* * * i_001.jpg Собор возвышался над Марбахом мрачной каменной громадиной. Сверху, прилепившись к водостокам, на жителей городка таращились горгульи. Их резко очерченные силуэты напоминали чернильные кляксы, случайно оставленные на сером небе. В детстве Гретель до чертиков боялась этих каменных чудищ. Сказать по правде, они до сих пор немного пугали ее. Направляясь к церковным воротам, девочка, как всегда, пересчитывала горгулий, которым еще в детстве дала имена. – Карл… Фридрих… рогатый Юрген… Это был ее способ очеловечить каменных монстров, сделав их не такими пугающими. Безымянная тварь, пялящая буркала с крыши собора, – это действительно страшно. А вот горгулья по имени Карл – тоже страшно, но уже не настолько. – Отто… Густав… – бормотала Гретель, загибая пальцы. Сейчас она точно знала, что горгульи не оживут, не спрыгнут с крыши собора и не утащат ее в преисподнюю. Но в шесть лет такой уверенности у нее не имелось. Только убедившись, что все химеры на месте, маленькая Гретель Блок могла заставить себя пересечь церковный двор и зайти в школу. С годами привычка пересчитывать горгулий никуда не делась. – Себастьян… – Назвав последнюю горгулью, Гретель миновала кованые ворота и очутилась на городской площади – Марбах-плац. Кроме собора и монастыря Святой Агаты, здесь расположились полицейский участок, почта и городская ратуша. Часы на ее башенке показывали половину третьего. В центре площади возвышался чумной столб, похожий на каменный палец, указующий в пустое небо. Столб этот возвели уцелевшие после эпидемии жители Марбаха примерно сто лет тому назад. Чуму, как нетрудно догадаться, наслали на город ведьмы, среди которых оказались не только простолюдинки, но и уважаемые фрау, чьи мужья заседали в ратуше. Старики рассказывали, что в тот раз костры Святой инквизиции пылали три дня без остановки. Между зданиями городских служб притулились многочисленные лавочки, мастерские и ателье. Гретель повернула направо и двинулась вдоль витрин, в которых стояла дорогая посуда, висели аппетитные колбасы и красовались просто-таки огромные головки сыра. Само собой, владельцы этих заведений не обслуживали оборванцев и жителей окраин, а значит, и семью Блок тоже. Гретель направлялась туда, где располагались магазины попроще. Сегодня у нее было поручение – после школы зайти в аптеку и забрать мамины порошки. Аптека «Хофманн и сыновья» находилась на Торговой улице, той, что вливалась в Марбах-плац между полицейским участком и ратушей. Гретель могла пересечь площадь по диагонали и сэкономить несколько минут, но ей хотелось поглазеть на красивые платья и аппетитные кушанья. Она следовала от витрины к витрине, пока не оказалась напротив закоулка, разделявшего «Марбахские сласти» и магазин тканей фрау Вайс. Там Гретель и увидела Нильса. Он сидел на бочке, поджав под себя ногу, и сосредоточенно изучал содержимое пакета, сложенного из плотной коричневой бумаги. Йозеф и Курт расположились на ящиках, спиной к Марбах-плац. Гретель застыла от неожиданности – она размышляла о том, сколько королевских марок может стоить атласное платье, выставленное в одной из витрин, а никак не о Дельбруке-младшем и его угрозах. Замешкавшись, она упустила шанс проскользнуть мимо проулка незамеченной. Нильс выбрал конфету и протянул пакет Йозефу… за спиной которого маячила Гретель. – А там еще оставался грильяж? – пробасил юноша, заглядывая в пакет. – Кажется, еще оставался. – Взгляд Нильса, устремленный на Гретель, был пугающе неживым. Совсем как у фарфоровых кукол с эмалевыми глазами, которые стояли в одной из витрин. – Поищи на дне. Бывало, что, гуляя по