– В одном чудесном местечке за городом. Там же, где они водятся, раки эти. – Любишь все натуральное? – с интересом спросил Борис. – У меня тоже развито чувство прекрасного. Давай, двигай, – и Кудряш слегка подтолкнул Бориса в спину. …Пока они ждали раков, разговор шел ни о чем. Обсуждали калиновских женщин. – С кем бы любовь закрутить? – мечтательно сказал Борис. – Вечера в дядином доме долгие и невыносимо скучные. Тетка глупа, бабка из ума выжила, двоюродные сестры забавны, но не больше. Что до дяди, то он самодур. Мое чувство прекрасного вянет, как только я переступаю порог гостиной. Они все смотрят на меня, как на дикаря, хотя дикари-то они. Но их большинство. Изгой всегда тот, кто в меньшинстве, даже если он сто раз прав. – Прекрасное, гм-м-м… – Кудряш наморщил лоб. – Прекрасное и у нас в Калинове есть… – Катерина, – сказали они хором и переглянулись. И оба резко замолчали. – Я недавно специально ждал ее у школы, – заговорил наконец Борис. – Как вышла за ворота – предложил подвезти. Она мне ни слова не сказала, представляешь? Хотя бы отказала. Шарахнулась от моей машины, как многие замужние женщины делают. Нет, она просто прошла мимо меня, словно бы я – пустое место. – Хороший знак, – усмехнулся Кудряш. – Мне она прямо сказала: оставь меня в покое. – Это было до или после того, как она вышла замуж? – с любопытством спросил Борис. – До, – признался Кудряш. – Разве я мог пройти мимо самой красивой девушки в Калинове? – Странно, почему она вышла замуж за Кабанова? Он же никакой. Да еще и зашибает. Ни за что не поверю, что из-за денег. – Из жалости, – серьезно сказал Кудряш. – И чтобы от меня отделаться. Спрятаться за высоченным кабановским забором. Там-то я ее уж точно не достану. А вот ты… – он оценивающе посмотрел на Бориса. – Ну-ну, продолжай… – Ты как жить-то собираешься, Боря? Им как раз принесли раков. Стасов даже решился на пиво, напиток, который он считал плебейским. Но теперь белоснежный пиджак от Бриони небрежно висел на спинке стула, за перилами веранды, словно рыба, пойманная в сети, серебрилась чешуей пахнущая тиной речная вода, а разговор становился задушевным. И какое-нибудь «Шардоне» не пошло бы. А вот пиво… – Как жить, говоришь? – Борис тяжело вздохнул. – Да я и сам не знаю. У дяди на меня какие-то планы, но я точно знаю, что с моими они не совпадают, – он грустно улыбнулся. – Я здесь чужой. Думал, приживусь, освоюсь. Но увы. Провинция не для меня. – А что с папиными деньгами? – осторожно спросил Кудряш. – А ничего. Все имущество описано, бизнес убыточен, да еще огромные долги остались. – Сколько? – подался вперед Кудряш. – Два «ярда», – беспечно сказал Борис. – Сколько-сколько?! – Да рублей, успокойся. – Ничего себе! Сумасшедшие деньги! – С меня пока не требуют. Как говорится, сын за отца не отвечает, но у меня нет ни денег, ни имущества. В бизнесе я ничего не смыслю, меня с детства баловали и ото всего оберегали. Да, я знаю иностранные языки, у меня прекрасное образование, я много поездил, мир посмотрел, знаю, как правильно кушать омаров и какое вино сочетается с фуа-гра. Но какое применение все это может найти в Калинове? – развел руками Борис. – Смотря кто будет у власти. Можно и не жить здесь, просто контролировать финансовые потоки. Иметь свой карманный банк, пилить бюджет и выписывать себе вина и сыры из Италии, устриц из Швейцарии, хамон из Испании, а омаров с Ямайки. – Ого! Да ты знаток! – Я тебе сказал: у меня тоже развито чувство прекрасного. – И что ты предлагаешь? Ты ведь не просто так меня обхаживаешь. Думаешь, я не замечаю? Такие, как ты, долго и тщательно выбирают себе друзей. А со мной ты сошелся за какую-то неделю, и вот мы уже вместе едим раков в приватном местечке для избранных. Чего тебе от меня надо, скажи прямо. – Ничего, кроме того, что ты и сам хочешь. – Не говори загадками, – поморщился Борис. – Катерина. – Что?! – Мне надо вбить клин промеж Кабановых. – Она тебе