Они поехали, и скоро в знойной дрожи возникли навесы на столбах, белые печи, цистерны, машины. Девчата из школьной бригады готовились везти в поле обед. Они заворачивали в чистую бумагу хлеб, ложки. Повариха помешивала черпаком в котле. Подле нее горбилась на коленках Лешачиха, усердно раздувая огонь. Женька, не показываясь на глаза матери, вырулил сивую кобылку прямо к воде. Тетка неуверенно приблизилась к Лешачихе и спросила: — Мне дело какое найдется? Настасья Петровна поднялась с колен, посмотрела и сказала: — А у нас сегодня праздник. — Да-а, — ответила тетка, пряча драные локти, — замараешься, — земля все-таки. — Землей не замараешься, — сказала Настасья Петровна. Еще раз поглядела на теткин наряд и усмехнулась: — В каких таких дворцах ты выросла? — Здесь я выросла! — своим всегдашним крикливым голосом ответила тетка. — И помогать я пришла! Совсем бесплатно! — Спасибо тебе, — насмешливо поклонилась Лешачиха. — За все твои бесплатные дела низкий поклон. Тетка замахала было руками, но повариха сказала: — Помогай-ка. Только сперва я тебя одену. Пошли! Она обрядила тетку в привычную для нее столовскую одежду, и на глазах у всех та превратилась вдруг в красивую, ладную женщину. Только из-под белого халата торчали ржавые солдатские сапоги. — Дайте Золушке хрустальные туфельки! — не утерпела Лешачиха. Нашли, однако, тапочки, тетка сунула в них ноги и уверенно встала к плите. Тем временем Женька налил воду в бочку, сам накачался до веселого бульканья в животе и погнал сивку по жаре. …Вечером «Лешачиха вышла на дорогу встречать его. На обочине стояла круглая девушка и тоже смотрела в ту же сторону, откуда должна приехать смена комбайнеров. — Не видать? — сощурила Лешачиха зоркие глаза. Чижик смутилась. — Я никого не жду, — тихо сказала она. Они сели за длинный стол. Загорелись фонари на столбах. Тетка явилась со стопкой мисок и начала ловко метать их по выскобленным доскам стола, по полированным сучкам. С веселым стуком легли ложки, на места встали солонки. — А ловкая ты! — невольно залюбовалась Лешачиха. — А ты думала! — откликнулась тетка. — Я и косила не хуже тебя! — Тетка скрестила на груди выбеленные водой руки: — Готово! Запускайте народ! Вдали задымилась дорога. — Едут! — вскочили девчонки из школьной бригады. — Едут. — Лешачиха посмотрела на Татьяну и торопливо стала запихивать под платок седые космы. Подкатила одинокая телега. На пустой бочке, неловко вытянув ногу, сидел Бабкин. Он сполз с бочки и опустился тут же, возле копыт сивой кобылки. — Водички бы… Лешачиха подала ему запотевшую кружку, Бабкин выпил, отвалился на солому. Небо плыло, колыхалось над ним, в ушах рокотало. Чижик присела рядом. — Я тебя сегодня ждала, — сказала она, и Бабкин затаил дух. — Я хотела тебе сказать… Ну, я, наверно, и вправду балда… Ты на меня не обижайся, а? Бабкин крепко зажмурился, и тотчас над ним прошелестело легкое, как вздох. — Спишь? — Нет, — ответил Бабкин. Видно, за день в глаза налетела колкая пыль: она щипала, резала, выжимала слезу. Чижик охнула и зазвенела своими ядовито-пахучими склянками. Бабкин поспешно сел и забеспокоился: — Ничего мне не надо! Все прошло! — Да ведь нога у тебя! Ох, какая же я!.. Бабкин заглянул в милые, такие испуганные глаза и, отворачиваясь, закричал: — Настасья Петровна! Тетя! Да налейте вы ей скорее борща! Самого жирного! Счастливый Бабкин сам есть не стал, он лежал и слушал, как гремели миски, как отбивалась Чижик: — Да куда мне столько! Я и так толстая! Лешачиха в ответ напевала: — Ты пухленькая, ты беленькая, вот и посуда тебе не меленькая. Все засмеялись, улыбнулся и Бабкин. Потом на него, покачиваясь, стало наплывать солнечное поле. Летела из-под мотовила соломенная сверкающая пыль, шуршало зерно, падая в высокий кузов машины. По шагам, по дыханию Бабкин понял: подошла Лешачиха и стоит над ним в нерешительности. Не открывая глаз, он весело сказал: — Женька молодец, он на комбайне. Вместе с Пашкой. Я ему свои очки отдал. Лешачиха задышала, потом ломко выговорила: — Миша, давай, пожалуй, пустим к себе студентов? Места у нас много, а народ они хороший… ПРАЗДНИК Из дальних мест так не ждала сына Лешачиха, как ждала его в этот вечер. Выходила на дорогу, всматривалась. А в поле мигали, дрожали и двигались большие и малые огни, жили моторы. Слушая этот гул, мать представляла себе, как появится сейчас ее он. Какой придет Женька, она не знала, но то, что он будет особенным — в этом Настасья Петровна не сомневалась. Она верила, что он, в своих шортах и «молниях», явится ни на кого не похожий, он скажет ей светлые, красивые слова. Дорога загудела: ехала смена. Слишком ярко горели фонари, и Лешачиха убежала в тень. Сердце ее не унималось. Подкатила машина, и сразу с нее стали прыгать парни в одинаковых комбинезонах. Они говорили громко, оглушенные за день моторами. Толкаясь и торопясь, совали ладони под краны, фыркали, потом с грохотом сели к столу: и свои, совхозные, и заводские шефы, но все одинаково незнакомые ей. В наступившей тишине слышался частый стук ложек. Лешачиха напрасно вертела головой, отыскивая Женьку, — она не видела его среди этих пропыленных и пахнущих машинами ребят. Один из них поднял голову и засмеялся: — Ма, это же я! — Он! — только и сказала Настасья Петровна. — Садись с нами! — похлопал Женька по лавке. Сердце ее наполнила горячая кровь. Речистая Лешачиха ответила: — Ладно уж… Я уж тут уж… И смотрела, смотрела, отойдя в сторонку, на своего Женьку. Был он хоть и без куртки, и без «молний», в чьем-то стареньком, не по росту комбинезоне, а все равно лучше всех. Разделавшись с ужином, смена завалилась в сладкую соломенную постель под звездное одеяло. Лешачиха сидела над сыном, отгоняя веткой комаров. Но комаров было много, и сыновей много., поэтому матери пришлось неустанно ходить над ними, обмахивая всех, оберегая их сон. Сон прокатился короткий и крепкий. На рассвете прибыла новая смена, такая же оглушенная, чумазая, шумная. Не успела мать оглянуться, как Женька вскочил в машину и уехал. Лешачиха на крыльях полетела на ферму. Через неделю поле опустело. Остались стоять по жнивью, словно золотые избы, теплые скирды. В клубе собрались победители. Лица их опалены, брови выгорели, рубахи выглажены. Они дули пиво в буфете, курили на крыльце. И вместе со всеми так же важно тянул пиво Женька. Настасья Петровна в новой кофте растерянно бродила по клубу и, опасаясь подойти к нему, молча гордилась издали.