Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 6 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вступление Над морем парили белоснежные чайки. Иногда они подлетали к лайнеру и какое-то время сопровождали его, затем снова взмывали вверх. Многочисленные разнообразно одетые пассажиры, стоящие на палубе и около борта с натянутыми леерами, бросали им кусочки печенья, галет. Солнце еще не в зените, до обеда оставалось около получаса. Пожилой, выше среднего роста, несколько полноватый мужчина в очках «хамелеон» стоял отдельно от всех на корме и, облокотившись о борт, смотрел вниз на буруны пенистой воды, создаваемые двигателями лайнера. Эта непрерывная текучесть воды гипнотизировала и успокаивала, помогала не думать ни о чем. Периодически до него доносились разговор и смех пассажиров. Восторженные восклицания раздавались особенно громко, когда чайки на лету с истерическими визгливыми криками ловко хватали угощение. При этом птицы иногда, также на лету, опорожнялись на кого-нибудь из стоящих на палубе. Это вызывало дикий взрыв хохота у избежавших казуса более удачливых пассажиров. Все это: глупый ажиотаж, легковесная суета и мельтешение, желание собравшейся праздной публики смеяться над любыми моментами естественной жизни птиц, особенно над пошлыми и неприличными в понимании воспитанных людей, нелепое пустое времяпровождение – сильно раздражало и заставляло его морщиться. Тем более что сейчас ему хотелось порядка, тишины и покоя, хотелось неторопливо обдумать свою жизнь, поразмышлять и подвести определенные ее итоги. Ему казалось, что с определенного момента время замедлилось. Ожидаемые счастливые или значимые изменения в жизни уже далеко позади, и она вроде течет теперь в каком-то ленивом, монотонно однообразном ритме, когда от будущего ничего нового и неожиданного уже не ждешь, когда пропадает острота и радость бытия. Вероятно, так наступает СТАРОСТЬ. То время, когда строились заманчивые и перспективные планы, когда можно было помечтать о неизведанном и привлекательном будущем, увы, давно миновало. Сегодняшнее настоящее для человека в возрасте вдруг неожиданно быстро превращается в прошедшее вчерашнее. И чем быстрее ты примиряешься, соглашаешься с этим жить, тем быстрее старость и безучастность овладевают тобой. Остается только стараться не думать об этом, и хорошо, если по-прежнему есть чем увлеченно заниматься. Сильная привязанность к широкому кругу родственников (особенно к маленьким внукам), интересная работа, увлекательное хобби, хорошие давние друзья, доброжелательные соседи по лестничной клетке, знакомые, увлеченные своей профессией, или просто интересные образованные люди – именно все это сильно помогает, наполняет смыслом бытие и придает силы пожилому человеку жить дальше. Конечно, как экзотическую редкость сюда можно добавить и позднюю любовь. Хорошо, если взаимную, потому что безответное чувство, особенно к объекту значительно более молодому, может привести человека к глубочайшей депрессии и усугубить имеющиеся хронические заболевания. Если же чувство взаимное, то это заставит жить в гораздо более интенсивном ритме, что наверняка рано или поздно приведет к фатальным последствиям из-за несоответствия желания нравиться любимому объекту и физическими возможностями пожилого организма. Правильно говорят: «не в свои сани не садись», «седина в бороду, а бес в ребро», «коней на переправе не меняют» и так далее. Хотя, как иногда случается в нашей жизни, могут быть счастливые исключения. Однако, как не храбрись и не отгоняй мысли о возрасте, а прожитые годы никуда не денешь и не забудешь. Они как тяжелая ноша все больше тормозят твое поступательное движение вперед и вверх в этой жизни. Как в какой-то старой песне, исполняемой Леонидом Утесовым, где солидный возраст – это вершина горы жизни, на которую ты долго и упорно взбирался. А когда добрался и встал на вершине, то увидел, что дальше-то и нет уже ничего нового и интересного, а все самое интересное уже было пройдено и осталось далеко позади. Теперь предстоит только безрадостный и вынужденный спуск, который будет скоротечно быстрым, поскольку вроде бы неожиданно проявились болезни, занимающие большую часть мыслей и значительную часть времени на их лечение. Они вместе с грузом прожитых лет и постоянными потерями стремительно ускоряют движение к неизбежному концу, а он неотвратим. Несколько месяцев назад, в январе, этот пассажир потерял жену. Не просто жену, а верную любимую женщину, мать его детей, внимательного и заботливого друга, глубоко порядочного и чистого человека. Она так срослась с его жизнью, что ее смерть явилась сильнейшим ударом, который привел его, веселого и жизнелюбивого человека, к глубочайшей депрессии. Ни напряженная работа хирургом-травматологом в одном из городских травмопунктов, ни теплота и сопереживание детей, внуков и близких, ни искреннее сочувствие сослуживцев не смогли его вывести из этого состояния. На работе он стал задумчивым, невнимательным, стал замечать за собой неожиданное появление слез в совсем не подходящие моменты. Это