Часть 10 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Не знаю, может, я поэтому так гнал, как ошалевший антилоп. А ягуар Гера гнался за мной по пятам. Ну конечно, он же хоккеист. Ракета! Ему такого, как я, обогнать – раз плюнуть.
Но и остановиться я тоже не мог. Это же сразу позор и смена школы. Мг, в начале года! Лучше уж монастырь тогда, хотя и это – тоже нет, потому что родители.
В общем, пока я размышлял, как пробежать хотя бы ещё круг и не задохнуться первым, неожиданно вспомнил вот что:
Если вы есть – будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Я не знаю, это такое чувство… Буквально только что я просто-напросто задыхался, а через минуту задышал полными лёгкими. Как будто к ним кислородный баллон подключили. Дамы и умирающие господа, его высочество Допинг – Роберт Рождественский. Пара строк и никакой химии.
Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
А дальше я уже бежал и ни о чём не думал. Только чувствовал, как кроссовки ударяются об асфальт. И под коленями гуляет ветер.
А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену.
Если вы есть – будьте лучшими,
Если вы есть – будьте первыми!
Смешно, но я ведь даже не сразу понял, что Гера больше не бежит. Потом смотрю, а он на лавке сидит – шнурки завязывает.
Вот поэтому кроссовки должны быть только на липучках. Чтобы никогда не сдаваться. ||
▶ А вообще, если меня спросят, какая на вкус победа, то я отвечу – солёная. Я ведь так обрадовался, что губу до крови прокусил. Или это были слёзы? ||
▶ А что? Олимпийские чемпионы тоже плачут во время награждения. Так чем я хуже? ||
▶ Я же мало того что лишние круги накрутил, так ещё восемьдесят шесть раз отжался. И всё это на глазах у Геры.
Да, я крут. Но не тщеславен! ||
▶ Ну правда… Я хотел просто подойти и сказать ему про кроссовки. Про шнурки эти… чтобы не расстраивался. А потом смотрю, а никаких шнурков там нет. Липучки. Липучечки.
Йе-е-ес! Я бессмертен! ||
▶ Конечно, я своего превосходства никак не проявил. И даже не собирался! Зачем, когда у человека и так достоинство пострадало. Просто прошёл мимо. А он мне такой в спину:
– Слава китайскому коммунизму!
Смешно, да? Вообще-то проигрывать тоже надо уметь. Особенно тем, кто и так в непроходящем выигрыше. ||
▶ А может, он это вообще не мне сказал? Я до сих пор не понял, при чём здесь китайцы. ||
▶ У меня же вроде глаза не узкие? Или узкие? Вот только этого ещё не хватало! ■
Глава 3. Мир, труд, май
Б
▶ Всё! Я теперь понял, где видел этого чудика. А то всё смотрю на него и думаю: кого же он мне напоминает?
Сначала на Добби[13] грешил. Ну серьёзно, прямо до боли знакомые уши! А потом у нас уборка случилась. И мать вытащила из кладовки старые фотоальбомы.
Я сначала к ним даже прикасаться не хотел. Понятно, там же на каждой странице – он. А мать вдруг такая:
– Ой, смотри: здесь же полно твоих детских фотографий. Давай вместе посмотрим!
Но я сказал:
– Спасибо, я как-нибудь сам! – И закрылся с этим хламьём в комнате. Притом на два оборота!
На два, потому что я свою мать знаю. Для неё закрытая дверь – это далеко не намёк, а, наоборот, сигнал к действию. Только уединишься – всё, тут же начинается: «Ой, я тут стирать собралась – давай и твоё закину!», «Ах, я там новый салатик сочинила, будешь?», «Сынкин, ну что ты вечно в этой комнате сидишь? Пойдём, что ли, чаю попьём!»
«Сынкин»! А-а-а! Как же она меня бесит!
В общем, я те альбомы под кровать запихнул. А сам уселся за «болталку». Уж не знаю, как так вышло, но для меня теперь этот дневник – что-то вместо зависимости. Вместо, потому что у меня натура такая. Я в этой жизни ни от кого и ни от чего не завишу, даже от смартфона! Вот уж чем-чем, а этим я вообще никогда не страдал. Чатики, топики. Серьёзно, это не про меня вообще. Я же спортсмен. У нас в жизни одна зависимость – от успеха. А остальное – это так, слабость характера.
Но с дневником, конечно, странно получилось. Я же, если вспомнить, его вообще вести не хотел, а потом раз – и втянулся. Прямо приклеился к нему. Или он ко мне? Как будто живой человек какой-то!
Хотя на самом деле – в этом-то и суть, что он не живой и даже не человек. Говори что хочешь – он тебе сло́ва в ответ не скажет. Это же идеальный друг, получается!
Плохо только, что планшет прятать приходится. Из-за матери. Вообще, да? Лучшего друга – и под кровать. Там же пылища!
Вообще, я его и не прячу особо. Потому что, давайте будем откровенны, «под кровать» – это так себе тайник, сомнительный. Особенно если ваша мать такая, как моя, – безграничная, в плане своей вездесущести. О нерушимости территориальных границ она если и слышала, то в каком-то давно забытом сне.
А про неприкосновенность чужого имущества я вообще молчу! У неё, видите ли, своя декларация ведения домашнего хозяйства. И если мне что-то не нравится, то я могу добиваться статуса беженца и просить политического убежища у бабушки. Мне прямо так и сказали, без всяких там дипломатических сантиментов:
– Не нравится – адьёс!
В смысле, скатертью дорога.
А я, может, и рад бы! Но от бабули на тренировки далеко ездить. Да и потом, это же сразу пожизненная эмиграция. Я мать знаю! У неё если ушёл – значит, ушёл, с концами. А дом есть дом. Тут вайфай, да и кормят периодически. Не рябчиками, конечно, но пельмени регулярно дают. И пиццу заказывают! А у бабули что? Её саму кормить надо. Она же уже как ребёнок! ||
▶ Кстати, о еде. Не мешало бы пожевать чего-нибудь человеческого. Не в том плане, что я – доктор Лектер[14], но мне вообще-то тоже нужно питаться. Белки там, углеводы! Как говорится, одним святым духом сыт не будешь.
Или так не говорится? ||
▶ В общем, я вышел на кухню, чтобы хоть горбушку какую пожевать… Довела ребёнка!
И сама, главное, сидит – фотографии к себе прижимает. Рыдает!
Ну я-а-асно! Опять манипуляции пошли! Когда она уже поймёт, что мне плевать на её трудности? Это я раньше чуть что к ней бросался – утешать. На работе завал – я бегу. С отцом поцапались – я бегу. Устала – я снова рядом. А теперь – всё. Я вырос и сам устал. И вообще, в утешители не нанимался. Пусть вон дневник себе заведёт и в него плачется.
Так и хочется сказать: «Соберись, тряпка!» ||