Слова Ивана были прерваны хохотом всей троицы. Сам же Иван молчал и ждал. Он прекрасно понимал, что разойтись миром не получится. Прохор сам ищет ссоры. Надеется на свою силу, просто не воспринимая его как противника. Ну что же, устроим потеху… Между тем смех пошел на убыль. – И что же ты в походе делать будешь, чернильная душа? Письма писать? А кому они там нужны? Или, может, кашеваром? С поварешкой на турка ходить? – Могу писарем, могу кашеваром. А могу и катом. Я ведь, Проша, хороший кат. И многое могу. Смех сразу стих. Два незнакомых парня глянули на Ивана с нескрываемым интересом, а Прохор со злобой. – Так уж и многое? А вот если я тебя сейчас нагайкой перетяну, что делать будешь? – Отберу нагайку и ей же тебя отхожу, чтобы хоть немного дурь выбить. Повисла тишина. На них уже обратили внимание, и вокруг начала собираться толпа. Один пожилой казак попытался урезонить наглеца: – Уймись, Прохор. Имей совесть, не задевай хлопца… Но Рябов не внял совету. Выругавшись, он замахнулся нагайкой и ударил. Вернее, попытался ударить. Иван внимательно наблюдал за противником, движения которого стали для него замедленными и легко предсказуемыми. Он быстро сместился в сторону, из-за чего летящая вниз нагайка прошла мимо, одновременно рванувшись вперед и перехватив руку противника, лишая его оружия. Незаметный удар в нужную точку, и Прохор валяется на земле, скривившись от боли. Для окружающих это заняло одно мгновение, и все удивленно ахнули. Иван же, как ни в чем не бывало, снял с плеча короб с письменными принадлежностями, поставил его на землю и осмотрел нагайку. – Хороша… Прошка, тебе разве не говорили, что нагайка – не игрушка? И давать ее в руки неразумным детям нельзя? Запомни это как следует и без нужды ей не размахивай. И с этими словами стал охаживать Прохора, приговаривая отеческим голосом о недопустимости подобного поведения, только пыль заклубилась. В толпе раздался хохот. Друзья Прохора, может, и хотели бы вмешаться, да не рискнули. Вокруг собралось уже много народа, причем все были на стороне Ивана. Иван же, вдоволь помахав нагайкой, засунул ее себе в сапог и плюнул на старого врага. – Прошка, как был ты дураком, так и остался. Думаешь, если ряху наел и нагайку в руки взял, то настоящим казаком стал? Тебе до казака еще расти и расти. А то, что я хороший кат, сущая правда. И не приведи Господь тебе в мои руки попасть. Соловьем заливаться будешь… Подхватив короб и закинув ремень на плечо, Иван зашагал к дому, ощущая на себе множество взглядов. Большей частью одобрительных. Он понимал, что нажил смертельного врага, который приложит все силы, чтобы расквитаться. Такого унижения Прохор не простит. Самому затеять драку, в результате которой тебя отлупили собственной нагайкой, да такого никто не припомнит! Он станет посмешищем для всех казаков. Иван же, наоборот, был доволен сложившейся ситуацией. Хорошо зная мерзопакостную и несдержанную натуру Рябова, специально постарался спровоцировать его на ссору при большом количестве свидетелей. Потому что иметь в походе за спиной такого «товарища» и турок с татарами не надо. Зато теперь дальнейшие действия Прошки легко предсказуемы. Он из кожи вон вылезет, но постарается исподтишка убить Ивана, и взять его с поличным будет несложно. И тогда уже разговор пойдет совсем другой. А вообще, черт с ним, с этим Прошкой! Других дел перед походом, что ли, нет? Глава 2 На взморье Отряд из двадцати пяти больших морских стругов быстро двигался вниз по Дону. Скрыть такое невозможно, и турецкие разъезды обнаружили отряд задолго до Азова, но вот о дальнейших планах незваных гостей турки могли только гадать. Пойдут ли казаки на Азов или попытаются прорваться в море – это пока