Конечно, холодно, между ней и полом было только пальто, но нельзя её сейчас трогать, взять на руки, отнести в тёплую квартиру, усилиться кровотечение, надо обязательно дождаться врачей. Глеб дышал ей на руки, растирал их, прятал себе под куртку, но они, кажется, только леденели. У неё забрали кольцо, которое он надел ей на палец на помолвку, и тогда Глеб снял своё и надел ей на пальчик, оно было велико, но ничего, они потом решат с кольцами, а сейчас, когда малышка очнётся в больнице, увидит колечко сразу поймёт, что он был рядом… Если бы он мог как-то помочь ей! Зажать эту рану, прекратить отбирающее жизнь кровотечение, отдать ей свои силы и здоровье. Он сжимал её руку, шептал слова, целовал и плакал. Но вот она содрогнулась, вздохнула: – Люблю тебя… – Слышишь? Сирена скорой, значит, они сейчас будут здесь! Но они уже были здесь не нужны… Мать снова завыла, а Глеб вцепился в тело Эллы, ещё ничего не понимая. На лестнице послышался топот ног. Подбежали врачи, отстранили Глеба. Осмотрев тело и качая головой, врач сказал: – Она скончалась. Полицию вызвали? – Да, – ответил кто-то, – участковый по квартирам ходит. – Тогда он сам вызовет и Специальную и криминалистов. Матери Эллы сделали успокаивающий укол, и врачи, вздыхая, ушли. Какая-то соседка принесла плед и укутала потерянную от горя мать. Глеб сидел в углу лестницы, обняв колени, его трясло, зубы выбивали дробь, в голове тысячами молоточков стучало «она скончалась, скончалась, скончалась». Нет, она не могла, они что-то напутали, он накажет этих врачей, которые ушли, не помогли его девочке. Глеб подполз к ней, вглядываясь в черты, которые менялись на глазах. – Малышка, – прошептал он. – ну что ты, проснись, а то они решили, что ты… Подошёл какой-то сосед, протянул ему стакан с водкой. – Мне жаль, – сказал он. Глеб выпил залпом. Чего ему жаль? Она поправится. Ну почему у неё такие холодные руки и щёки? Почему ему никак не согреть их? Уши надрывает плач женщин, можно, в конце концов, потише? Малышка только заснула, ей было так больно, хорошо, что она спит… Глеб сидел возле неё, держал за руки, целовал щёки, перебирал волосы, пока не приехала группа оперативников. – Нам надо осмотреть её, – сказали ему. Они помогут ей, те не помогли, эти помогут. Глеб снова сел неподалёку, прижавшись спиной к холодной стене. Но почему-то они не спешили помогать, они что-то соскребали со стен и пола, опрашивали соседей, около Эллы сидел судмедэксперт и что-то писал. Сидя в уголке, сжавшись в комок, Глеб, ничего не понимая, наблюдал за их действиями. Их голоса, шаги то вырастали до невероятных звуков, что ушам было больно, а то и вовсе пропадали, как в немом кино, они открывали рты, а звука нет. Иногда он слышал «групповое изнасилование, предположительно, трое», «нож», «смертельное ранение», «кровопотеря, упустили время, не сразу нашли», и монотонное бормотание: «резаная рана в районе живота, размером…». И тогда он закрывал глаза, отключался и слышал нежный голос «я так боюсь насилия, меня пытались двое в подъезде, соседи помешали", и Глеб начинал биться затылком об стену, по щекам текли злые слёзы. За что? Почему? Кто посмел? И где был он сам? Насилие их свело, насилие и разлучило, нет, это всё сон, бред, такого быть не может, два часа назад она целовала его в машине, живая, тёплая, её запах ещё с ним, на шее ощущение прикосновения нежных губ, она хотела поговорить с мамой, переночевать дома, а завтра остаться у него. Он будет завтра, после учёбы, ждать её. «Она скончалась, скончалась, скончалась»… Эллу накрыли простынёй. Зачем? Она же задохнётся, Глеб рванул к ней, но ему не позволили, и он, как улитка, снова заполз в свой угол. Он уткнулся лицом