Увидев мужа, распространявшего вокруг себя стойкий алкогольный запах, Мария обомлела: – Это еще что за явление? Лева! Как ты мог? При твоей поджелудочной? – Маша, не ругайся. Я был у Стаса, – сказал Гуров и на вопрошающий взгляд жены развел руками. – Не знаю, хочу надеяться, что он одумается, а уж что получится? Кстати, его жена вовсю составляет меню нашего предстоящего юбилея свадьбы и слышать ничего не хочет ни о ресторанах, ни о кафе. Сказала, что отмечать его мы будем только у них на даче. – Ты об этом помнишь? – ошеломленно воскликнула Мария. – Ты, который даже о собственном дне рождения вспоминаешь только тогда, когда я тебе его в ежедневник сама запишу? Нет, ни за что не поверю. Скажи честно, Стаc напомнил? – И куда же мне от вас, таких умных, деваться? – вздохнул Лев Иванович. Он прошел в спальню, переоделся и лег – ужинать не хотелось, хотя из принесенной им нарезки и наспех собранной Стасом закуски они почти ничего не тронули. Мария, понимая, что спать ей предстоит в зале, забрала из шкафа постельное белье и заранее отнесла его на диван, чтобы потом не будить мужа. Она прекрасно, еще лучше, чем сам Гуров, понимала, насколько они со Стасом нужны друг другу, как неразрывна эта многолетняя дружба, и теперь сильно переживала и за мужа, которому без Крячко, этой его третьей руки, придется нелегко, и за себя, потому что с уходом из их жизни Стаса она обязательно должна будет измениться, причем еще неизвестно, в какую сторону. На следующий день, придя на работу и безрадостно обозрев безлюдный кабинет, Гуров пошел к Орлову. Похоронный вид секретарши его несколько озадачил – он считал, что хуже, чем есть, уже быть не может. В приемной ждали своей очереди на доклад к начальству сотрудники управления, причем по делам, и отнюдь не частным, как у него, и Гуров хотел повернуть назад. Но секретарша по внутреннему телефону сообщила Петру Николаевичу, что к нему Гуров, и, положив трубку, вздохнула и сказала: – Проходи, Лева. Гуров удивился и вошел. В кабинете, кроме Орлова, находился еще и Крячко, причем оба сидели с самым траурным видом: Петр Николаевич у себя за столом, а Стаc – за столом для заседаний. «Зря я вчера старался, – тоскливо подумал Лев Иванович. – Значит, ничего не вышло, и Стаc все-таки уходит». Он присел с другой стороны стола, напротив Крячко, и тоже понурился. Никто не решался нарушить стоявшую в кабинете тишину, и Гуров, вздохнув не хуже секретарши, поднял голову. И тут он увидел, что у Стаса в глазах черти водили хоровод, и он с трудом удерживался от смеха. – Та-а-ак! – протянул Гуров самым грозным тоном, хотя сам был готов от радости пуститься в пляс. – Разыграли, значит! И ты остаешься! – Да остается он! Остается! – весело подтвердил Орлов. – Стас! Гад ты такой! Я тебе говорил, что однажды убью? – вскакивая, спросил Лев Иванович. – Так вот этот миг и настал! Трепещи! – Младшенького завсегда обидеть просто, – со слезой в голосе сказал Крячко и тоже встал. – Моли о пощаде, несчастный! – воскликнул Гуров, бросаясь к Крячко, а тот соответственно от него. Несколько минут Лев Иванович гонялся за Стасом вокруг стола, и выражения, употребляемые им при этом, категорически противоречили хорошему тону и полученному им в детстве воспитанию. Наконец Орлов положил беготне конец: – Ну, ладно вам! Что вы, словно дети малые? Два офицера, полковники-важняки, а ведете себя как путана переулочная! Что вам, делать нечего? Так вот! – Он подвинул им папку. – У нас опять что-то горит? – спросил, остановившись и стараясь восстановить дыхание, Гуров. – А когда у нас не горело? – удивился Петр Николаевич. – Покой нам только снится! Марш работать. Гуров и Крячко вышли, конечно, не обнявшись, но с такими счастливыми выражениями лиц, что офицеры, которые не могли не слышать доносившиеся из кабинета топот и голоса, только недоуменно переглянулись, впрочем, удивлялись они недолго, потому что о дружбе этой троицы в управлении давно уже слагали легенды. Вечером Лев Иванович пришел домой не только радостно-возбужденный – его лучезарное настроение не могло испортить даже порученное им Петром Николаевичем очень пакостное дело – да и когда у них другие были? – но и с букетом цветов. – Маша! Стаc никуда не уходит! – улыбаясь, сообщил он супруге и вручил цветы. – Нужно будет обязательно записать на память, что у нас появился новый семейный праздник – День возвращения блудного Стаса, – пошутила Мария, погружая лицо в большой букет своих любимых роз. – Пойду их в воду поставлю. – Что