Часть первая Темное царство Глава 1 Это лето в Калинове выдалось на редкость сухим и знойным. По выжженным солнцем степям гуляли такие ветра, что к середине лета калиновские окрестности напоминали пустыню, где зеленые холмы превратились в барханы, такие же тускло-желтые, без единой травинки. Старожилы еще в конце мая начали ворчать: – По всем приметам засуха будет и голод. Весь урожай на полях солнцем спалит, а то, что останется, саранча прикончит. Вон – по земле уже трещины идут! А на небе ни облачка! И кинулись скупать муку с макаронами. Сначала калиновцы смотрели на это дело искоса да посмеивались. Но время шло, а дождя и в самом деле не было. Так, брызнет, словно из садовой лейки, только что пыль прибьет. А земля по-прежнему твердая, как камень, и трещины в ней все множатся и ширятся. И за макаронами в магазины потянулись уже люди солидные. И даже молодежь, которая давно уже уткнулась в свои гаджеты. Но в голод инет не прокормит. Понукаемые родителями, потянулись за мукой и «продвинутые пользователи». А любимым местом для вечерней прогулки стала набережная, где ветерок с реки обдувал распаренные зноем, потные лица и можно было обсудить последние калиновские новости. Этот вечер не был исключением. – Красота-то какая! Эх! – не выдержал Кулигин, стоя у парапета и глядя на реку. Чувства переполняли Льва Гавриловича. Вечер и в самом деле был прекрасен: жара спала, пожухшие краски опять заиграли, а закат был похож на слоеный торт в лужице черничного варенья. Золотистые коржи плавились под толстым слоем розового крема, а сверху все это великолепие накрывала пирамида из клубничного желе. Оно все больше оседало, тая на глазах и стекая ручейками в жадно приоткрытый рот короткой июльской ночи, которая спешила насытиться, пока не пришел рассвет. – Без малого шесть десятков лет прожил на белом свете, а все налюбоваться не могу на матушку-Волгу! – с чувством сказал Кулигин. – Какой сегодня закат! Красок таких нет, чтобы его передать! Да и зачем? Такие закаты надо сердцем писать и хранить их в памяти, не в музее. Это и есть любовь к Родине, когда ты помнишь, что самый красивый закат – над Волгой, а не над каким-нибудь островом в океане. И это слетает с языка само собой, а не по разнарядке, – Кулигин с досадой отвел взгляд от реки и посмотрел вокруг. – Как чужое все, неродное. И во что только город превратили? По набережной фланировали, словно галеры под натянутыми ветром парусами, калиновские барышни, демонстрируя наряды. Поскольку главная «бенифициарша» местного рынка Зинка Косая обожала бывать в Турции, то дешевыми тряпками с тамошних барахолок он и был завален. Так что сравнение с галерами было вполне уместным. Калиновская набережная переливалась стразами, звонко цокала каблуками и бессовестно рекламировала фальшивые «Гуччи» с «Дольче Габбанами». Пышными грудями местных красавиц были вывешены недружественные флаги, от британского до звездно-полосатого. Приторно пахло таким же фальшивым «Диором». Парни, прячась в тени палаток с надписью «кока-кола» или сгрудившись у чахлых деревьев, которые жара прибила и иссушила, не давая им расти, пили пиво и ржали, обсуждая гуляющих. Люди в возрасте чинно сидели на лавочках. – Давай, Кулигин, и мы с тобой выпьем, – не выдержал Славка Шапкин, местный активист. – Пойдем-ка, Лев Гаврилович, присядем. И они с учителем математики оккупировали одну из лавочек. Шапкин воровато оглянулся и полез за пазуху. На расстеленную агитационную газету приземлилась бутылка все из-под той же колы и шоколадка «Аленка»: – Вот. – Что это? – поморщился Кулигин. – Как что? Коньяк. – Да ты что, Славик! – замахал рукой Кулигин. – В такую-то жару! – Да что тут пить? – Шапкин стал откручивать крышечку. – Я бы еще и за пивом