неизвестно. То, что турецкие подсылы смогли узнать в Черкасске (а такие наверняка есть, всех не выловишь) и сообщить в Азов, не обязательно соответствует истине. Хоть и были пущены самые противоречивые слухи, в том числе и то, что ожидается очередной штурм Азова, но ни атаман Михайло Самаренин, ни полковник Григорий Косагов, командующий сводным отрядом из почти полутора тысяч стрельцов и казаков, на это особо не надеялись. Незадолго до выхода удалось узнать, что во всех местах, более-менее подходящих для прохода больших стругов, турки выставили засаду, задача которой – вовремя сообщить о появлении казаков и сразу же уходить. Поэтому все понимали – в Азовское море придется прорываться с боем. Вопрос лишь в том, где именно. Идти через самое широкое и глубоководное гирло Песчаное, где стоит Азов, то есть прямо под турецкие пушки, смысла нет. Можно пройти через мелководный Казачий Ерик, где прошли в прошлый раз, или через Каланчу, Свиное гирло, но турки это тоже хорошо понимают и именно там и ждут. Если подует «низовка», сильный западный ветер, то уровень воды в нижнем течении Дона заметно поднимется, и даже самые мелководные протоки, скрытые зарослями камыша, станут доступны для прохода казачьей флотилии. Но уповать на «низовку» не стоит. Ее можно прождать не одну неделю, а время уходит. Перед отходом состоялся совет, на котором Самаренин предложил подойти ночью к Казачьему Ерику, выслать вперед разведку на легком быстроходном челне, и если там ждет засада, то по-тихому ее вырезать, чтобы турки не успели поднять шум. На удивленный вопрос полковника Косагова, а каким образом турки могут помешать выходу, находясь в Азове, ему доходчиво объяснили, что если под Азовом стоит сильная эскадра военных галер, то получив сигнал тревоги, они окажутся в море довольно быстро. И тогда надо будет либо вступать с ними в бой, либо сразу уходить назад в гирла Дона. Если вступать в бой с большими силами турок, это может привести к большим потерям при весьма и весьма скромных возможных трофеях. Что ценного можно взять с военной галеры? Разве что пушки и огневой припас, да денег по мелочи. Но тут как повезет. Спрашивается – зачем выходили? Возразить было нечего, поэтому Косагов согласился. Усомнился лишь в возможности устранить засаду без лишнего шума, на что Самаренин заверил его, что казаки справятся. Привлекать стрельцов к этому делу не стоит, против чего полковник нисколько не возражал. Решив вопрос с разведкой, атаман сразу же после совета вызвал десятника Петра Трегубова – матерого казака, побывавшего во многих делах и привыкшего наведываться «в гости» к туркам и татарам, когда его не ждали. Человека храброго и умелого. Но была у Петра еще одна черта, которая решила выбор в его пользу. Он умел держать язык за зубами в любой ситуации. И даже во хмелю соблюдал меру, хорошо помня, что у трезвого на уме – то у пьяного на языке. А уж секретов в его голове, о которых лучше не болтать во избежание потери этой самой головы, было немало. Правда, казак очень удивился, когда ему представили Ивана и объяснили его роль в предстоящем деле. – Этот хлопчик – характерник?! – Да, Петро, характерник. Причем не из последних. Сам Матвей Колюжный его учил и слово дал. А слово Матвея ты знаешь. – Чудеса, да и только!!! Тогда другое дело, атаман. От меня чего-нибудь надобно? – Ты будешь старшим в отряде лазутчиков. Подбери с десяток казаков – больше не надо. Но таких, чтобы не только саблей, ружьем и пистолем хорошо владели, но и язык за зубами держать умели. Что в трезвом виде, что в пьяном. Для всех Иван идет с вами как толмач. Про остальное – никому ни слова. Все делаете, как обычно, но если потребуется мимо стражи незаметно пройти, или незаметно к ней