отказала, и ты разозлился, да? – внимательно посмотрел на него Борис. – Мало ли на свете баб, – ухмыльнулся Кудряш. – Нет, ты разозлился. Тебя это задело. Ну, соблазню я ее, дальше что? – Борис лениво сдул с кружки пивную пену и сделал глоток. – А неплохо… Тебе будет легче, если я расскажу тебе, какова Катерина в постели? Страстная она или фригидная. Кричит во время оргазма или плачет. Какие у нее родинки на теле и говорит ли она во сне? Кудряш вздрогнул и махнул рукой. – Еще пива, – хрипло сказал он подскочившему официанту. – Что мне надо – я сам спрошу, – сказал он, в упор посмотрев на Бориса. – Пока мне нужен только ключ от их калитки, понятно? – А! Ты с Варей хочешь тайком встречаться! – Хотя бы. Ты меня в качестве лучшего друга очень даже устраиваешь. Если город будет мой – я с тобой поделюсь. Все подряды Кабанихи тебе отдам. – Что я в этом понимаю? – усмехнулся Борис. – Научишься, – уверенно сказал Кудряш. – Ты ведь сын бизнесмена. Просто молодой еще. Что, по рукам? – Ладно, я попробую усилить свой натиск. Но случай сложный, сразу предупреждаю. Замужняя женщина, которую днями и ночами сторожит суровая свекровь. Высокий забор, практически непреодолимый, – намекнул Борис. – Единственное слабое звено – муж. Муж да, тюфяк. Она не может его любить. Но кого-то же она любить должна? Просто потому, что она женщина, а все женщины любят помечтать. Я не понимаю, почему ее мечты не о тебе. По меркам калиновских дам ты – идеал. Что-то тут не то. Ты мне точно все сказал, Иван? – Все, – Кудряш старался быть спокойным. Мальчишка зарывается. Но без него – никак. – Тогда надо дождаться удобного случая. Я не хочу, чтобы наш с ней первый разговор был случайным. – Время терпит, – спокойно сказал Кудряш и потянулся к ракам. Если бы Борис родился в Калинове, то он бы насторожился. И если бы Стасов видел, как рос Ваня Кудряш, и знал, кто были его родители! Но Борис не видел, не родился, не знал и потому спокойно шагнул в расставленную ловушку… Глава 5 Степан Прокофьевич Дикой не любил свой дом. Хотя дом был по калиновским меркам хорош. Ох, как хорош! И снаружи дворец, и внутри – царские палаты, не меньше. Потолки натяжные, французские, обои немецкие, мебель выписана из Италии, стекло – из Венеции, знаменитое, муранское. Из такого же стекла сверкающая люстра свисала с французского потолка в огромной гостиной. Единственное, в чем здесь поучаствовал Калинов, – это кирпич. И блоки, которые пошли на фундамент, тоже были сделаны на калиновском заводе. Но поскольку кирпича на дом пошло много, и не меньше на забор, окружающий по всему периметру огромный участок, то, приходя домой Дикой невольно морщился. Куда ни глянь, повсюду был Калинов, никак не Италия и не Швейцария. Больше всего Степана Прокофьевича злило, что дом Ваньки Кудряша, который Дикой называл дешевкой, добавляя любимый эпитет «сраный», Калиновом совсем не вонял. Хотя сам Кудряш был плебей, выскочка. Но в его доме бывать почему-то было приятно. А в свою калитку Степан Прокофьевич заходил всегда в скверном настроении. Вот и сегодня Дикой вошел в дом и буркнул: – Сонька, на стол чего-нибудь собери. Ужинать буду. – Водки нет, – сказала на это жена. – Как это нет? – удивился Дикой. – Водка в Калинове закончиться не может в принципе. Утром в холодильнике початая бутылка стояла, куда ж она подевалась? – Я ее вылила, – отрезала жена. – Так… – Дикой нахмурился. – Это мне таким позорным образом отказывают в праве на отдых после труда? – Да уж! Уработался! Вон – пива уже насосался! – Ты как со мной разговариваешь?! – взвился Степан Прокофьевич. – Я мэр! – Мэр! Х…р! Был бы ты мэром без моего дяди – губернатора! А будешь на меня орать – я тете позвоню. Водки нет. – Да звони ты хоть президенту! – Чего орете? – на кухню забежала старшая, Верка. – Мам, я есть хочу. – А ты уроки сделала? – сунулся было Дикой. – Мам, он че, опять пива насосался? Лето на дворе! Каникулы! – Ма-алчать!