр, – сказал Сэнд. – Но мы уже довольно далеко от того места, где я первый раз его унюхал. – Нет, – ответил Краузе. Он говорил подчеркнуто ровным тоном, поскольку твердо решил не допускать в этом споре никаких эмоций. – Я считаю, к этой теме можно не возвращаться. – Очень хорошо. Краузе говорил вполне буквально: он не собирался возвращаться к этой теме и упоминать запах топлива в рапорте. Не в его характере было набивать себе цену, опираясь на недостаточные доказательства. Все испытывайте, хорошего держитесь[32]. Однако сама возможность, что Сэнд уловил запах топлива, стала решающим фактором. – Давайте возвращаться, – сказал Краузе. Взвесив все известное, он пришел к выводу, что нет резона оставаться в кильватере конвоя. Подлодка, возможно, затонула, она точно под водой и, скорее всего, всплывет не скоро. Вполне вероятно, она отстала настолько, что будет неопасна еще довольно долго. Самое время вернуться во главу конвоя и поддержать три других корабля. «Давайте возвращаться» было не предложением, которое можно обсуждать, а объявлением решения, что его офицеры прекрасно понимали. – Примите управление, мистер Карлинг, – сказал Краузе. – Нам надо обойти конвой с левого фланга на максимальной разумной скорости. – Есть, сэр, – ответил Карлинг и после паузы добавил: – Зигзагом, сэр? – Нет. Ему хотелось заорать на Карлинга. Какой зигзаг, если «Килинг» будет делать в темноте двадцать с лишним узлов? Впрочем, самый факт, что Карлинг задал идиотский вопрос, свидетельствует, что тот слегка не в себе. От резкого выговора он, скорее всего, разнервничается еще сильнее. С другой стороны, простой маневр, который он способен выполнить вполне успешно, возможно, вернет ему уверенность в себе и поможет стать хорошим офицером в будущем. Капитан эсминца должен не только уничтожать, но и создавать. Хотя Карлингу надо было предоставить полную самостоятельность, уходить из рубки тоже не следовало. Краузе должен был как будто не замечать его, но оставаться рядом на случай критической ситуации. Он подошел к рации и стал слушать трубку, спиной к Карлингу, но свободным ухом ловя, что тот говорит. Карлинг действовал совершенно нормально – запросил у штурманской курс, отдал необходимые команды рулевому, велел машинному отделению дать двадцать узлов.