– Да разве бы я встала между вами? Все её разговоры о встречах с подругами, подготовках к экзаменам, ночных дежурствах в больницах. Я всё понимала, что эти ночи она проводит с тобой, разве я смогла бы вам помешать? – Тогда зачем все эти спектакли, что вы наложите на себя руки, что я недостоин её? Элла нервничала, переживала, она ведь вас любила. В тот вечер она несла вам цветы и торт, хотела помириться, ей хотелось жить в любви, и она не позволила мне пойти с ней, проводить её. Мать зарыдала, а у Глеба опять стояла картинка перед глазами: Элла уходит, бежит вперёд, стучат каблучки, кажется, навстречу счастью, а на самом деле она уходит от него навсегда, он уезжает, а в это время её хватают и насилуют. Глеб вырывается из рук её матери и бежит вперёд, у церкви он останавливается, смотря на белые стены и золотой купол. Он некрещёный (кому его крестить?), эта стороны жизни ему неизвестна, но вот ему навстречу идет батюшка: – Сын мой, я часто вижу тебя здесь, у тебя большое горе? Жена? Глеб кивает. – Надо отпустить, ведь она там, глядя на тебя мучается. Пока ты её не отпустишь, её душа будет метаться. Не верит он в бога, не верит он в это всё. Разве бог допустил бы её гибель? Элла хотела стать врачом, и стала бы им. И помогала бы людям, а может придумала какое-нибудь лекарство от тяжелой болезни. Глеб в своих фантазиях часто представлял Эллочку, уже повзрослевшей женщиной, она идет в белом медицинском халате по коридору, спешит к больному, тоненькая, волосы собраны сзади в аккуратный пучок, каблучки стучат, скорее, скорее, без неё не справятся… Она должна была жить, учиться, потом заниматься наукой, работать в больнице, и быть с ним, родить ему детей. Почему наркоманы, отнявшие Эллу, живы, а её нет? О каком боге может идти речь? И Глеб вежливо отказывается пойти в церковь, поставить свечи, поговорить. Свой двадцать первый день рождение Глеб провёл с ней. Стоял холодный, ветреный, но всё же солнечный день. Утром он приехал на кладбище, прихватив с собой её любимое вино и еду из их любимого ресторана. Разложив у её могилы маленький столик, он сервировал его на двоих. Рядом выложил их совместные фотографии, на которых они были так счастливы, а в изголовье могилы положил цветы. Её похоронили, как Демидову, а через полгода она стала бы Волковой, но теперь она навек осталась с девичьей фамилией. – День рождение у меня, а цветы получаешь ты, – прошептал он, целуя надгробную фотографию. Он разлил вино по бокалам, положил ей на тарелку еду. – Давай, малышка, выпьем. Отпразднуем, что мне сегодня двадцать один год, я буду стареть, а тебе навсегда останется девятнадцать. Глеб выпил, закусывать не стал. После возвращения памяти он вообще ничего не ел, как существовал его организм, было непонятно, видимо ему хватало чашки кофе с какой-нибудь еле видимой глазу галетой. Алла считала за счастье, если, навещая его, ей удавалось влить в него хоть глоток бульона, она искренне любила друга своего супруга, но не знала, как помочь… никто не знал, его пытались растормошить, накормить, отвлечь – бесполезно. Никто не понимал глубины его горя, как он любил, тосковал, скучал, каким ударом стала для него её потеря. Вдруг на столик села маленькая птичка, похожая на ту, которая прилетела, когда хоронили Эллочку. Глеб улыбнулся, отломил и стал крошить фокаччо, птичка запрыгала и стала клевать угощение. – Ты со мной посидишь вместо малышки? Составишь мне компанию? Вино не предлагаю, знаю, что откажешься. Нравится? Малышке тоже нравился этот хлеб. Она, наверное, там совсем исхудала маленькая… Птичка наелась и улетела, а Глеб остался. Как хотелось бы пробиться сквозь толщу земли, заползти в белый гроб и обняв то, что от неё осталось, выпить таблетки и заснуть, забыть про боль, просто зарыться в её волосы, ведь волосы точно остались такими, как были… Так он и просидел весь день, сходя с ума от