Нет, ей нечего скрывать. Ничего особенного. Просто букет цветов. Просто задница Эрика, полдня просидевшая у неё на столе. Просто обед, на который он её пригласил. И пусть они разговаривали о работе и предстоящих переговорах с французами, было в его взгляде такое неподдельное восхищение. С таким только Влад на неё смотрел в первые дни их встречи. И это было что-то такое давно забытое и волнующее. После тысяч похотливых взглядов, словно отполировавших её до блеска, под этим искренне удивлённым взглядом, глянец её тускнел и ей хотелось не казаться, а быть такой, какой он её видел. – Как Сикорский? – не сводил с неё глаз Влад. – Циничен, груб, стервозен, развратен, – она подняла к потолку глаза, вспоминая нужное слово. – И неисправимый педераст. Она снова уткнулась в меню. – Можешь не читать это, – усмехнулся Влад, явно довольный её характеристикой своего нового начальника. – Всё что ты любишь, я уже заказал. – Отлично, – отложила она кожаную книжку. Им принесли обычные влажные салфетки в одноразовой упаковке и хлебную корзинку. – Да, кризис не щадит даже приличные заведения, – принюхивался Влад, протирая руки. – Воняет спиртом. Чувствую себя как в процедурном кабинете. А помнишь какие раньше здесь были полотенчики? – Помню, – улыбнулась Таня его ностальгии. – Их заливали горячей водой, и они распускались как белые бутончики. – Прости меня за жену. Что бы он не творил, он всегда извинялся. А ещё всегда старался всё исправить, загладить свою вину, добиться прощения. – Я же сказала, – бросила Таня скомканную тряпочку в специальную тарелку для мусора. – Я простила. За этот час ничего не изменилось. Он посмотрел куда-то левее неё, в сторону окна и потерял на секунду нить разговора. – И что будем делать? – перевёл он взгляд на её волосы, и его глаза вдруг вспыхнули радостью. – Я даже не сразу понял, отчего ты сегодня так хороша. Обожаю этот твой медно-красный. – Наслаждайся! – улыбнулась она и вспомнила как отреагировал на её новый цвет волос другой парень. – Потрясающе, – замер Эрик перед ней с открытым ртом и протянул пальцы к её губе, но прикоснуться не посмел. – И это новое украшение намного лучше предыдущего. – До Нового года ещё прилично, но я решила начать праздновать уже сейчас. – А я решил, что определённо был неправ. Ты имеешь право выглядеть как тебе нравится, – вот так запросто разрешил он этот конфликт. И Таня даже немного расстроилась, что войны, наверно, не будет. – Ты не ответила, – напомнил о себе Влад. – А чего ты хочешь? – задавать этот вопрос было бессмысленно. Она и так знала, чего он хочет: её к ноге, и больше ничего не менять. – Тебя, – опять посмотрел он куда-то над её плечом. – Я и так у тебя есть. Только знаешь, может это для тебя и глупо, но мне эта лёгкость бытия до чёртиков надоела. Я хочу серьёзных отношений. Нормальных, здоровых, правильных. И как только встречу того, кто будет относиться ко мне как к человеку, а не к продажной девке, ты перестанешь для меня существовать. – Вот так запросто вычеркнешь двенадцать лет из своей жизни? – Из жизни ничего не вычеркнешь, даже если сильно захочешь. Мне до сих пор иногда сняться и липкие руки тех арабских парней, и твой ненавидящий взгляд. И твой влюблённый взгляд тоже. Она замолчала, пережидая пока официантка поставит перед ними салаты, запечённый в сухарях сыр и свёрнутые трубочками баклажаны. – Ты может быть и забыл то наше первое лето, а вот я нет, – положила Таня на колени салфетку. – О, нет! – покачал он головой и во взгляде его было столько скорби. – Я бы может и хотел, но это невозможно забыть. Ты разбудила во мне все тайные желания и выпустила на волю всех моих демонов. Я любил тебя и ненавидел одновременно. Хотел вытравить твой образ из памяти и всюду искал. И пока ты резвилась у родителей на травке среди виноградников со мной ещё столько всего произошло. Из-за тебя. – Ты бил проституток, Влад. И хочешь сказать, это из-за меня? – Да, Таня, да, – вздохнул он тяжело. – Я знаю, что это было сродни зависимости, но я как тот хищник, что почувствовал вкус крови. Твоей крови. Ты разбудила во мне эту жажду. Я хотел увидеть в их глазах то, что видел в