– У меня игра такая. Если я не знаю имени человека, то называю его Роберт. Так вот, скажи-ка, он правду говорит? Вы, господа, действительно сатанисты? Нэш решил сказать правду не потому, что считал это важным или обязательным, а потому, что настало время показать странному типу, с чем – и с кем – он имеет дело. Он раскрыл правую ладонь у груди и, не сводя глаз со старика, кашлянул. Над ладонью возникло слабое тусклое сияние, которое быстро превратилось в яркий огненный шарик размером с мяч для гольфа. Старик поглядел на пламя и сказал вроде бы удивленно: – Ха! – Вот так-то. – Нэш сжал кулак и опустил руку. – Ясно тебе? – Пожалуй, да. – Вот и хорошо. Еще вопросы есть или ты собрался сваливать? Оставайся, мы тебя поколотим. Для тренировки. Неплохо разомнемся. – Ты как это сделал? Ну, огонь? – Это дар. – От кого? – От него. От Темного властелина. За то, что работаю на него. – Как? Что ты делаешь? – Мы ему молимся, – сказал Нэш. – Каждый день. И приносим жертвы. Старик кивнул, будто кто-то объяснял ему важные изменения в условиях медицинского страхового полиса. – Какие жертвы? Животных? Людей? – Нет, – презрительно отмахнулся Нэш. – Это все устарело. Для того чтобы делать нехорошие вещи с правильными намерениями, не нужны всякие выдумки Денниса Уитли[3]. – И что же вы делаете? – Ломаем. Поджигаем. Портим. – Кто «мы»? Остальные так и стояли поодаль, не ввязывались в разговор, зная свое место. – Я в основном. А эти… они пока не дотягивают. – Так покажи, что ты можешь. Нэш медлил. С одной стороны, было очень странно. Он понятия не имел, что это за тип. Может, коп. Но даже если это коп, то на Нэша у него ничего не было, иначе он явился бы сюда с подмогой и при оружии – и то при условии, что в полицейском департаменте Майами служат такие детективы, которым давно пора сидеть на крылечке и ждать приезда внуков, чтобы отправиться с ними в Диснейуорлд и потратить там столько денег, что хватило бы месяц кормить семью в Опа-Локе. С другой стороны, Нэшу давно хотелось покрасоваться перед кем-нибудь еще, а не только перед своими прихвостнями. Он миллион раз показывал им, что и как делать, но у них ничего не получалось. Что-то не клеилось, и это не позволяло ему двигаться дальше. Нэш понимал, что в одиночку по этому пути не пройдешь. Авторитет зависел от того, скольких ты привел с собой. Дар надо было передавать. День за днем. Ночь за ночью. Он сунул руку в карман джинсов и вытащил картонную коробочку размером с пачку сигарет. – Что это? Нэш открыл коробочку, выложенную ватой, достал из нее крохотную шкатулку и поднес поближе к старику. Старик чуть наклонился и, прищурившись, посмотрел на сверкающие черные бока шкатулки. На крышке кто-то тщательно выписал зимний пейзаж: заснеженные ели и сосны, сани в упряжке и парочка в старомодных шубах и меховых шапках. Изображение было четким, словно нарисованное кистью в один волосок; зеленые и белые цвета с вкраплениями алого, лилового и золотого казались еще ярче на фоне черных стенок шкатулки. Поверхность была очень блестящей, будто покрытая многочисленными слоями бесцветного лака. Детали картинки и ее блеск напомнили старику о другой шкатулке, гораздо большего размера, которую когда-то сделали для него на заказ. – Ну и?.. – Здесь по соседству живет старикан. – Нэш бережно положил шкатулку на пол. – Я слышал, как он рассказывал кому-то в магазине, мол, его жена умирает от рака. Ее мать из России. Единственное, что она оттуда привезла, – такую вот шкатулку. Их называют лаковыми миниатюрами. Шкатулку украли, когда старикова жена была совсем маленькой, но она о ней помнила все эти годы. Вроде как память о матери, и все такое. В общем, старикан знает, что жена вот-вот умрет, а у него есть деньжата, которые он копил украдкой от нее. Все эти годы, по доллару, по центу, на черный день, и все такое. И вот теперь решил, что этот день настал. Так вот, он рассказывает типу за прилавком – а тому, ясное дело, плевать на эти басни, сразу видно, – что все деньги, все семьсот пятьдесят долларов, потратил на эту хрень. Много лет жена во всех подробностях расписывала свое сокровище, он несколько месяцев искал его