горя. Он не обращал внимания на иногда появляющихся людей, впрочем, в это время года таких было мало, он не чувствовал холода, ветра, он сидел, сжавшись в комочек пил и курил. Живой комочек в царстве мёртвых… Так было до тех пор, пока не позвонил следователь и не сказал, что следствие закончено, вина очевидна и скоро дело направляется в суд. На эти дни Глеб ожил, заклокотала жажда мести. Следователь, полностью понимая его, даёт ему контакты надёжного человека, работающего в изоляторе, и Глеб встречается с этим человеком. Наказать насильников? Платишь деньги? Устроим… И уже через пару дней Глеб получает видео из камеры, где «опустили» всех троих, по очереди всей камерой, а потом передали в другую. Они орали от боли и просили прощения, но над ними продолжали жёстко издеваться. И в будущем, когда они поедут в тюрьму, их ждёт та же участь. Глеба сильно тошнило от увиденного, но в конце концов, заслуженно. Жаль, что они не знают кто организатор экзекуции, он бы им сказал… Хорошо, что им популярно объяснили за что, насильников не жаловали нигде. Успокоительные таблетки больше не давали желаемого эффекта, Глеб перестал спать. Он метался по кровати, рвал простыни, не в силах уснуть, забыться. Перед глазами стояла Элла, шептавшая ему о любви, её плачущая мать, просившая прощения, лица насильников, которые получили по заслугам, но их крики не давали ему покоя и чувства удовлетворения. Какой глупец, он думал, что отомстив, ему станет легче… В голове вихрем кружат воспоминания, мучают кошмары. Глеб пытается глушить их алкоголем, но не получается, он или слишком быстро трезвеет, а бывает, что и не пьянеет вовсе. Боль ломала его, выворачивала наружу, тоска по обожаемой женщине на живую сдирала кожу, раздирала его изнутри… Эти безумные страшные ночи… Сколько же было этих ужасных ночей! Как же он их боялся! Этих одиноких ночей, тишину которых ничем не заглушить, ни звонками друзей, ни их навязчивыми предложениями помочь и побыть с ним. Он не хотел их видеть, он не отвечал на телефонные звонки и не открывал дверь. Глеб сидел на полу в темноте и пытался сигаретным дымом раздавить ком в горле. Он звал её, но она не приходила. – Где же ты? Куда ты ушла? – крикнул он. – Приди, хоть на секунду! Скажи, что тебе там хорошо! Даже под окнами не гремели трамваи, не визжали машины. Живя в оживлённом районе города, он раньше постоянно слышал шум за окном, с детства привык к уличному шуму, а этой весной почему-то стояла такая мёртвая тишина, или ему просто так казалось? Глебу хотелось всё крушить, ломать, чтобы невообразимый грохот изгнал тишину, но холодная рука разума остановила его. Слишком его горе было неисчерпаемым, слишком непоправимое случилось в его жизни. И вот Глеб встаёт, глаза воспалены от бессонницы, он бессмысленно обводит взглядом комнату, Эллочка улыбаясь смотрит на него с фотографии. Всё, всё…. Глеб вскакивает, одевается и несётся на машине в ночной клуб. У знакомого бармена он спрашивает контакты дилера и покупает наркотик. Это становится началом конца. Наркотик быстро разрушает и так угнетённую психику. Если до этого он был депрессивно-спокойным, то теперь стал нервно-агрессивным. Боль утихает, но появляется нервное раздражение, агрессия, ломка, и у него задача теперь только одна: достать следующую дозу. Он ходит по злачным заведениям, с кем-то знакомится, катится ко дну… Он то впадает в глубокую депрессию, то в апатию, а то вдруг в его глазах появлялся лихорадочный блеск и на щеках нездоровый румянец. Влад пытался вытащить друга: – Послушай, может, ты пройдешь курс лечения? Глеб повернул к нему голову. Бессмысленный, отсутствующий взгляд скользнул по Владу. – Зачем? – спросил Глеб. – Ты на человека уже не похож. – Я на него не похож со дня её смерти. Идите вы все куда подальше от меня. Даже всегда равнодушная Елена заметила, что с ним творится что-то неладное. В