Двенадцать лет назад Думать о парне, повиснув вниз головой на шесте, рискованно. Летя с верхней точки пилона, как из-под купола цирка, надо думать о безопасности. Сцепленные лодыжки заскользят – сломаешь шею. Врежешься в металлическую трубу – разобьёшь голову. Но она замирает в паре миллиметров от травмпункта и с огорчением отмечает, что он не смотрит. Руки привычно обхватывают трубу, спина по-кошачьи выгибается под восторженные возгласы толпы, но он не оборачивается в её сторону. "Может он в принципе не любит блондинок?" Веера купюр уже торчат из её трусиков, но она продолжает трясти ягодицами, ещё и ещё выманивая из похотливых мужских ручонок хрустящие бумажки. "А может он болен редкой формой дальтонизма? Не различает цвета волос. Замечает только яркие пятна". Он в принципе Таню не замечает. Следит глазами за Рыжей Долли. Она, правда, Даша, но она Долли. Потому что Долли – овца. И потому что рыжая – тоже овца. И потому, что её то он как раз замечает – овца особенно. Говорят, любовь – это чёртова биохимия. Размножение – дурацкий инстинкт. Феромонами, гормонами, мускусными железами, чем только не метят территорию похотливые самцы, чтобы у самки проснулась эта врождённая способность. Только Таня вне доступа от его биологического оружия. Она не работает в зале. А он не подходит к сцене. Но её всё равно накрыло его присутствие. Чем-то достал её этот парень – магнитными бурями, атмосферными аномалиями, гравитацией, ультразвуком, как у брачующихся дельфинов, а может единственным взглядом – но он просто зашёл в полутёмный зал, а она уже точно знала, что хочет с ним размножаться. И он пришёл третий раз и опять не смотрит в её сторону. – Даша, иди, – рычит Диана на Долли. – От хорошего стояка ещё никто не умирал. Будет чем заплатить за квартиру. Диана – хозяйка этого борделя под видом стриптиз-клуба. Она всегда знает кто и в чём особо нуждается. – Иди! Красивый парень. Хорошие деньги. – Да ну его нафиг. Мне прошлого раза хватило, – брыкается Долли. Таня не работает с клиентами. Только у шеста. Озабоченное лицо Дианы становится злым. – Даша! – свирепеет она. – Давай я пойду, – лениво встаёт Таня. – Такая скукотища сегодня. Хорошо платит, говоришь? Её брови удивлённо взлетают вверх, но такое решение проблемы вполне устраивает. – Да, вся Дашина зарплата за день, – усмехается Диана в ответ на жалкое блеяние Долли. – Четвёртый номер. Четыре – правильное число. Раз – потому что "хорошо". Два – потому что Долли сама виновата. Три – потому что Тане уже пофиг, раз платят хорошие деньги. И четыре – Таню нельзя не замечать. Она снимает платиновый парик, взбивает пальцами свои медно-красные волосы. «Я уже иду, милый!» – Ты не Долли, – он даже не пьёт, оплатив бутылку дорогущего коньяка и развалившись в кресле. – Я – Таня. – Ну, пусть будет Таня, – он недовольно кривится, но встаёт. Равнодушно снимает халат. Такой молодой, отлично сложенный, спортивный. Девушки, наверно, в очередь стоят, чтобы ему дать. А он приходит с деньгами и заказывает Рыжую Долли с висящей грудью и без претензий. – Пип? Сюсэ? – она опускается на колени. – Что? – Это «минет» по-французски. Такая напряжённая ситуация, когда член мужчины рискует быть откушенным. Мужчины от этого испытывают немыслимое наслаждение, – она смотрит на него насмешливо. – Я хочу, чтобы ты тоже получила удовольствие. "Хм! А я надеялась, ты просто извращенец!" Теперь понятно почему эта дряблая стерва отказалась идти второй раз. Надо было узнать, сколько раз она имитировала оргазм. Придётся изображать убедительнее и на один раз больше. – Хорошо, милый! Я обожаю вкус спермы. – Нет, я хочу трахнуть тебя как следует, чтобы тебе