в интернете, по описанию. А у нее на следующей неделе день рождения. И старик хотел сделать ей подарок. Ну, хотеть-то он хотел, только заглянул я к ним в гости в прошлое воскресенье. Когда они ушли в церковь. – Украл, значит. Хорошо. Нэш улыбнулся: – Ага. Но дело не в этом. Он поднял правую ногу, помедлил с закрытыми глазами, будто вознося молитву, с силой опустил тяжелый ботинок на хрупкую шкатулку и растер ее в порошок. Секунд десять он молчал, наслаждаясь содеянным. Потом открыл глаза. – Вот что ему нравится. Старик не двигался, будто прислушивался к чему-то, а чуть погодя покачал головой: – Ничего. Он помрачнел. Возможно, разочаровался. Нэш недоуменно посмотрел на него, поскольку ожидал совсем другой реакции. – Что? Старик стоял, нахмурившись и поджав губы. Еще недавно он был спокоен и равнодушен, будто беседа не представляла особого интереса. Но сейчас в нем что-то изменилось. Он стал несчастным и каким-то задумчивым. Серьезным. – В чем дело, старый хрыч? Старик рассеянно взглянул на Нэша: – В чем дело? Я объясню тебе, в чем дело. Мне нравится твой стиль, но есть одна проблема. – Какая проблема? – Большая. Не знаю, кому уж ты совершаешь жертвоприношения, дружище, но он точно не дьявол. – С чего ты взял? – Потому что дьявол – это я. Он повернулся к типу с бумажником, воздел руку и щелкнул пальцами. Тип взорвался. Наступила полная тишина. Никто из присутствующих, с ног до головы забрызганных кровью и ошметками мозгов и внутренностей, не произнес ни слова, не издал ни звука и не двинулся с места. Было так тихо, что казалось, будто они даже перестали дышать, но потом все моргнули одновременно. – Дома пробовать не рекомендуется. – Старик подобрал с пола свой бумажник, упавший прямо под ноги, как по заказу. – А вообще, так держать. Он целеустремленно вышел в ночь, будто решил, что наконец пора заняться делом. Глава 5 В самолете все было хорошо, только стюардесса постоянно подходила к Ханне и разговаривала с ней как с пятилетней. Сначала Ханне это даже нравилось. Ей было чуть-чуть боязно лететь в одиночку, хотя и здорово, ведь это доказывало, что она уже совсем взрослая. Конечно же, ее провожал папа, по-прежнему небритый; он говорил очень тихо и все время моргал. Когда объявили посадку, папа сжал Ханну в объятьях, а потом смотрел, как она идет по коридору, пока она не свернула за угол и больше его не видела. Какая-то добрая тетенька с длинными седыми волосами попыталась ее утешить: мол, они скоро увидятся. Ханна не поняла, с чего бы это она, но вежливо поблагодарила. Ей не хотелось представлять, как папа возвращается домой один-одинешенек и входит в пустой молчаливый дом. Поэтому она стала читать книгу. Полет прошел нормально, как и всегда. Она вышла из секции «Прибытие» в аэропорту Сиэтла и сразу же увидела дедушку, пухлого, розовощекого и необратимо лысого. Он стоял, сунув руки в карманы вельветовых брюк. Она подбежала к нему и уткнулась во внушительное пузо. – Все хорошо, – сказал он, обнимая ее; от него, как обычно, пахло мятой. – Все будет хорошо. Полчаса спустя они уже ехали прочь из Такомы на дедушкиной машине. Кажется, хотя и не наверняка, это была та же самая машина, на которой он приезжал в Санта-Круз. Ему нравилось часто их менять, причем выбирая такие цвета, которые вроде бы и не имеют названия, в промежутке между бурым и илисто-зеленым; невозможно даже вообразить, что кто-нибудь захотел бы их придумать. Описать форму машины было трудно – больше всего она напоминала рисунок ребенка. Единственным постоянным признаком драндулета (как нового, так и старого, ведь их невозможно было отличить) оставалась его невероятная захламленность. Когда дедушка открыл багажник, чтобы положить туда вещи Ханны, ему пришлось сдвинуть птичью клетку, два мешка старых будильников, сломанный DVD-плеер, множество обуви, зеленый шланг, свернутый в бухту, две большие медные пружины и чучело енота. Ханна не знала, позволено ли ей по закону сидеть на переднем сиденье, но выбирать не приходилось, потому что заднее сиденье было завалено всякой всячиной, перечислить которую было невозможно без десятифутового листа бумаги, карандаша и точилки.