очередной свой приезд она даже проявила заботу и вызвала врача. Глеб покорно дал себя осмотреть и даже поговорил с врачом, хотя всем видом дал понять, что собственное здоровье его ничуть не волнует. – Ему требуется срочное лечение, – сказал врач Елене. – Боюсь, что у него полнейшее расстройство психики, депрессия, ну и наркотическая зависимость. – Но из-за чего? – Это я хотел узнать у вас. Не было ли у него нервных срывов? – Не знаю. Как ему можно помочь? – прервала Елена. – Я заплачу. – Боюсь, что если он сам не захочет лечиться, ничего не выйдет И Глеб, действительно, напрочь отказался от лечения «Мне нужно вырвать сердце, только так я вылечусь». Он всё глубже и глубже увязал в грязи пьянства и наркотиков. Его уже ничего не интересовало, кроме белой дорожки порошка или укола. Накачавшись, он сидел в темноте на полу, пил и сочинял абсолютно бессмысленные песни. Один на один со своими галлюцинациями. Образ Эллы появлялся перед ним в сером тумане сигаретного дыма. Он ловил её, но наркотики творили с ним ужасные вещи: он бился в нервной истерике, измученный своим бессилием. И тогда он вскакивал, бежал в ночные клубы, надеясь там забыться. В самом начале лета, тёплый июньский денёк Глеб опять встречал на кладбище, его ломало после вчерашнего, но к своей девочке он старался приезжать не одурманенный наркотиками, он привёз ей свежие цветы и снова сидел возле неё. Деловито жужжали пчёлы, тоненько пищали комары, пели птицы, радуясь солнечному дню, но Глеб их не замечал, он отгородился от мира солнечными очками, лицо прикрывали отросшие пряди волос, его крутило и трясло от наркотической ломки и бесконечного горя. Он не спал ночь, приехал сюда ранним утром, кажется подремал на сырой земле, а теперь согретый солнцем сидел, прислонившись к деревянному кресту, не в силах подняться. Ему казалось, что так его девочка ближе к нему. На кладбище тишина, в утренний час ещё нет посетителей, Глеба клонит в сон, и он снова задремал. Когда он очнулся, вдалеке увидел семью: девушка с парнем и женщина постарше, видимо, чья-то мама. Поскольку они были единственными движущимися фигурами, Глеб невольно наблюдал за ними. Они убирались на могиле, но грусти на лицах, насколько он мог разглядеть, не было, да и захоронение было несвежее. Видимо приехали в какую-нибудь годовщину, либо просто прибраться после зимы. С этой семьёй Глеб неожиданно столкнулся у выхода. Женщина зашла в церковь, а молодая пара осталась стоять у ворот, ждать её. Глеб курил у урны и бесцеремонно смотрел на них, впрочем, увлечённые друг другом, они не замечали, что за ними наблюдают, да и глаза Глеба были закрытыми огромными очками. Молодые, не старше его самого и такие счастливые, на пальцах кольца, значит, женаты. Девушка стилем одежды и длинными распущенными волосами напоминала Эллу, а молодой человек был похож на него, такой же жгучий брюнет с правильными чертами лица. Супруги держались за руки и беззаботно улыбались о чём-то говоря. Подул ветер и несколько прядок тёмных волос упали девушке на лицо, и её супруг заботливо убрал их, а Глеб чуть не задохнулся, они так напоминали их с Эллой. Они тоже стояли и никого не видели, он также слегка обнимал её и убирал с лица непослушные волосы. Как они смеют быть счастливы? Как они смеют быть похожими на них с Эллой? Они успели поженится, у них одна на двоих фамилия, они молоды, здоровы. А его невеста лежит в могиле, а сам он похудел, осунулся и сидит на наркотиках, нервный, дёрганый, злой. Девушка обернулась, скользнула по нему взглядом, красивая, очень красивая… И смотрит на своего супруга взглядом Эллы, полные любви и нежности глаза. Глеб закуривает вторую сигарету, не в силах сесть за руль и уехать. Парень нежно целует её в уголок губ. Они что, издеваются? Почему движения и манеры незнакомого парня напоминают его собственные? Почему у них всё хорошо, и они на