сбегал. – У меня такое чувство, будто набережную построили для того, чтобы здесь бухать, – поморщился Кулигин. – Да наряды прогуливать, – он кивнул на проходящую мимо троицу. – Здрасьте, Лев Гаврилыч! – дружно гаркнули девицы и вызывающе выставили пышные бюсты, обтянутые турецким трикотажем. Самая нахальная из трех демонстративно затянулась сигаретой. – Настя, курить вредно, – вяло сказал Кулигин. – А я не взатяг. Как там наш Кук поживает? Слово даю: как только вам, Лев Гаврилыч, лям гринов отвалится – я тут же курить брошу. На набережной раздался взрыв смеха. Осколки брызнули, казалось, под каждое дерево и в каждую палатку, а взрывная волна прокатилась до автобусной остановки. И там тоже засмеялись, хотя так и не поняли, над чем. – Мы все курить бросим, – давясь смехом, сказали из-под ближайшего к лавочке дерева. – И бухать, – крикнули от палатки. Девицы, смеясь, прошли мимо. Шапкин вздохнул и протянул Кулигину пластиковый стаканчик, который предусмотрительно захватил из дома: – Глотни, Лев Гаврилович. Не обижайся ты на них, темных. Лучше объясни-ка ты мне эту теорию. Что там твой Кук начудил… Погоди, я сначала выпью. – Шапкин отпил из бутылки. – А то по-трезвому мне не понять. – Да и мне пока не понять, – с досадой сказал Кулигин и глотнул из стаканчика. – Хотя я вот уже тридцать лет над этим бьюсь. Вроде все просто. Есть в мире семь математических загадок, за каждую из которых обещан миллион долларов. То есть было семь. Одну решил Перельман, да и теорему Ферма доказали. А вот Кук… Я ведь не случайно именно в нее вцепился. Показалось, все просто: решение какой-либо задачи часто занимает больше времени, чем проверка правильности решения. – Это как? – поддакнул Шапкин. Кулигин почти сорок лет преподавал в одной из двух средних калиновских школ алгебру и геометрию. И тридцать из них начинал чуть ли не каждый урок в старших классах с объяснения гипотезы Кука. Словно надеялся, что в Калинове вдруг родился гений, который натолкнет Льва Гавриловича на мысль, которая и приведет его к разгадке. Или кто-то из его учеников сам докажет, наконец, знаменитую гипотезу. А спрашивал Шапкин от скуки, чтобы поддержать беседу. Ну, о чем еще можно разговаривать с чокнутым? Их с Кулигиным связывало общее дело: оба были местными активистами, экологами. И возглавляли калиновскую оппозицию действующему мэру Степану Дикому. – Вот представь, Слава, что мы с тобой находимся в большой компании, – Кулигин широко развел руки. – Ну, представил. Так оно и есть. Вон, весь город здесь гуляет! – И здесь же находится Ваня Кудряш. – А где ж ему еще быть? – удивился Шапкин, оглядывая набережную. – Конечно, здесь. Он Варьку Кабанову обхаживает. А ту мать сторожит, Кабаниха. Кудряш и Варька только на набережной и могут встречаться. Кабаниха дочку одну гулять не отпускает, лишь с Катериной да с братом. – Значит, мы наверняка знаем, что Кудряш здесь. И он в любой момент может пройти мимо. И мы с тобой тут же убедимся в правильности нашего предположения. Один миг – и задача решена. Но мы можем сейчас встать и пойти искать Кудряша. Бог знает, сколько у нас на это уйдет времени. Он ведь мог уже и встретиться с Варей. Мог засесть в одном из кафе. Кудряш здесь, на набережной, но мест, где он может быть, предостаточно. Это и будет решение нашей задачи: идти искать Кудряша. – Да бог с тобой, Лев Гаврилович! Зачем же его искать?! Он сам на нас выйдет, как зверь на ловца. – Вот! – Кулигин поднял вверх указательный палец. – Решение этой задачи занимает больше времени, чем проверка правильности решения. Кук еще в 1971 году сформировал свою знаменитую гипотезу: может ли такое быть независимо от алгоритма проверки? Иными словами, есть ли такой алгоритм действия, благодаря