в колени «с завтрашнего дня начнётся новая жизнь», «любимый, всё будет хорошо», «не провожай, не надо, это в последний раз». В последний раз… Это бред, просто у него сильно болит голова, он заснул и ему снятся кошмары, девочка, где ты ходишь? Куда ты потерялась? Он видел удаляющуюся лёгкой походкой в темноту фигурку, несущую торт и цветы для своей мамы, чтобы помириться с ней и сказать, что будет свадьба 21 июля. Она уходит, стучат каблучки, ветер треплет длинные волосы, и вот её ножки отрываются от земли, и она летит на небо, сразу на небо, чтобы не переживать этот кошмар перед смертью… «Она скончалась, скончалась, скончалась»… Кто-то потряс его за плечо, Глеб поднял голову. Где он? Что с ним? Перед ним на корточках сидел какой-то мужчина в штатском. – Твоя девушка? Глеб перевёл взгляд на тело, лежащее под простынею и начал проваливаться в темноту, но почувствовав резкий запах нашатыря, очнулся. Совершенно бессмысленно он смотрел на лицо оперативника, оно расплывалось, то удаляясь, то приближаясь. Ему снова поднесли нашатырь, Глеб вздрогнул. – Говорить можешь? Едва заметный отрицательный качок головой. Глеб жестом показал, чтоб ему дали сигарету. Мужчина сунул ему в рот папиросу и помог прикурить. Подошёл судмедэксперт. – Может укольчик успокоительный? Парень переживает. Глеб помотал головой, оперативник сунул в карман его куртки визитку с телефоном. – Позвони, как сможешь, нам надо поговорить, чтобы выяснить, кто мог так её изувечить. Глеб ещё раз посмотрел на тело, кровь бурыми пятнами уже стала проступать и на простыне. И вдруг, как удар молнии, электрический разряд по телу, прострелило виски, голову, резко затошнило: нет больше малышки, она улетела, здесь только её оболочка, изуродованная маньяками, он ничем ей больше не поможет. Глеб оттёр ладонями слёзы, вскочил на ноги и расталкивая всех, побежал вниз, на улицу. На улице его согнуло пополам и вырвало, и продолжало выворачивать, пока всё вокруг не начало кружиться, и он не упал. В какой-то снежной луже он обтёр лицо и руки, на них была кровь. Откуда на нём кровь? Он же не ранился. Удар молнии, темнеет в глазах, тошнота, это же её кровь «она скончалась, скончалась, скончалась»… Найдя в кармане свои сигареты, он побрёл вперед, не зная куда. – Глеб? Ты чего? Ночь на дворе, – в дверях стоял заспанный Влад. Глеб шагнул из темноты в квартиру, и Влад осёкся. Грязные джинсы и куртка, на джемпере подозрительные пятна, с волос стекает вода, попадая за ворот, губы синие и трясутся и глаза, такие страшные глаза. – Брат, ты чего? Из комнаты вышла Алла. – Ты чего, брат? – начал трясти его Влад. Ноги подкосились, и Глеб упал. – Пьяный? – спросила Алла. – Не похоже. – Глеб, мы тебя любим, но у нас младенец и… – Да подожди ты, – грубо оборвал жену Влад, – тут что-то не так. – Выпить есть? – треснутым голосом спросил Глеб. Влад принес из холодильника водку и хотел плеснуть в рюмку, но Глеб выхватил бутылку и начал глотать из горла. Отбросив бутылку, он побежал в туалет, где его снова вывернуло. Прямо в туалете он упал и у него началась истерика. Влад и Алла с ужасом смотрели на него. – Она скончалась, скончалась, скончалась, – сквозь рыдания, как попугай, начал твердить Глеб. – Братишка, кто? – Малышка, она скончалась. – Что ты несёшь? – чуть ли не закричал Влад, упал рядом и обнял Глеба. В комнате заплакал малыш, но ни Алла, ни Влад не в силах были подойти к ребёнку. Глеб привалился Владу на плечо и всхлипывая сказал: – Её убили, изнасиловали и убили в подъезде. Она так боялась насилия. А меня не было, и никого не было. Влад поднял Глеба, снял с него куртку. – Пойдем на кухню. – Идите в комнату, – сказала Алла, – сегодня уже никому не