кладбище из-за чувства долга и памяти, а он от тоски готов разрыть землю и лечь в могилу? Глеба трясет, он разливается желчью, умирает от зависти… Ну вот к ним подходит женщина, и они все вместе идут к машине. Парень по-джентельменски открывает двери, усаживает сначала женщину, потом супругу. Машина скромная, да и сами одеты скромно, но сколько счастья скользит в этих движениях. Глеб подходит к своему дорогому автомобилю, садится за руль и резко трогается с места, на скорости он обгоняет и подрезает автомобиль счастливой семьи, ему гудят, так вам и надо, немного очнётесь от своей идиллии. Днём Глеб часто ездил к Первому медицинскому институту, как раньше, когда встречал Эллу здесь. Студентки всё так же, весёлыми стайками выходили из ворот и разбегались. Вдохнув кокаин, он смотрел и всё ждал, что вот она выйдет из ворот, броситься к нему, и он задушит её объятиями, задохнёт поцелуями и больше никогда никуда не отпустит одну. В наркотическом тумане он закрывает глаза и ждёт, что сейчас дёрнется ручка дверцы автомобиля, ждёт, ждёт…бесполезно. Однажды он открыл глаза и увидел девушку, она вышла из ворот института и пошла в сторону метро. Она была тоненькая, невысокая и с длинными тёмными волосами, на этом сходство заканчивалось, но Глеб не в силах терпеть муки одиночества, вышел из машины и познакомился с ней. И вот у него появляется девушка, кажется её звали София, которая задалась целью спасти его, ничего не зная о причинах. Надо же, Глеб не помнил никого из женщин, с которыми встречался в тот период, а её запомнил. Среди грязи, в которой он в последнее время плескался, вдруг появилось доброе невинное создание, вообразившие себя ангелом спасителем. Она была милой и обаятельной, но что её влекло к нему? Вечное женское желание спасти, помочь, вылечить? Может она и уберегла его тогда от передозировки, а то сдох бы где-нибудь под забором, пустив пену изо рта, как знать? И чем же Глеб отплатил ей за заботу? Грубо лишил её девственности на заднем сиденье автомобиля, она не была к этому готова, плакала, но ему, одурманенному, было всё равно, он изнасиловал её. Но, на удивление, Соня простила, не бросила его, он наплёл ей что-то про любовь, и она поверила. А дальше стало ещё хуже. Она стала пытаться спасти его, вытаскивала у него из карманов порошок, ломала шприцы, он за это бил её наотмашь по лицу, но София не сдавалась. В минуты протрезвления, он был с ней нежен, проводил с ней ночь, любил её, дарил цветы, но начиналась ломка, он злился, искал наркотик и срывался на ней и мстил ей за то, что она была не Эллой, за то, что она жива, а его девочка – нет. Бывало, что она приезжала за ним в ночной клуб, вырывала его из объятий какой-нибудь девицы, уводила его, а он отыгрывался на ней, почти насилуя в машине, в туалете какого-нибудь заведения, таскал за волосы, заставлял делать минет, удовлетворять его всеми способами, но она всё прощала. Он трезвел, ненадолго выходил из болезненного состояния, стоял перед ней на коленях, она целовала его, пыталась хоть как-то накормить, спасти поцелуями, своей любовью и какими-то медикаментами, он обещал, что начнёт лечиться, бросит наркотики, но что такое обещание наркомана? Глеб стремительно худел, превращаясь из красавчика в чудовище, бледный, с больными глазами, обведенными синими кругами, с нервными подёргиваниями, одевался он кое-как, всегда в одно и то же: джинсы, черная футболка, куртка-косуха и солнечные очки на пол лица, даже ночью. Он перестал ухаживать за собой, волосы отрасли, но он и не думал из стричь, завязывал в хвост или закручивал банданой. И чем больше он погружался в омут, тем грубее и агрессивнее он был, он срывал свою злость на Соне, избивал её, душил, насиловал, и чем больше она терпела, тем больше, он издевался над ней, а потом ненадолго приходил в себя и умолял её бросить его, она такая красавица, а он -конченый