– В одиннадцать. Поезжайте домой, уверяю вас, ничего не случится. – Можно её увидеть? – спросил Глеб. – Она спит, не надо её беспокоить, – улыбнулся врач. – Приезжайте завтра. – Вы на машине? – спросил Глеб у отца Дианы, когда они вышли из клиники. – Да, конечно, Юленька за рулём. Завтра я тоже приеду к одиннадцати, если ты не возражаешь. – Конечно, тем более Диана хотела вас видеть. После выпитого кофе спать совсем не хотелось. Значит ребенку быть? Он понадеялся, что может сегодня всё закончится, и Диана вернётся из клиники одна, и у них всё будет как прежде, и больше он не допустит её беременности. Не надо наблюдать за её изменяющейся фигурой, не надо перестраивать отношения, можно было бы поехать на отдых, встряхнуться после этого кошмара. Ему, как и прежде, хотелось быть у Дианы на первом месте, и так прочно вселиться в её мозг, чтобы она ни о ком другом и думать не могла, но теперь она часть своего сердца отдаст орущему младенцу. Он родится и Глеб уже не будет для неё единственным лучом света. Он не привык быть на вторых ролях, даже если на первом месте будет его собственный ребенок. Центр города переливался огнями, а Глеб, погруженный в свои думы, курил сигарету за сигаретой, и всё ехал вперед, не зная, куда едет. Он набрал телефон Маргариты. – Лисичка, моя жена беременна, я не знаю, что мне делать, – без всякого вступления сказал Глеб. – Ты просто сделал ей одолжение, да? – Как-то всё случайно получилось, но она счастлива. – Ну и пусть она будет счастлива! И для тебя это не повод для расстройства. Чем тебе помешает ребенок? Совершенно не обязательно в корне менять свою жизнь. Не знаю ни одного мужчины, который бы после рождения ребенка сильно изменился. Рождение детей меняет женщин. А у того, кого есть деньги, дети вообще не проблема. Что касается меня, то мне нужен ты, а есть ли у тебя дети или нет, меня мало волнует. – А вдруг у меня совесть проснётся? Марго рассмеялась: – У тебя? Да у тебя на лбу написано, что ты вечный бабник. Я не думаю, что ты выбрал себе в жёны дуру, которая не понимает этого. И, кстати, я всё ещё жду тебя. Да, наверное, это так. Он будет по-прежнему заниматься своей работой, приходить поздно, и Диане будет, чем заняться в его отсутствие. Глеб ездил и ездил по городу, пока не наступило утро. Недалеко от клиники, в которую он должен явиться утром, он завернул в ближайший двор и подъехал к детской площадке. Молодые мамы сидели на скамейке, дети играли, обычная будничная картина любого жилого двора. Глеб опустил стекло и смотрел на малышей. И не испытывал ни умиления, ни радости при виде маленьких человечков. Понятно, что всё, что связано с беременностью, после той истории с матерью, ему глубоко противно, но ведь и детей он не любит. Наверное, равнодушие к детям он приобрел от матери, она никогда не любила их. Когда они с Володькой были еще малышами, она как от чумы бежала от них. Где-то глубоко в мозгу родились воспоминания, брезгливое выражение её лица, её крики, что они помнут ей платье и испортят причёску. И как няня уводит их в другую комнату, только чтобы они не нервировали Елену, и как надрывается плачем маленький Вова, потому что хочет обнять маму. А мама кричит, чтобы няня скорей увела их и заперла в дальней комнате, так как плач режет ей уши. Няня уносит их на руках, и потом, в дальней комнате, Вова заливается слезами, а Глеб гладит его по голове и пытается увлечь игрушками – достойной заменой материнской ласки. Лицо Глеба перекосило от ненависти. Нет, ни у одного из детей на свете не должно такого повториться. Хоть он и не хочет ребенка, но он сделает над собой усилие и попытается дать ему всё, что требуется от отца. Глеб приехал в больницу без четверти одиннадцать, и врач