до сна. И она разрыдалась. В комнате Глеб, отказавшись от дивана, лёг на пол, на ковёр, Влад сел рядом, машинально гладя его руку. Они молчали и плакали, говорить было не о чем. Рано утром, Глеб поднялся с пола. Влад спал рядом, Алла свернулась калачиком на диване возле ребёнка. – Останься, – встрепенулся Влад. – Куда ты сейчас? – Домой. Я хочу побыть один, – прохрипел Глеб. И не смотря на все уговоры друга, он покинул квартиру. Он плёлся вдоль дороги, пока не поймал машину. Рухнув на заднее сиденье, он согнулся пополам, его трясло. – Брат, перебрал? – радостно воскликнул водитель. Глеб не ответил. Когда он вошёл к себе в квартиру, на него набросился радостный Вовка: – Глеб, где ты был так долго? Мне надо… Глеб молча выставил руку ладонью вперёд, показывая, чтобы Вовка замолчал. Схватив в баре бутылку виски, Глеб прошёл в свою комнату и прямо в одежде рухнул на кровать. Хлебнув из горлышка, он уткнулся в подушку, его трясло, голова кружилась, он изо всех сил подавлял в себе крик, только судорожно рвал простынь. Как осознать, что её нет и больше не будет, когда только пару дней назад она была здесь с ним, в этой постели? Она улыбалась, шептала про любовь, отдавалась ему, не ведая, что это в последний раз… Она лежала с ним, здесь, эта простынь помнит ещё её тело, подушка пахнет её волосами, как им было хорошо и уютно в этом маленьком гнёздышке, они сливались в одно целое, шептали друг другу всякие нежности… Его маленькая, милая девочка, любимая до обожания. Глеб резко сел, сбросил куртку на пол и судорожно начал глотать виски. Комната закружилась вихрем перед глазами, заплясали стены, мебель, но тут он на стуле увидел белый махровый халат: она надевала его, когда оставалась у него. Такой же халат, какой он снял с неё тогда в отеле, первый раз, когда она доверчиво отдалась ему. Глеб вскочил, почти упал, чудом удержавшись, и схватив халат, повалился на кровать. Он уткнулся лицом в её вещь и уловив знакомый запах почти взвыл, на воротнике зацепились пара её длинных волос, темные ниточки, оставленные еще тогда живой Эллой на белой махре… У Глеба началась настоящая истерика. Он выл и плакал, прижимая к себе бездушную вещь, в кармане нашёл её расчёску, стал гладить пальцем каждый зубец. Только вчера утром, пока он спал, девочка сходила в душ, причесалась и надев этот халат, сварила ему кофе и принесла сюда. Он проснулся, она стояла перед ним, с чашкой в руках, её влажные волосы рассыпались по спине, оставляя навсегда две волосинки на вороте… Она не знала, что это последнее её утро, она была весела только немного нервничала из-за мамы. Зачем он спал тогда, теряя часы, которые он бы мог провести с ней? Любить бы её до утра, потом вместе сходить в душ и вместе сварить кофе. Зачем он отпустил её одну, в этот страшный вечер? Надо было силой заставить её ехать к нему или идти с ней, они всё равно собирались пожениться, ничего бы её мамаша уже не сделала, Элла была совершеннолетней, и сама могла решать свою судьбу. Так много зачем и почему, и если бы… Как болит в груди, боль заливается по венам, суставам, лопни, сердце, лопни, перестань стучать, не можешь ты выдержать этой жуткой боли. Глеб качался из стороны в сторону, мял халат, вдыхал ускользающий запах любимой женщины и молил только обо одном, чтобы она забрала его с собой. Он вывалил из шкафа её вещи, она много покупок и подарков хранила у него, потому что у мамы было бы слишком много вопросов. Глеб сгрёб всё в кучу и обнимая всё это, завалился на кровать. Шли минуты, отсчитывая часы, звонил телефон, потом сел аккумулятор, и он, наконец, замолчал, день ли был, ночь, Глеб ничего не знал, кто-то периодически стучал в его комнату, но он, закрывшись