человек. Но Соня любила его и снова пыталась вытащить из грязи, из чужих постелей, вырвать из наркотического угара. Она смутно надеялась, что он исправится, ведь, когда он был трезв, с ним было так хорошо. Но трезвым, неодурманенным, он был всё реже и реже, он перестал различать день и ночь, не всегда узнавал её, терял память и ориентацию в пространстве. Всему конец настал, когда он как-то сильно разозлился на неё из-за выкинутого порошка, за волосы дотащил до своей машины, кинул на заднее сиденье, заблокировал двери, а сам, будучи в очень неадекватном состоянии, сел за руль и начал гонять по городу, она кричала от страха, когда он проносился на красный свет светофора на немыслимой скорости, её швыряло, она билась о спинку и двери машины, когда он делал «полицейский разворот». А потом он закинулся ещё наркотой, остановился в какой-то подворотне, бил её и насиловал. Выкинул из окна её телефон, заткнул ей рот, чтоб она не кричала и терзал её несколько часов, окна в машине были тонированы, никто снаружи не мог видеть и помочь. Периодически вдыхая порошок, он с новыми силами набрасывался на неё и рвал её на части, пока она не упала в обморок от болевого шока. Как она оказалась в больнице, она не помнила, может он довёз её, а может просто выкинул из машины, и её подобрали люди. Больше она его не видела. Двадцатого июля, в тёплый летний день, Глеб проснулся на полу у себя квартире, как он сюда добрался и почему он был весь в крови, при чем не в своей, так как ран на нём не было, он не помнил. Его страшно ломало, тошнило, он дополз до тумбочки, рассыпал дорожку кокаина и сильно вдохнул, стало легче, но память не вернулась. Чья же это кровь? Он пытался напрячь память, вроде вчера видел Соню, неужели он избил её? Глеб набрал номер её телефона, выключен. Ну и ладно, позвонит сама. Выйдя из душа, Глеб налил водки и сел на диван, тянуло уколоться, но сегодня у него много дел, а завтра он повенчается с Эллой навсегда. С чёрных волос на колени капала вода, в открытую балконную дверь врывался свежий воздух. Чёрный шелк халата холодил грудь и спину, по-моему, он надел халат Елены, ну и бог с ним, идти в свою комнату, искать чистые вещи было лень, а он так сильно похудел, что вполне влез в её. Нащупав на диване пульт, он включил музыкальный центр. Надоело вечно быть в тишине. Сколько надежд было, сколько мечтаний! Как же ты хотел быть другим человеком! Ничего у тебя не вышло. На кожаном диване сидит измученный уже не человек, слушая глупые песни. Вода с волос капала и капала на паркет. Минута за минутой бежала вечность. Молодость, веселье, любовь: всё это не для тебя, Глеб. Наркотики и горе – два твоих лучших друга. Прощай, Глеб, прощай… Возможно, ты бы ещё мог спастись, но у тебя не осталось ни сил, ни желания. Каждый человек рождается с какой-нибудь целью. А для чего появился ты? Ты ведь никому не нужен, даже своей матери. Так для чего ты живешь? Зачем зря «коптишь небо», как неоднократно говорили тебе? Уходи с этой грешной земли, прощай. И он уйдет, завтра, в день их свадьбы, а пока съездит в банк, и переведёт все деньги Владу и напишет ему дарственную на свой автомобиль. Надо ещё дозвониться до Сони, узнать несильно ли он её помял. Но последнее так и не удалось. На завтра дома неожиданно оказалась Елена, кроме того, позвонил Влад и сказал, что заедет к нему. Это могло всё испортить, но делать было нечего. Всё давно решено. Хватит. Глеб закрыл дверь в ванную комнату. Затем лёг в ванну в одежде, не включая воду. – Глеб, ты тут? – услышал он из-за двери голос Влада. – Да, я сейчас выйду. Медлить больше нельзя. Глеб взял заранее приготовленный нож и резанул себя по венам. – Глеб! – послышалось из-за двери Дверь задёргалась. – Открой, слышишь! Вот чёрт! Володя помоги! Не нужно мне вашей помощи, уйдите все и дайте уйти мне, Элла наконец-то забирает меня к себе, как и