которому, даже не имея информации о том, где находится человек, можно найти его так же быстро, как будто зная, где он находится. Эта проблема является одной из нерешенных пока задач логики и информатики. Ее решение могло бы революционным образом изменить основы криптографии, используемой при передаче и хранении данных… – Да бог с тобой, Лев Гаврилович! – замахал руками Шапкин. – Вон он, Кудряш! – Да, действительно, это Кудряш, – с досадой сказал Кулигин, слезая с любимого конька. Выпив коньячку, старый учитель вошел в раж. Но развить свою мысль Кулигину было не суждено. Появление на набережной Вани Кудряша было сродни взрыву бомбы. Во-первых, Кудряш был самым красивым мужчиной в Калинове. Во-вторых, Кудряш был самым красивым холостым мужчиной в Калинове. В-третьих, Кудряш был самым красивым, богатым и холостым мужчиной в Калинове. И, разумеется, самым завидным в городе женихом. Кого только ему не сватали! Но Кудряш отшучивался: – Моя невеста еще не подросла. Жду. Когда вдруг выяснилось, что это вовсе не шутка, Калинов и взорвался. Восемнадцатилетняя Варя Кабанова была в два раза моложе Кудряша. Когда она окончила школу, то мать, всесильная Кабаниха, лично отвезла дочку на учебу в Москву. Озолотила репетиторов, членов приемной комиссии, вуз, потому что Варвару брали только на платное отделение. Кабаниха сняла дочке квартиру в Москве и вздохнула с облегчением. Но не тут-то было! Варя завалила первую же сессию. И вовсе не потому, что была глупа или ленива. Она просто была влюблена. Вольный московский воздух словно привел Варю в чувство. Хватило полгода, чтобы девушка поняла: жизнь слишком коротка, чтобы в угоду матери связать себя с нелюбимым, которого та сосватает. Закончить вуз, который Варя возненавидела с первого же взгляда, влиться в семейный бизнес, проклинаемый всем Калиновом, в общем, дать Кабанихе и себя подмять, чего Варя, как истинная дочь своей матери, допустить не могла. И она вернулась в Калинов, а вскоре открыто сошлась с Кудряшом. Столкнулись два сильных характера, и пока побеждала мать, у которой было больше жизненного опыта, хитрости и денег. То есть они все были ее. Но Варя огрызалась, и очень умело. Расставаться с Кудряшом она не собиралась. Весь Калинов, замирая, наблюдал за этим противостоянием. Кудряш и Варя прилюдно встречались вечерами на набережной. Страстно целовались на глазах у всего Калинова, ходили в обнимку вдоль лавочек, на которых сидели городские сплетницы. Словом, демонстрировали свое презрение к общественному мнению и свободу выбора. – Что ты делаешь, дуреха?! – орала на Варю мать. – У него же баб, как грязи! Ванька твой – первый в городе кобель! Потому и не женат до сих пор. Ему не ты нужна, а твои деньги. То есть мои. – У него и своих хватает, – парировала Варя. – Потому что он бандит! – Тогда и Дикой бандит, мэр наш и твой большой приятель. Ваня-то у него работает, в администрации. – Не говори о том, чего не знаешь! Но, видать, Кабаниха нажала. В историю вмешался Дикой и поставил своего ближайшего помощника Ваню Кудряша перед выбором: или – или. Оставь в покое дочку Марии Кабановой или катись к чертям. Но Кудряш был не тот человек, которому можно было безнаказанно ставить ультиматумы. Среди мелковатого калиновского народа разве только таинственно исчезнувший девятнадцать лет назад муж Кабанихи был Кудряшу под стать. Тот тоже возвышался над всеми калиновцами почти на голову и, войдя в комнату, казалось, заполнял собою все свободное пространство. Человек-гора, на которого и взгляд-то боязно поднять. Страшен! Только Иван Кабанов был угрюм и неразговорчив, а Ваня Кудряш – само обаяние, когда он этого хотел. Калиновские женщины просто таяли под этим взглядом, который мгновенно темнел от страсти и так