проводил его в палату. Диана уже была одета, рядом с ней сидел её отец. – Привет, как ты? – спросил Глеб. – Врач говорит, что всё хорошо. – Поехали? – Да, я папу к нам на чай пригласила. Как только отец Дианы уехал, Глеб спросил у неё. – Надеюсь звонки к матери прекратились на этом? Понервничала? – Я так хотела поделиться счастьем. – Отлично поделилась. Если ты себя нормально чувствуешь, я съезжу на работу. Но я на связи. Диана погрустнела, как никогда ей хотелось заботы и ласки. – У меня дела, малыш. Позови сестру, подружку, закажите еды, поболтайте. Поздним вечером Глеб был ещё на работе. Диана не одна, у неё Юля, а ему совсем не хочется домой. Он не спал всю ночь, выпил цистерну кофе, и теперь у него стучит сердце и болит голова. В офисе он один, тишина, лишь часы отсчитывают время, минута бежит за минутой, приближая тот момент, когда Диана раздуется, и ему надо будет на это смотреть. Глеб сменил рубашку на уютную спортивную толстовку и лёг на диван. Вроде бы клонило в сон, но уснуть было невозможно, крепкий кофе будоражил кровь. Он взял в руки телефон, чтобы позвонить Маргарите, но не успел, заиграла мелодия, звонила Марина. Нет, ничего не случилось, просто он пропал, а ей хотелось бы знать, как у него дела, Андрей в ночь работает, а ей так грустно одной. «Сейчас я к тебе приеду», – сказал он. Вот и отлично, появился повод подольше не ехать домой, надо же навестить Марину, и заодно рассказать о ребёнке. Глеб приехал к Марине с цветами, для неё купил шампанское и фрукты, себе – виски. – Привет, сынок, – обняла она его, – в честь чего это? Открывая шампанское, Глеб объявил ей, что у них с Дианой ожидается пополнение. Как он и ожидал, Марина расплакалась от умиления, и попросила считать себя бабушкой, ведь родных внуков ей не видать, но Глеб ей, как сын, а Диану она давно и нежно любит, и, если бы Данечка был жив… Глеб рассеяно кивнул. – В чём дел? Ты не рад? – Рад, – ответил Глеб с каменным лицом, но по губам прошла судорога боли. Он залпом выпил, Марина с тревогой смотрела на него. – Ты похудел, осунулся. Что-то не так? Глеб снова налил себе, чокнулся с её бокалом и выпил. Голова закружилась, он не спал предыдущую ночь, ничего не ел. Чтоб не упасть, он опёрся спиной о холодильник. – Ты с работы? Устал? Давай я тебя покормлю, не обедал, наверное? Бледный такой. Ты когда ел последний раз? Глеб пожал плечами, он не помнил. Марина вскочила и начала суетится у плиты. Глеб опустился на стул. – Она сделала это против моей воли, я не хочу детей. – Но она же женщина, она хочет себя воплотить, как мать, – ответила Марина, нарезая салат, – с Даней у них была неудачная попытка, но не случилось. Глеба опять затошнило, он закрыл лицо ладонями. Опять Елена и кровавое месиво между её ног. И запах свежих овощей, которые резала Марина, превратился в запах гниения. – Не надо говорить со мной о выкидышах. Я видел один раз, я больше не хочу. – Где ты видел? – Мать выкинула при мне на седьмом месяце, ещё до приезда скорой, мне пришлось всё делать самому, ещё и убирать потом. Глеб вскочил и побежал в туалет. Его выворачивало, пока не кончились силы, пока пустой желудок не свернулся в комок. Марина в ужасе стояла на кухне. Что эта, так называемая мать, сделала со своим сыном? Она же искалечила его психику. Глеб вернулся на кухню, как подкошенный рухнул на стул. Марина поставила перед ним чашку крепкого сладкого чая. – Извини, – прохрипел он, – эти воспоминания. Лучше б я ещё раз потерял память и уже навсегда. – Выпей чай, поешь, и мы с тобой поговорим. Как она могла? Она же мать. – Хороша мать. Скажи мне, может мать при сыновьях приводить любовников, развлекаться с ними, так что всё слышно? Мне кажется, что нет, а мы с Вовкой с детства