подобраться, или от погони спрятаться, тут он вас и прикроет – всем ворогам глаза отведет. А надо будет, и за турка себя выдаст. Ну и как толмач с турецкого и французского тоже вам пригодится. Уразумел, Петро? – Уразумел, атаман. Только десяток казаков, чтобы молчали как рыба, я вряд ли найду. Во хмелю кто-то все равно проболтается. – А за скольких поручиться сможешь? – Пожалуй… за пятерых. Загоруйко Федор, Потапов Григорий, Рогозин Игнат, Шпак Дмитро и Коваль Семен. Эти точно молчать будут. – А не мало? – Хватит. Если и взаправду хлопец умеет глаза отводить, то больше и не надо. Управимся. – Добре, Петро. Пойдете все на моем струге, чтобы под рукой были, и подальше от этого московского полковника. А там – как Бог даст… Теперь Иван вспоминал этот разговор и думал о предстоящей в ближайшую ночь своей первой вылазке. Хоть атаман и велел ему спать, но разве сейчас уснешь. Мимо проплывали берега Дона, кое-где поросшие камышом, кружили в воздухе чайки, и только мерный плеск весел нарушал тишину. Здесь уже не было ни одного казачьего городка, и на берегу легко можно было напороться на турецкий конный разъезд. Но берега были пустынны, и казачья флотилия шла вниз по Дону, не привлекая внимания. Далеко позади остались многолюдный Черкасск, мать, братья и сестренка. В этот поход отправились только они с батькой, остальные казаки в семье Степана Платова еще до походов не доросли. Иван хорошо помнил, как мать перекрестила его на виду у всех и обняла, пустив слезу. Но обняв, шепнула по-турецки: – Да хранит тебя Аллах, сынок. Не удивляйся, Господь един, только имена у него разные. Ежели вдруг к туркам попадешь и надо будет за турка себя выдать, не забывай в нужное время намаз совершать, а то сразу заподозрят. Возвращайся скорее… Впрочем, Иван и сам это понимал. Если он окажется среди турок и будет выдавать себя за турка, то надо ничем не отличаться от них. Все ритуалы и нормы поведения, присущие подданным султана Османской империи, он знал. Но одно дело знать и совсем другое применять в жизни, выдавая себя за другого. Что ни говори, а поджилки все же тряслись. Правда, до этого пока далеко, и еще неизвестно, понадобится ли. А вот расклад на ближайшую ночь уже известен. Флотилия после захода солнца остановится у правого берега, немного не доходя до Казачьего Ерика, а разведчики – он и еще шестеро казаков, на легком быстроходном челне, специально взятом для этой цели, отправятся в протоку – узнать обстановку. Если никакой засады нет, либо удастся по-тихому ее убрать, то возвращаются к своим, и отряд как можно скорее выходит в море, чтобы не переполошить турок. Разведочный челн придется оставить, притопив его в надежном месте, поскольку в море от него толку нет. Ничего, на обратном пути заберут, а если времени забирать не будет, то невелика потеря. Если же не удастся обойтись без шума, то тут уже придется смотреть, как дело пойдет. Может быть, у турок поблизости ничего серьезного и нет. Одна-две галеры – не тот противник, чтобы помешать казакам. Сам же Азов – не помеха. Он далеко, и его пушки сюда не добьют. А если какие и добьют, то только при стрельбе навесом. Даже днем точность такой стрельбы крайне низкая, если не сказать – никакая, а уж стрелять в ночной темноте по донским гирлам, заросшим камышом, это вообще впустую переводить порох и ядра. Но вот если галер будет десяток и больше… Когда скрылось солнце и темнота окутала близкие берега, казаки какое-то время еще продолжали двигаться вниз по Дону. Наконец, достигнуто облюбованное заранее место стоянки, и струги подошли к берегу. Вокруг – ни огонька. Ветра почти нет, плещет вода возле борта, и многочисленные лягушки уже начали свое «хоровое пение». Иван внимательно вглядывался