лесу, Гретель замечала в траве ядовитую змею. В такие моменты ее сердце начинало биться чаще обычного, в животе холодело, а ладони делались липкими. Сейчас из проулка между «Марбахскими сластями» и магазином тканей на Гретель смотрела не змея, а сын местного священника. Но ощущения практически не различались. – О, нашел одну, – обрадовался Йозеф. Гретель услышала, как твердая конфета захрустела на его зубах. – Приятного аппетита, – безо всякого выражения протянул Нильс. Отец учил: змее хочется иметь с тобой дело не больше, чем тебе с ней. Увидел ее – просто обойди стороной. Жаль, с Нильсом Дельбруком этот принцип не работал. Девочка резко развернулась и поспешила через площадь. В груди стало тесно, и каждый удар сердца отдавался в ушах. Приблизившись к чумному столбу, Гретель оглянулась. Нильс, Йозеф и Курт, к которому перекочевал коричневый пакет, покинули закоулок и теперь прогулочным шагом двигались через Марбах-плац. Разумеется, в ту же сторону, что и Гретель. «Ничего они мне не сделают, – подумала девочка, подавляя желание перейти на бег. – Вокруг полно народу!» Решив, что больше не станет оглядываться, она пошла в сторону Торговой улицы. Дельбрук не упускал случая припугнуть ее, оскорбить или унизить. Но Гретель как-то не верилось, что он перейдет от слов к делу. «В конце концов, я фройляйн, – размышляла Гретель. – Не станет же он лупить меня, как мальчишку!» Нильс Дельбрук был на год старше Гретель, которой недавно исполнилось четырнадцать. Они познакомились здесь, в воскресной школе. По какой-то неведомой причине сын пастора сразу же обратил внимание на светловолосую девочку, которая всюду таскала за собой младшего брата. Несколько лет он делился с ней игрушками, угощал сладостями и даже защищал от школьных задир. Гретель льстило, что она нравится Нильсу – красавчику, да еще и сыну священника. А потом что-то изменилось. Шутки Нильса стали злыми, он стал все чаще высмеивать Гретель, дочь неотесанного лесоруба. Однажды Гретель пожаловалась отцу, что отношение Нильса к ней переменилось. – А еще он говорит, что мы живем в лачуге и одеваемся как попрошайки. – Дети не понимают сословий, – ответил отец, – и не делают различий между бедными и богатыми. Но вы становитесь старше. Тебе не по пути с Нильсом Дельбруком. Детская дружба сначала дала трещину, а потом и вовсе рассыпалась. Сейчас Дельбрук-младший мечтал о том дне, когда закончит духовную семинарию и поступит на службу в Святую инквизицию. Времена оголтелой охоты на ведьм вроде бы остались в прошлом, но инквизиторы в Священном королевстве Рейнмарк по-прежнему пользовались огромным уважением. Нильс называл Гретель ведьмой, а всю ее семью – еретиками и чернокнижниками. Это немного пугало. На Торговой улице было оживленнее, чем на городской площади, и куда шумнее. Хлопали двери лавочек и мастерских, грохотали по брусчатке колеса тележек, продавцы зазывали покупателей, а какая-то тетка во весь голос ругалась с лоточником. В воздухе висел запах свиных сосисок на гриле, свежеиспеченных брецелей и горячих булочек с корицей. Гретель не ела с раннего утра, и при других обстоятельствах у нее бы уже потекли слюнки. Однако встреча с Нильсом и его дрессированными троллями напрочь отбила аппетит. Пройдя полквартала, Гретель решила убедиться, что Нильс действительно свернул на Торговую улицу, и юркнула за чей-то экипаж. Пару минут она следила за прохожими, присев на корточки и выглядывая из-за облепленного грязью колеса. «Вроде отвязался», – с облегчением подумала Гретель. И уже хотела встать в полный рост, когда среди атласных котелков, кружевных чепцов и соломенных шляп