же быстро светлел от любви, когда Кудряш ласкал глазами ту, которую… Глава 2 В общем, расстановка сил в Калинове к той вечерней прогулке по набережной, послужившей невольным толчком дальнейших роковых событий, была такова. Дикой готовился в очередной раз переизбраться мэром. С одной стороны ему противостоял Иван Кудряш, который зимой уволился из городской администрации и начал собственную избирательную кампанию. Его поддержал средний калиновский бизнес и, по слухам, некие влиятельные левые из столицы. С другой стороны активисты Калинова, в основном пенсионеры и экологи, собирались выдвинуть в мэры Кулигина. Когда-то Лев Гаврилович был активным правым, но теперь и Кулигин предпочитал независимость. Словно королева на шахматной доске, исход этой партии могла решить стремительным маневром грозная Кабаниха, самая богатая в городе женщина, которая поддерживала своего большого приятеля Степана Дикого. Но ее дочь Варя как кошка была влюблена в Кудряша и шпионила в его пользу, ловя каждое слово матери. Кулигин пытался раздобыть миллион долларов, решив гипотезу Кука, чтобы тоже начать избирательную кампанию. А в начале весны в Калинове появился племянник Дикого, Борис. И город, в котором вот уже без малого два десятка лет народ жил тихо и спокойно, опять забурлил. История эта какое-то время была в топ-новостях инета: разорение и самоубийство миллионера Григория Стасова, сводного брата действующего калиновского мэра. Мать Степана Дикого, Анфиса Михайловна, замужем была единожды, но сыновей у нее было двое, от разных отцов. Еще в советское время, где-то в середине шестидесятых, Анфиса Стасова, тогда еще молодая девушка, уехала попытать в столице счастья. И вроде бы удача Анфисе улыбнулась. Она встретила молодого, красивого, обеспеченного москвича из хорошей семьи. Да только москвич жениться не спешил. Они с Анфисой встречались года два, пока она не забеременела. И вот тут ее ждал удар. Любимый ребенка признать отказался. Обычная история. Анфисе пришлось с позором вернуться в Калинов, где она и родила мальчика. Но вскоре удача ей опять улыбнулась. Откуда-то из Сибири приехал в Калинов наладчик автоматизированных поточных линий Прокофий Дикой и устроился работать на ликеро-водочный завод, где хорошенькая Анфиса Стасова подвизалась директорской секретаршей. И хотя Дикой был уже не молод, плешив и красотой не отличался, в Калинове он все равно считался завидным женихом. На безрыбье, как говорится. И вот из всех калиновских невест Прокофий вдруг выбрал гулящую, как в городе говорили, Анфису. Хотя, кроме отца ее ребенка, других мужчин Анфиса Стасова не знала. Но это ведь Калинов! Прокофий Дикой на ней женился, усыновил ребенка, и жили они, в общем-то, счастливо. Но получив аттестат зрелости, Гриша Стасов тоже решил поехать за высшим образованием в Москву. Мать провожала его скрепя сердце, как чувствовала, что теряет старшего сына. В Москве Гриша встретился со своим настоящим отцом, который к этому времени образумился. Признал сына, стал ему помогать. Тем временем у Гриши в Калинове подрастал сводный брат Степан. С самого начала братья не ладили. И судьбы у них сложились по-разному. Григорий при помощи московской родни, отцовского влияния и денег стал крупным бизнесменом, повезло ему быстро и сразу, а Степан пошел в армию, оттуда в охрану, а потом в политику, всего добившись самостоятельно. После кризиса, грянувшего вослед сытым нулевым, Григорий Стасов начал скатываться к банкротству. Приобретший к этому времени влиятельных покровителей и вес в обществе Степан Дикой категорически отказался помогать сводному брату. И заявил об этом публично. Я, мол, человек государственный и в бизнес вкладываться не собираюсь, даже если это бизнес моего брата.