в темноту, но присутствия людей поблизости не обнаружил. Так, одно лишь зверье вокруг. Это днем донские степи выглядят пустыми, а ночью тут довольно оживленно. Иван переглянулся с атаманом и молча кивнул – все спокойно. Пора начинать. Легкий низкобортный челн бесшумно скользит по воде. Иван занял место на носу и вошел в состояние «хара», когда чувства обостряются до предела. Справа и слева стоит темная стена камышей, иногда прерывающаяся прогалинами, через которые виден берег бесчисленных островков, заполняющих гирла Дона. Небо ясное и усыпанное звездами. Луна уже взошла, отсвечивая на воде, что вызывает недовольство казаков. Но Иван спокоен, лунный свет ему не помеха. Наоборот, усыпит бдительность врага. Местное зверье давно проснулось и вовсю занято своими делами. Но только зверье, больше поблизости никого нет. Челн скользит дальше. Узкий Казачий Ерик пройден, и челн выходит в широкую и более глубоководную протоку, идущую до самого моря. Казаки гребут, стараясь создавать как можно меньше шума. Очередной поворот, и стало ощущаться присутствие людей. Вскоре потянуло дымком. Все ясно, засада есть. И причем довольно безалаберная, если палят костер. Огня хоть и не видно, но дым чувствуется очень далеко. Эх вы, горе-сторожа… Иван поднял руку, предупреждая об опасности. Одновременно два казака перестали грести и приготовили луки. Ни ружья, ни пистоли применять сейчас нельзя. Челн медленно и совершенно бесшумно движется вперед. Вот очередная прогалина в камышах, и в глаза бросаются две лодки. На берегу кучка людей – не меньше десятка. Горит небольшой костерок, тщательно укрытый чем-то с боков, чтобы не видно было пламя, возле которого сидят трое. Судя по одежде – турки. Остальные, похоже, спят. Сидящие у костра время от времени поглядывают на протоку и прислушиваются, но опасности не замечают. Челн медленно приближался к месту стоянки, пока не уткнулся носом в берег, и казаки стали осторожно выбираться на сушу. Что командир отряда разведчиков Петр Трегубов, что остальные казаки не верили своим глазам. Буквально в нескольких шагах от них сидели вооруженные турки, иногда даже смотрели в их сторону, и не видели!!! Еще мгновение, и они застыли, глядя на огонь. Петр дал знак, и первыми в ножи взяли сидевших у костра. Никто даже не пикнул. Затем настала очередь спящих. Это не заняло много времени. Когда все кончилось, Петр перевел дух и глянул на Ивана. – Ну, Ваня, земной поклон тебе от всех нас! Никогда такого не видели, а уж чего только ни повидали… Теперь верю, что ты настоящий характерник! Правда, казаки? – Правда, Петро! Но Иван тяжело вздохнул и сел на землю. – Устал я, казаки. Передохнуть бы мне чуток. Никогда ведь еще душегубством не занимался. – То ничего, Ваня, не удивляйся. В первый раз завсегда так бывает, привыкнешь. Хоть не блюешь, и то дело. А некоторых так вообще наизнанку выворачивает. Больше тут никого нет? – Никого не чувствую. Но до моря дойти все равно надобно, чтобы проверить. – Дойдем. Ты как, не мутит? – Вроде нет. – Отдыхай пока, а мы раков покормим. Негоже турок здесь оставлять, найдут еще. А так могут подумать, что сбежали… Казаки начали стаскивать трупы к воде, а Иван сидел возле костра, смотрел на огонь и думал. Все, что было раньше, было учебой. Сейчас началась взрослая жизнь. Он впервые ощутил, что находится на войне. Войне, которая будет продолжаться всю его жизнь. Долгую ли, короткую ли, это ведомо только Всевышнему. Но уж неспокойную и богатую на события, это точно. Такова судьба всех казаков, и не ему ее менять… Наконец, казаки закончили «уборку» и сели в челн, с интересом и опаской поглядывая на Ивана, все так же молча сидевшего у костра, чье лицо казалось застывшей маской, временами