мелькнула прилизанная голова Нильса. Неподалеку маячили серые кепки Йозефа и Курта. Гретель не понравилось, что приятели шли на некотором расстоянии друг от друга, словно загонщики лис, растянувшиеся цепью. Девочка поспешила прочь, не глядя по сторонам и стараясь сделаться как можно менее заметной. Последний квартал до аптеки «Хофманн и сыновья» она попросту бежала, лавируя между прохожими. Резко толкнув дверь, составленную из нескольких застекленных секций, Гретель нырнула в плотный аптечный запах. Над головой негодующе звякнул колокольчик. Даже не поискав глазами господина Хофманна, девочка развернулась обратно к двери. Прильнув к стеклянным окошкам, она смотрела на заполненную марбахцами улицу: не мелькнет ли в толпе Дельбрук с приятелями? За спиной раздалось вежливое покашливание. Звук был негромкий, но Гретель все равно вздрогнула, а оглянувшись, увидела Бонифация Хофманна. Девочка не знала, сколько лет владельцу единственной в Марбахе аптеки, но выглядел он ровесником ветхозаветных пророков: кожа как полупрозрачный пергамент, на лице и высохших кистях рук – коричневые старческие пятна. Аккуратно уложенные волосы Бонифация Хофманна цветом не отличались от его аптекарского халата. – Чем могу быть полезен? – Сквозь круглые очки в тонкой проволочной оправе на Гретель смотрели бледно-голубые, почти бесцветные глаза. В городке болтали, что, занимаясь лекарствами, Хофманн открыл секрет вечной жизни, но, к сожалению, не вечной молодости. «Он так и будет стареть, пока не превратится в ходячий скелет!» – школьники, которые начали первыми рассказывать эту байку, уже сами успели обзавестись внуками. Так что Гретель допускала, что в чем-то эта легенда не врет. – Здравствуйте, господин Хофманн. – Девочка двинулась через зал, на ходу вытаскивая из кармана смятый рецепт. Аптека была обшита потемневшими от времени деревянными панелями. Справа и слева на полках теснились баночки из коричневого стекла, флаконы с притертыми пробками, запечатанные сургучом бутылки с микстурами и коробочки с пилюлями. На одном конце полированного прилавка стоял кассовый аппарат; на другом возвышались весы, возле которых, подобно оловянным солдатикам, выстроились гирьки. – Я за порошками для мамы, – сказала Гретель, протягивая Хофманну бумажку. – Для Марты Блок. – Подожди здесь. – Аптекарь даже не взглянул на исписанный неразборчивым «докторским» почерком рецепт. – И, пожалуйста, ничего не трогай. Ходил Хофманн без трости, но медленно, старческой семенящей походкой. Когда он скрылся в расположенной за прилавком конторе, Гретель метнулась обратно к двери. Одного взгляда хватило, чтобы заметить Нильса с компанией. Они подпирали стену бакалейной лавки напротив аптеки. Гретель попятилась, хоть и понимала, что прятаться бесполезно. Очевидно, Нильс Дельбрук видел, как она заходила в «Хофманн и сыновья», и теперь сторожил у входа. Гретель вернулась к прилавку. Пару минут спустя вернулся Бонифаций Хофманн с пакетиком из вощеной бумаги. – Рекомендации по приему – те же, что и раньше. – Конечно. Девочка забрала лекарство, положила на прилавок купюру в десять королевских марок и дождалась, когда аптекарь отсчитает сдачу. Звякнул, закрываясь, кассовый аппарат, но Гретель не торопилась прощаться. – Что-то еще? – поинтересовался Хофманн. – Сказать по правде, да, – кивнула Гретель и, набрав полную грудь воздуха, выдала скороговоркой: – После школы ко мне привязались хулиганы, сейчас они ждут снаружи. Когда я выйду отсюда, меня схватят и, наверное, побьют. – Что-что? – Седые брови аптекаря приподнялись над проволочной оправой очков. – Я подумала: наверняка же у вас