на замок, просил оставить его в покое. Он лежал не двигаясь, обнимая вещи, а разные, принадлежащие ей мелочи, сложил на тумбочку перед фотографией, и красными, воспалёнными глазами смотрел на них. Глеб не спал, не ел, виски и сигареты закончились, но ему было всё равно. Он только надеялся, что она придёт за ним и заберёт его. Но её не было, ни её самой, ни её призрака, ни тени. Где она сейчас? В морге, в своём истерзанном насильниками теле? Нет, она должна быть на облаках, порхать новым ангелом, самым красивым из всех… Но за что ей такая мучительная смерть? Глеб опять взвыл, она не знала мужчин, кроме него, так боялась насилия, а тут трое над его девочкой, маленькой, беззащитной, и его не было рядом, он ехал домой и не знал, что в этот момент издеваются и убивают его малышку. Её схватили трое, наверное, заткнули рот, она уронила тортик и цветы, они потащили её на чёрную лестницу, она маленькая, слабая, да и как ей справится с тремя? Они издевались над ней – скоты, уроды – а потом пырнули ножом, зачем они убили её? Ведь ограбления не было, исчезло только кольцо, а телефон, сумочка – всё на месте. Если бы они просто изнасиловали её, не убивая, она осталась бы жива, и они бы справились с этим кошмаром вместе. Она была бы с ним, он сумел бы залечить ей душевные раны, он бы взял её под своё крылышко и больше никуда не отпускал одну, в крайнем случае, приставил бы ей охрану. Но эти уроды не просто залезли в неё, они воткнули в неё нож, когда она уже не могла им сопротивляться, когда она уже и так была раздавлена ими… Глеб стал биться головой об стену, этим мысли, думы сводили его с ума. Жуткие картины насилия над его девочкой, к которой он сам обращался, как с драгоценнейшей вазой, возникали перед глазами. Они посмели ударить её, возможно таскали её за чудесные волосы, ей было так больно, но ей затыкали рот, чтоб не кричала, потом разорвали юбку, колготки и…. Глеб закричал, закричал громко надрывно, как кричал Вовка в детстве, когда ему что-то не нравилось, или, когда его била нянька. Он кричал и плакал, бил стены кулаками, разбивая их кровь, потом упал на пол и стал биться головой об пол. И вдруг резко подняв глаза увидел окно, а в окне – небо. Скорее, скорее, туда, к ней, там он утешит её, успокоит. Всё, всё… Он резко вскочил и побежал на балкон, он уже занёс одну ногу на перила, как дверь в его комнату с треском открылась, Влад выбил замок, и они с Яной ворвались к нему в комнату. На пороге остался лишь перепуганный Володя. – Чёрт, – крикнул Влад, оценив обстановку. Он мигом подлетел к Глебу и оттащил от края. Друзья вцепились в него, не давая дёрнуться, и Глеб, судорожно всхлипывая, вдруг потерял силы, обмяк и повис на них. – Ну что же ты так? Надо держаться! – Глеб, завтра прощание и…. – Замолчи, она жива, слышишь! – закричал он. – Она просто уехала, она вернётся ко мне!!! Глеб бесцеремонно полез в карман Влада и достав пачку сигарет, закурил. – Возможно это будет самый тяжёлый день в твоей жизни, и мы переживём его вместе, – тихо сказала Яна, – а сейчас я сварю тебе кофе и сделаю что-нибудь поесть. Влад заставил Глеба сходить в душ и охранял его, чтобы тот ничего с собой не сделал, Яна занялась приготовлением еды, а потом они легли втроём на одну кровать, уложив Глеба посередине. Половину ночи Глеб метался, и друзья пытались его успокоить, но он вертелся, стонал, пока Влад ночью не сбегал в аптеку, и Яна не влила в него лошадиную дозу успокоительного. И тогда Глеб всё-таки заснул, беспокойно, дёргаясь, но всё-таки заснул. Яна проснулась и сразу повернулась к Глебу, тот уже не спал, но лежал смирно и смотрел в потолок. – Во сколько? – спросил он. – В час дня. Глеб кивнул.