у нас на ужин? – спросил Лев Иванович по дороге в кухню, принюхиваясь к витавшим там запахам и пытаясь угадать, что это будет на сей раз – кулинарка из Марии была та еще. – Учти, я готов съесть мамонта. – Извини, мамонтятину в магазин не завезли, так что обойдешься курицей, – ответила, вернувшись, жена. Ну, курица была уже опробованным вариантом, и от нее неожиданностей ждать не приходилось, потому что уж ее-то приготовление Маша освоила. Накладывая супругу в тарелку тушеную курицу с гречневой кашей – ничего жареного в доме с некоторых пор не водилось, – Мария сообщила как бы между прочим: – А у меня тоже новость есть. – Новую главную роль дали? – поинтересовался Гуров – других Марии уже давно не предлагали. – Нет, машину купила, – небрежно ответила супруга. Курица тут же встала Льву Ивановичу поперек горла, и он тяжело закашлялся, а потом, выпив участливо поданной женой воды, хрипло, а главное, жалобно спросил: – Машенька! Зачем тебе машина? Из тебя же водитель – никакой? – Буду ездить на работу, на рынок, да и вообще пригодится, – легкомысленно ответила она. – Твоя того и гляди сломается, вот и будем тогда на моей ездить. – О боги! – покачал головой Лев Иванович. – Кредит взяла! Ну, и сколько же мы будем за него расплачиваться? – Жена в ответ пожала плечами. – Ну, показывай, что приобрела, – обреченно попросил он. – Пошли покажу, она во дворе стоит, – позвала Маша, и он подошел к окну, которое выходило во двор. Возле подъезда стояла маленькая красная двухдверная букашка, и Лев Иванович с огромным облегчением вздохнул – все-таки это их не разорит, но не удержался и язвительно спросил: – Ты что, на корриду собралась? – Какую корриду? – удивилась жена. – А это разве не твоя, – он показал на красную машину. Но тут из подъезда выбежала девушка, села в нее и уехала. А вот озадаченный Гуров принялся осматривать стоянку во дворе в поисках другой новой подходящей машины, но ничего не нашел и, повернувшись к жене, хмыкнул: – Кажется, ее уже угнали. – Да вот же она стоит, – не удержавшись, Мария ткнула пальцем, и Лев Иванович, проследив за направлением, куда указывал перст, наконец-то увидел новое приобретение жены – это был огромный белый джип. – Это что? – потрясенно спросил он. – «Lexus LX-570», – спокойно ответила Мария и, чуть нахмурившись, начала перечислять, словно урок отвечала: – Объем 5,7 литра, полноприводный, коробка-автомат, навигатор, мультимедийная система, спутниковая сигнализация, подушки безопасности, четыре кондиционера… Да, и еще кожаный салон! – радостно закончила она. – Кажется, все! Ничего не забыла! Или… – она засомневалась, пытаясь что-то вспомнить. – Та-а-ак! – уже второй раз за день грозно протянул Гуров, потому что понял, что к чему. – Купила, значит! Не морочь мне голову, дорогая! Сибиряки тебе машину подарили! Не получилось мне подсунуть, так они его тебе всучили! – Почему это всучили? – возмутилась Мария. – Я его сама, между прочим, выбирала! Если будешь себя хорошо вести, дам покататься, а доверенность на тебя уже готова! – Ну, паразиты! – не сдержался Гуров. – И никакие они не паразиты! – обиделась жена. – Нормальные русские мужики! – и демонстративно вышла из кухни. – Да я к нему близко не подойду! – крикнул ей вслед Лев Иванович и тяжело вздохнул, поняв, что его, как выражался Степан Алексеевич, объехали на вороных. Прошел год. Все это время Орлов, Гуров и Крячко по мере сил старались навести хоть какой-то порядок в том огромном бардаке, что творился в России. Стаc, несмотря на отказ возглавить службу безопасности Савельева, сумел сохранить и с этой семьей, и с друзьями-компаньонами Николая Степановича самые теплые отношения, чему немало поспособствовала его жена. Она, щедро поделившаяся с Натальей Николаевной и семенами, и советами по выращиванию разной разности, накрепко подружилась с Савельевыми на этой почве, да и по характеру, привычкам и взглядам на жизнь они были очень схожи. Великое счастье, что юбилей свадьбы Гуров и Мария очень весело отметили на даче Крячко еще до того, как его жена узнала, что это именно из-за Льва Ивановича и Орлова ее муж отказался от такой денежной и по сравнению с его службой безопасной работы. История умалчивает о том, что она высказала Стасу, но вот к Гурову и Орлову она с тех пор стала относиться с большой настороженностью – мало ли чего еще от них можно ожидать. Григория в первую же ночь удавили в ИВС, чему Лев Иванович совершенно не удивился, потому что и так знал, что этим кончится. Лариса