в аптеке есть черный ход? Если бы вы позволили воспользоваться им… я была бы очень благодарна! Некоторое время Хофманн изучающе смотрел на Гретель. А потом приподнял натертую воском крышку прилавка и все той же семенящей походкой направился к двери. «Он ни за что не позволит мне пройти дальше этого прилавка, – подумала Гретель. – И не поверит в историю про хулиганов. Скорее, решит, будто я хочу что-нибудь украсть…» Хофманн доковылял до двери и сквозь застекленную секцию посмотрел на улицу. – Это, случайно, не сын преподобного Дельбрука? От него ты прячешься? – Да, от него, – вздохнула Гретель, понимая, что теперь помощи от аптекаря можно не ждать. – И его дружков, Йозефа и Курта. Они меня все время донимают. Хофманн вернулся к прилавку, снова приподнял крышку и произнес: – Прошу. – Спасибо! – Не веря своей удаче, Гретель юркнула за длинную тумбу, разделявшую зал на две части. Миновав узкую дверь, Хофманн и его гостья очутились во внутренних помещениях аптеки. Витавший снаружи запах камфары, лакрицы, валерьянки и еще бог знает чего усилился и обогатился новыми оттенками. Каменное здание, в котором располагалась аптека «Хофманн и сыновья», было одним из самых старых в Марбахе, не считая собора, монастыря и ратуши. Окошки здесь напоминали бойницы, а сводчатые потолки наводили на мысли о винных погребах. Чтобы жить в доме, похожем на рыцарский замок, надо было как минимум владеть единственной на всю округу аптекой. Впрочем, у Хофманнов даже имелся собственный автомобиль – по меркам Марбаха просто-таки невиданная роскошь. Это был черный канцлерваген, слишком хороший и дорогой для здешних дорог. Проходя мимо какой-то двери, Гретель мельком увидела столы, на которых Хофманн и его наследники готовили микстуры и порошки, – на широких мраморных столешницах стояли дробилки, прессы, керамические ступки с пестиками, разнообразные весы и металлические формы для пилюль, в которых запросто можно было бы отливать пули. – Сюда, фройляйн Блок, – произнес Хофманн, направляясь к тяжелой, окованной железом двери. За ней оказался длинный, уводивший в темноту коридор. На мгновение Гретель сделалось не по себе. А вдруг аптекарь, которого подозревали в занятиях алхимией, решил воспользоваться случаем и получить для своих опытов юную девушку? Между тем старик взял со стола керосиновую лампу и шагнул в коридор. Прогнав из головы дурацкие мысли, Гретель зашагала следом за Хофманном. – А вы знаете семью пастора? – решилась спросить она. – Преподобный Дельбрук иногда покупает у меня желудочную микстуру и мазь от… – Аптекарь сдержанно кашлянул. – И мазь. Каждый раз он рассказывает, что его сынок, этот Нильс, мечтает поступить на службу в Святую инквизицию. И ведь поступит, помяни мое слово. – Ага, Нильс просто спит и видит, как однажды станет инквизитором, – проворчала Гретель. Тени от керосиновой лампы скользили по каменным стенам, и казалось, что старика и девочку сопровождают призрачные фигуры. – Он «Жернова ведьм» наизусть уже выучил… – Да, «Жернова ведьм»… известная книжка, не то что трактаты по медицине или фармацевтике. Ты вот можешь назвать хоть один? – Нет, – призналась Гретель. Ей почему-то сделалось неловко за собственное невежество, хотя дочь лесоруба, получавшая образование в воскресной школе, и не обязана знать такие вещи. – Правильно, – кивнул Хофманн. – Зачем изучать медицину, если Святая инквизиция и так может остановить любую эпидемию. Помню я, как отцы-инквизиторы справились с чумой тысяча восемьсот седьмого года. – А вот про это я слышала! – обрадовалась Гретель. – Чумной столб на площади поставили, когда болезнь отступила.