озаряемой вспышками пламени. – Ваня, ты как? Нам пора. Старший из казаков окликнул Ивана, на что тот поднял голову и глянул на своих товарищей. Уж на что Петро Трегубов был лихой рубака, не боявшийся ни турок, ни татар, ни черта, ни дьявола, но от взгляда пятнадцатилетнего хлопца у него мурашки по спине побежали. Впрочем, наваждение тут же исчезло, и Иван вскочил как ни в чем не бывало. – Все в порядке, Петро, задумался я что-то. Сейчас до выхода дойдем, но вряд ли там кто-то еще будет. И сразу назад. Надо как можно скорее в море выходить и успеть подальше уйти, пока не рассвело. А то, не ровён час, если у Таганьего Рога турки стоят, то обязательно нас заметят, когда рассветет. А все двадцать пять стругов от их взгляда я укрыть не смогу. – Струги… укрыть?! Ты и это можешь?! – Могу, но только тот, на котором сам находиться буду. Или если еще кто-то рядом борт к борту будет идти. Но ведь так грести не получится, да и под парусом идти неудобно. Только ни слова об этом, казаки! Что Петр, что остальные казаки только крестились, и с удивлением смотрели на Ивана. С таким они еще не сталкивались. Но недавнее бесшумное снятие засады было фактом, с которым не поспоришь. Если бы их не предупредили заранее о том, что этого хлопца долгие годы учил известный характерник Матвей Колюжный, то впору было поверить в происки нечистого. – Про то можешь не напоминать, Ваня. Будем молчать как рыбы. – Все, казаки, пошли дальше. Не волнуйтесь, не подведу… Челн с разведчиками снова бесшумно заскользил вниз по Дону. Сверху светили луна и звезды, а вокруг стояла тишина, нарушаемая только шелестом зарослей камыша и «пением» лягушек. Оставшийся путь до моря прошел без приключений, засада после Казачьего Ерика оказалась единственной. В других протоках, доступных для больших морских стругов, она скорее всего тоже есть, но обнаружить тихо крадущуюся казачью флотилию не сможет. Перекрыть же все мелкие протоки – для этого не хватит никаких сил, чем казаки всегда успешно пользовались. А турецкий гарнизон пусть сидит в Азове и носа за крепостные стены ночью не высовывает. Целее будет. Обратно прошли быстрее – таиться уже не было смысла. Трегубов доложил атаману результаты вылазки, особо подчеркнув роль Ивана. Атаман аж крякнул от удовольствия. С такой разведкой можно большие дела творить! Хотели сразу же выступить, но не тут-то было. Казаки быстро подготовились, а вот у московских стрельцов, непривычных к такому роду действий, возникла заминка. Как ни выходил из себя командующий всем отрядом полковник Косагов, но быстрее от этого дело не двигалось. В конце концов, с грехом пополам флотилия отошла от берега и направилась ко входу в Казачий Ерик. Впереди шел атаманский струг, на носу которого расположился Иван и снова проверял обстановку. Но все было тихо, и казачьи струги беcтелесыми тенями скользили между стен камышей, иногда лишь появляясь на лунной дорожке на воде. Но со стен Азова заметить это было невозможно, и казачья флотилия беспрепятственно шла вперед. Камышовые заросли редеют, а впереди открывается широкая водная гладь. Струги выходят из гирла Дона и ставят паруса, пользуясь легким попутным ветром. Настроение у всех сразу же улучшилось, раздались шутки и смех. Атаман разрешил отдыхать, а сам прошел на нос, где по-прежнему сидел Иван и внимательно вглядывался в ночную темноту. Которая, впрочем, уже потихоньку отступала – небо на востоке начало светлеть. – Ваня, что-то не так? – Возле Таганьего Рога какие-то корабли стоят. А скоро рассвет. Ветер слабый, далеко уйти не успеем, все равно заметят. – Турки? – Больше некому. Причем не купцы, купцам там делать нечего. Атаман недовольно фыркнул и стал говорить вполголоса, чтобы никто не слышал.