хотели, с 21 июля мы будем с ней всегда вместе, всё по плану. Из глубоких ран вытекает жизнь, оставляя тёмно-красные дорожки, дверь дёргается, но не поддаётся. Я слабею, кружится голова, лёгкие ещё пытаются втянуть кислород, сердце колотиться, цепляясь жизнь, уймись уже… дай мне заснуть. Наконец-то я проваливаюсь в темноту, улетая в небытие, туда, где ты, встречай, родная, пойдем под венец! Глеб вздрогнул и сел на диване, кошмар тех дней закружил его, он нервно закурил, на улице смеркалось, взглянув на часы, он понял, что прошло трое суток, как он лежит тут, погрузившись в своё прошлое. Глеб поднялся, его сильно качнуло, он и так-то ещё не восстановился после преданорексичного состояния, и опять ничего не ел три дня. Почти падая в обморок, он добрёл до кухни, заварил себе кофе, плеснул коньяк и заставил себя немного поесть. Допивая кофе, он смотрел в окно, так вот почему этот спальный район города был ему чужим, панельные дома кажутся серыми и унылыми, а стены и потолки маленькой квартиры давили на него, он вырос почти в самом центре, среди старых домов, в квартире с высокими потолками. Глебу вдруг отчаянно захотелось, приехать в свой район, погулять по нему. Но этот Глеб не был прежним Глебом, и, выпив, он за руль не садился, к тому же всё ещё сильно кружилась голова. Тогда он вызвал такси и попросил отвести его на Петроградскую сторону. Да, здесь его дом, здесь он вырос, здесь он знает каждый двор, каждое дерево… Он гулял по родному району, стояли белые ночи, город жил ночной жизнью, у Глеба с собой был коньяк, сигареты и воспоминания… Вон там Первый медицинский институт, где он так часто встречал Эллочку, а вон там их любимый ресторан, куда он возил её обедать или ужинать, а там кондитерская, где они любили пить кофе и покупали Вовке пирожные. А вот и музыкальная школа, где он учился вместе с Яной (и после этого Яна стала попсовой певицей? Смешно), а вот дом, где жил Влад. Глеб смутно припомнил, что, когда Влад женился, они с Аллой сняли крохотную квартирку, только где, убей не помнил. Так что Влада в этом доме больше нет, а вот и его родной дом. Окна тёмные, Вовка, если ещё живёт здесь, то спит. А, может, мать забрала его в Америку? Хотя вряд ли. Он ей там не нужен, скорее всего к нему ходит сиделка. Вот и его личный балкончик, на котором он всегда курил, а однажды чуть не сиганул вниз. А рядом комната с эркером, это комната Елены. Скоро и он сюда вернётся… Так он бродил до утра, справляя поминки по прежнему Глебу и возрождаясь к новой жизни. А вернувшись в квартиру Даниила, Глеб лёг и спокойно заснул, за своим прошлым он навсегда захлопнув дверь. Часть 3. ВЫХОД ИЗ ТЬМЫ. Глава 14. Моё настоящее А на следующее день, как проснулся, Глеб включил телефоны. И ему тут же позвонила рыдающая Марина. – Данилка! Господи, ты нашёлся! Ну нельзя же так! Полился поток каких-то бессвязных фраз, из которых следовало одно: они очень переволновались, думая, что потеряли его. И тут Глеб отчётливо понял, что вот оно самое страшное: сказать, что Даниила давно нет в живых, а он им чужой человек. Но сначала нужны доказательства. Пустые слова, без подтверждения, ничего для них не будут значить. Машина мягко остановилась у знакомого подъезда, у красивого старого дома на Петроградской стороне. Глеб стал медленно, пешком, подниматься на четвёртый этаж, лишь бы его узнали, лишь бы кто-нибудь был дома. Брат должен его узнать. ДОЛЖЕН. Сердце бешено колотилось, казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди. Глеб решительно нажал кнопку звонка. Мгновение, и знакомая мелодия раздалась в квартире. Дверь открылась, и Глеб поднял голову. Володя в ужасе попятился назад, беззвучно шевеля губами. – Володь, возьми себя в руки – хриплым голосом сказал Глеб, – это не призрак, это, действительно, я. Володя замотал головой. – Да, очнись ты! Я не умер, я жив, можешь меня пощупать.