была помещена в психиатрическую больницу с весьма призрачной перспективой когда-нибудь выйти оттуда. Как выяснили врачи, у нее с самого детства была вялотекущая шизофрения, которая в зависимости от жизненных обстоятельств то обострялась, то стихала, а уж откуда она взялась, выяснить было невозможно. Но решающий удар по ее психике нанес действительно Гуров, сказав ей, что она никогда больше не увидит своих детей. Все, в том числе и врачи, в один голос уверяли Льва Ивановича, что он тут ни при чем, и финал со временем был бы таким же и без его участия, но вина за этот случай так и осталась лежать тяжким грузом на его душе. Шалые остались в Америке, и дети вместе с ними. Лев Иванович не выяснял, что и как было сделано, но Тамара с Геннадием стали детям приемными родителями и дали свою фамилию, а родство малышей с Николаем Степановичем осталось в прошлом, даже никаких документов об этом не осталось. Савельев купил им в Америке дом, и сибиряки ежемесячно перечисляли на их счет вполне приличные деньги, на которые можно было, не роскошествуя, конечно, вполне достойно жить. Короче, все разрешилось к всеобщему удовлетворению всех заинтересованных сторон, кроме Ларисы, конечно, но о ней никто и не вспоминал, и вся большая семья Савельевых жила дружно и счастливо. И вот, совершенно неожиданно, одним погожим летним днем Стаc с самым хитрым видом, который не мог не заинтересовать Гурова, появился на работе. Под угрозой немедленного расстрела на месте Крячко признался, что они все, понимай, семьи Гурова и его собственная, приглашены в дом Савельева на торжества по случаю крестин дочери Николая Степановича Натальи. – Так Светлане же сорок! – воскликнул Лев Иванович. – Да, но вот рискнула. И, как видишь, удачно. – Ну, то, что ты туда поедешь, это естественно, но вот мы с Машей будем там не ко двору, – решительно отверг приглашение Гуров. – Или мы едем все вместе, или не едет никто! – категорично заявил Стаc. – Это шантаж? – вкрадчиво поинтересовался Лев Иванович. – Да, самый наглый и неприкрытый, – охотно подтвердил Крячко. – Черт с тобой! Поедем! Сборы в тот день в доме Гурова были долгими. И вовсе не потому, что Мария бесконечно перебирала наряды, решая, что бы получше надеть, а потому, что они спорили до хрипоты, на какой машине ехать. В конце концов, было решено, что поедут они на новой машине, но за руль сядет Мария – ей же она принадлежит, ей автомобиль и вести. Мария, потренировавшись за год, вела машину довольно уверенно, при виде какой-либо помехи руль не бросала, глаза не зажмуривала и не визжала, как это частенько бывает у женщин. Гуров же сидел рядом с женой как на иголках, готовый в любую минуту перехватить руль, если она не справится сама. Когда они подъехали к дому Савельева, Лев Иванович чувствовал себя как выжатый лимон и мысленно поклялся, что обратно в город он поедет с Крячко, пусть даже в багажнике, но с Марией, когда она за рулем, больше в одну машину не сядет. На столь тожественное событие к Савельевым съехались все. Женщины из числа гостей сгрудились вокруг лежавшей в пеленках малышки и хором сюсюкали-агукали, в общем, вели себя соответственно случаю. Женщины из числа хозяек суетились, мечась между кухней и столовой, и даже Олеся, забыв о своем новом статусе, носилась вместе с Галей в их числе. Мужчины же в ожидании застолья собрались поодаль и с легкой усмешкой наблюдали за этой суетой. – Ну вот, – напомнил Погодину Стаc. – А ты говорил, что тебе с Гуровым детей не крестить. – Так жизнь – штука непредсказуемая. Ты вот тоже собирался к нам работать пойти, уже все твердо решил, а потом отказался. Гуров от машины как черт от ладана шарахался, а теперь ничего, ездит. – Только сегодня и только в качестве пассажира, – поправил Погодина Лев Иванович. – А скажите мне, люди добрые, как вы додумались джип купить? Или не сообразили, что такая машина не для женских рук? – На что Машенька пальчиком показала, то и купили, – объяснил Александр. – А переубедить ее нельзя было? – язвительно поинтересовался Гуров. – Пусть бы это был какой-нибудь навороченный седан! А то она на джипе ездит, а я по вашей милости за нее постоянно переживать должен. – Води сам, – невозмутимо предложил Леонид Максимович. – Доверенность на тебя мы прямо в день покупки оформили. – Принципы не позволяют! – заявил Гуров. – Ну, так ты либо крест сними, либо трусы надень, – усмехаясь, посоветовал Виктор. – Да на вас самих креста нет после того, что вы сделали, – раздраженно буркнул Лев Иванович.