твоих. «Ударь меня!» Ты помнишь, как ты это попросила? Она промолчала. Потому что помнила. Потому что ей хотелось крикнуть: «Пожалуйста, не надо!», но не в её характере сдаваться. Ей хотелось плакать, но все свои слёзы она выплакала ещё в двенадцать лет. Она умерла бы, но не попросила пощады. – Как удобно, – усмехнулась она. – Делать то, что тебе нравится и сваливать вину на меня. – Я не сваливаю. Я виноват. И мне досталось за это, наверно, даже меньше, чем я заслужил. Сначала меня отмудошил твой Кайрат. И я, наверно, должен быть ему за это благодарен. Я бы не смог остановится сам. Я вымещал на этих девушках всю боль, что чувствовал из-за тебя, но его кулаки меня отрезвили. – Да, я в курсе, что ты вёл себя как конченый садист. Она ковырнула капрезе. И поняла, что даже хочет есть. В конце концов, дело это прошлое, аппетит ей не портит. – А потом твой сосед, помнишь, такой с наколками, что всё ходил в белой майке? – Колян?! – жевала она ломтик помидора с моцарелой. – Знаешь, он как-то не представился. Просто выловил меня возле дома и тоже избил. А потом ещё машину спалил. – Колян?! – не могла поверить она в услышанное, отложила вилку и смотрела как он молча играл желваками. Таня понятия не имела, что Колян так поступил. Он и словом не обмолвился, когда она уезжала. Только Васька плакал, и Таня отдала ему все деньги, что у неё были, на похороны матери. – Он сказал, если увидит меня рядом с тобой ещё раз, убьёт, – нарушил Влад молчание. – И после того, как я неделю отвалялся больнице под капельницами и ссал кровью, я ему даже поверил. – Клянусь, я не знала. – Не то, чтобы я испугался, – он выдохнул. – Я ждал тебя. Я искал тебя. Я хотел тебя увидеть ещё хоть разочек перед отъездом. Может быть попрощаться, по-человечески, чтобы ты не думала, что я сбежал. Я не сбегал. – Я знаю, Влад, – опустила она глаза, а потом снова подняла их. – Я тоже. Мама прислала билет – отцу повредило ногу газонокосилкой. Он потерял очень много крови, но, к счастью, поправился, хоть с тех пор и хромает. А у них сезон, туристы, все комнаты расписаны на год вперёд. Я не могла её оставить одну. Я даже в институт вернулась с опозданием. – Мне жаль, – и снова напряглись его скулы, когда он сжал зубы. – Жаль, что так всё вышло тогда. Странно, что мы так об этом до сих пор и не поговорили. – Я не хотела об этом говорить. Мне тоже было очень больно, Влад. А ещё я сделала аборт. Он уставился на неё так, словно у неё над головой загорелся нимб. – Ты была беременна? – И это был твой ребёнок. Он ошалело молчал какое-то время, а потом упёрся локтями в стол и закрыл лицо. – О, господи! Трудно даже предположить, что творилось сейчас у него на душе. Он тяжело выдохнул сквозь пальцы, сместив ладони вниз, а потом вздохнул, откинувшись на спинку стула. – Он был мальчик или девочка? – Я не знаю, – пожала плечами Таня. Эта мука на его лица была просто невыносимой. – Ему сейчас могло быть уже одиннадцать лет. Его ресницы дрожали, когда он прикрыл глаза, и в уголках глаз заблестели слёзы. – Я не могла… – Я знаю, знаю, – кивнул он, вытер глаза руками и открыл. – Ты ни в чём не виновата. Он запрокинул голову назад. – Какой же я идиот. – Влад, нам было всего по девятнадцать. Нам казалось, у нас вся жизнь впереди. Проворная официантка удивилась, принеся горячее, что они до сих пор ни к чему не притронулись, но промолчала, сдвигая стаканы, чтобы вместить новые тарелки. – Налить вам? – потянулась она к нетронутой бутылке вина. – Да, спасибо, – кивнула Таня. И проводив её взглядом, обернулась к окну, в том направлении, куда периодически засматривался Влад. Он всё же неисправим! Две девочки, совсем юные, лет двадцати с небольшим, мирно ворковали друг с дружкой за столиком у окна. – Знаешь, чего бы я хотел? – поднял он бокал и покачал в нём рубиновую жидкость. – Чтобы мы не были знакомы, – он поднял на неё глаза. – Чтобы можно было начать всё сначала. Пусть не тогда, пусть хотя бы сейчас. Заново, с чистого листа. – Слишком много грязи было, Влад, чтобы с чистого, – вздохнула она. – Слишком много обид, взаимных претензий, боли. У нас не получится заново. И ты не хуже меня это знаешь.