понравилось. Говорят, самый страшный кошмар всех проституток – клиент, который хочет её удовлетворить. – Ладно, значит, сегодня останусь голодной, – поднимается она с колен. – Может заказать тебе что-нибудь поесть? – усмехается он. – Ну, если уж ты всерьёз решил доставить мне удовольствие, то что-нибудь из французской кухни и закажи. Луковый суп, например. – А может чесночный суп с крутонами? – и он, наконец, улыбается. – У вас ужасный вкус, поручик, – морщит она носик. – Тогда запейте его коньяком, – смеётся он. "Каменный стояк. Затрахает тебя до смерти". Таня отмахнулась от звучавших в гримёрке предупреждений. Она знала убедительное средство борьбы с любым стояком – смех. Совместить их практически невозможно. Или мы смеёмся или любимся. Он заказал ей перемазанные майонезом овощи, единственное, чем не рискуешь отравится в их баре, и молча смотрел как она ест. Наверно, Герасим так же в последний раз кормил Муму. Но Таня и правда голодна, чтобы об этом думать. И всё же он – классный! Но поела, повеселилась, закусила коньяк его поцелуем. Пора, наверно, и честь знать. – Пойдём, милый, – потянула она его в кровать. – Ты сделал мне хорошо, теперь я сделаю тебе красиво. Спокойно, уверенно и опять равнодушно он снимает свой халат и спиной прижимает её к прохладной ткани не столько весом тела, сколько силой немигающего тёмного взгляда. Физиология, ботаника, механика… где-то на стыке всех этих наук в ней движется самое совершенное создание человечества – мужской член средних размеров. И как бы она не сопротивлялась, он подводит её к экстазу одним фактом своего существования. Скользит как поршень в масле, набирает обороты, и Таня чувствует, что заслонку её парового котла сейчас реально рванёт. И рвануло. Он тоже вздрогнул. Благородная мука на его прекрасном лице – восьмое чудо света. Так красиво на ней ещё никто не кончал. Он принимает этот оргазм со стойкостью религиозного фанатика, и только Таня понимает, что отправила его к небесам, минуя акт самосожжения. – Я даже не знаю, хочу ли я большего, – звучит его голосом тихо куда-то ей в шею. – Это уже без меня, милый, – она смотрит на часы и встаёт. – На сегодня твоё время вышло. – Останься! – О, эта мольба в его глазах! – Я заплачу ещё за час. – Я не работаю просто за деньги. Я сама выбираю с кем и когда спать. Глава 1 Наши дни ВЛАД Он ждал её в машине. Пальцы постукивали по рулю в такт звучащей мелодии. Взгляд рассеянно скользил по сторонам. Женщины, женщины, женщины… Блондинки, брюнетки, шатенки. Умные и не очень. Стильные и простушки. Деловые и домашние. Опытные и наивные. Он искренне влюблялся в каждую, с которой был. Но не в неё саму – в мимолётный взгляд, в едва уловимый аромат, в звук голоса, в движение ресниц. Всего одна крошечная деталь могла иметь для него значение. Помятая юбка, хриплый смех, сломанный ноготь, запах чужого сеновала, пропущенный волосок – эта мелочь будоражила его воображение, и он не умел проходить мимо. Имели значение всего одна замеченная подробность и его разбуженный инстинкт охотника. Всё остальное – дело техники. Он умел соблазнить любую. И он, не задумываясь, соблазнял. Покорял какой угодно заснеженный перевал, каждый зубчатый пик, всякую неприступную скалу. Как опытный альпинист брал любую вершину, но потом задыхался в этом разряженном воздухе неволи и нестерпимого одиночества, и всегда возвращался к подножию. Только однажды он отрастил крылья. Только однажды был настолько опьянён свободой, что, не задумываясь прыгнул вниз. Только одну женщину он любил целиком от первого вздоха и до кончиков волос. Но именно она стала его персональной Килиманджаро – вершиной, которую он взял, но не смог покорить.