слышали стоны за стеной. Может мать на два года бросить маленьких детей с бывшей заключённой, которая два года издевается над ними? Бьёт смертным боем, морит голодом, два года не выпускает из квартиры, прогулки только на балконе, а мама ни разу не интересуется, как там её дети. Мы с Вовкой чуть не сдохли тогда, вернее нас чуть не забили до смерти. Два года, без еды, без ухода, без врачебной помощи, нам было пять-шесть лет, Вовка не просто так страдает эпилепсией. Марина схватила Глеба за руку: – Не может такого быть! Просто не может! Глеб пожал плечами и продолжил: – Шокируют подробности моей жизни? Продолжить? Марина со слезами на глазах кивнула. – Вот тебе относительно недавняя картина: мать насилуют, а я стаскиваю с неё насильников, а потом отмываю её, везу к врачу, зашивать ей там порванные места. Или достаю пьяную мать из ментовки, она вся грязная, изнасилованная ментами… Или вот ещё был момент, у меня день рождение, шестнадцать лет, мама, совершенно позабыв о таком знаменательном празднике, неожиданно приезжает. И спаивая, совращает моих друзей, при мне, при всей компании, уводит их в комнату, и…. И потом они с полным правом, при встрече со мной, используют одно известное матное выражение про «твою мать». Я уж не говорю о том, что только ленивый не смотрел интересное кино с моей мамашей и не издевался надо мной. Это уж потом я вырос, и мне стало параллельно всё, а детстве было не очень комфортно. Насилие няньки, издевательство соседей, тычки, пинки, Вовку больного тянул, как мог. – Всё, забудь, Глеб, – Марина едва говорила от потрясения. – Её больше нет. Отпусти и забудь, и прости её в душе, она была не в себе. С прощением жить легче. – Хочу ли я после этого детей? Какой из меня отец? Я не знаю, что такое отец, я и мать то не знаю, что такое. Я не знаю ничего о нормальной семейной жизни. – Ты ведь не такой, и Диана не такая. Всё получится, она справится и поможет тебе стать родителем. Скажи мне, это ты из-за матери пытался покончить жизнь самоубийством? Глеб отхлебнул виски. – Сейчас я схожу покурю, подотру сопли и расскажу. Если, конечно, ты ещё в силах слушать. Я ещё не все трагедии своей жизни поведал. – Кури здесь. Что он ещё расскажет? Марина побоялась, что он снова ускользнёт от разговора, поэтому открыла окно и дала ему банку для пепла. Глеб закурил, она видела, как у него дрожат руки, с какой жадностью он вдыхает ядовитый дым, будто пытается заглушить в себе боль. – Любимую девушку убили, а перед этим изнасиловали. И как выяснилось из-за меня, бывшая приревновала и наняла трёх подонков. Как было с этим жить? Глеб сквозь дым пристально посмотрел на Марину, и её пробрал озноб. – Помнишь, мы с тобой ездили на кладбище? Я узнал это место, нашёл её могилу, тогда-то память и вернулась. – Как же так, Глеб? – простонала Марина. – Нормально всё. Пережил уже. На тот день, когда я вены скрыл, свадьба была назначена. Не выдержал, не смог, любил сильно, в первый раз в жизни. Сильно, взаимно, до сих пор болит. Скатился до наркотиков, делал какие-то страшные вещи, и в итоге вскрыл вены. Марина прижала его голову к своей груди. Бедный мальчик, мать с детства калечила, вот нашёл любовь, хотел построить свою семью, и невеста погибает, и никакой поддержки вокруг, и вот он нашёл выход. Марина гладила его по голове, потом взяла его лицо в руки и смотря в прищуренные серые глаза, сказала: – Сынок, у тебя есть Диана, и будет ребёнок, есть мы с твоим отцом, и все тебя любят. Забудь, что в детстве до тебя не было никому никакого дела, оставь всё в прошлом. Ты так молод ещё, всё у тебя хорошо, начинай жить, родная мать больше не потревожит тебя, твоя невеста… пусть она останется светлым воспоминанием, Диана такая чудесная.