было неудобно и очень неприятно, особенно если в это время он занимался каким-нибудь пострадавшим. Его дети со своими семьями уже давно жили самостоятельной жизнью. Изредка они сами или с внуками навещали родителей, но чаще лишь позванивали по телефону. Поэтому дома, в пустой квартире, где все напоминало о родном человеке, находиться было выше его сил. Возникла ситуация, по прогнозам психотерапевтов, чреватая каким-то неприятным исходом в виде сильного нервного срыва, усугубления и обострения имеющихся хронических заболеваний. Не исключали возможности даже суицидальной попытки. Срочно созванный совет из детей и внуков решил кардинально сменить отцу и деду обстановку, максимально отвлечь от грустных мыслей. Однозначно было решено отправить его куда-нибудь в санаторий, дом отдыха или в туристическую поездку. После долгого и деятельного обсуждения наконец был найден идеальный вариант в виде длительного круиза на корабле. Понадобились время, терпение, такт и немалые усилия семьи, чтобы уговорить Ивана Сергеевича отправиться в путешествие. В конце концов он согласился. На работе к нему относились хорошо, ценили как специалиста-трудоголика, поэтому родственники смогли довольно быстро договориться с понимающим начальством о внеочередном отпуске пенсионера. Быстро оформили заграничный паспорт, купили дорогой билет на трансатлантический рейс по маршруту Дувр – Лиссабон – Понта-Дельгада – Порт Канаверал, туда и обратно, на 13 дней в один конец. Через 5 дней проживания в забронированном отеле предстоял такой же длительности обратный путь. В общей сложности получался целый месяц. Решили, что этого должно хватить для кардинального отвлечения от грустных мыслей и позитивной смены настроения. Через три недели, взяв отпуск за свой счет, Иван Сергеевич улетел на самолете в Париж. Затем на скоростном поезде за два часа доехал до Дюнкерка, а уже из него на пароме добрался до Дувра, где сел на белоснежный красавец лайнер Norwegian Sun. Сейчас можно было сказать, что, в общем, это была очень удачная идея. Поскольку резкая смена обстановки и окружения явно помогла, отвлекла. На корабле у него была одноместная каюта с небольшой душевой, туалетом. Имелись также холодильник и телевизор. Но подолгу оставаться в каюте одному было тяжко. Он старался чаще находиться на палубе, в зале ресторана или в мужском клубе, где ежедневно играл в шахматы и в бильярд, – короче говоря, там, где собирались люди, но было не очень шумно и где можно было отвлечься. Правда, изредка и здесь люди своим несерьезным отношением к жизни, своими эмоциями начинали его раздражать. Вот как сейчас. Он поймал себя на парадоксальной мысли: с одной стороны, ему хочется покоя, и в то же время он не может долго находиться в одиночестве. Необъяснимые сложности человеческой психологии. Таковы они у большинства людей. Но все-таки его удивляла странная и непонятная двойственность человеческой натуры. В молодости по шахматам он имел твердый первый разряд, да и в бильярд играл неплохо. Правда, из-за отсутствия долгой практики здесь пришлось все наверстывать. В клубе он обычно играл по три партии в шахматы и столько же в бильярд. Поскольку пассажирами были в основном зажиточные европейцы, то и партии игрались на деньги. Проблемы возникли только с языком общения. Когда-то в школе, а потом в медицинском институте он изучал немецкий, но и его уже сильно подзабыл. А здесь в ходу английский. Кое-как, на пальцах, удавалось объясняться с игроками. Большинство пассажиров, узнав, что он русский, замолкали, внимательно его разглядывали, словно неожиданно вживую увидели русского медведя, некоторые при этом поджимали губы и твердели лицом. Последние – явно адепты западных СМИ. Да ради бога, ему было на это наплевать. Сначала он проиграл несколько сот накопленных и прихваченных с собой долларов, но затем в течение пяти дней уже набрал форму и выиграл более тысячи. Склонный к комбинаторному анализу ум, крепкая рука и верный глаз хирурга вместе с прошлым опытом игрока сделали свое дело. Так, глядишь, усмехался он, к концу круиза можно резко поднять свое благосостояние. Угрызений совести по поводу выигранных денег не испытывал. Нечего их жалеть, капиталистов, сами напросились. А тем более с таким предвзятым отношением к русским. Да и не обеднеют. После длительных вечерних размышлений о своей дальнейшей жизни решил, что ему необходимо продолжать работать дальше. Пусть даже на полставки. Хотя бы еще лет пять, если позволит здоровье. Жить будет на даче, а квартиру сдавать в аренду, чтобы этими деньгами помогать устраиваться в жизни внукам. Если сможет потянуть, то помочь и нуждающимся родственникам. Конечно, в основном в образовании. Над деньгами никогда не трясся, хотя доставались они ему трудом и потом. Поскольку богатых и щедрых родственников не имел, в жизни Иван Сергеевич привык рассчитывать только на себя. На тот свет деньги с собой не заберешь, как говорят, в гробу карманов нет, а здесь они могут кому-то немного, пусть и временно, исправить и облегчить положение, встать на ноги. Возможно, он станет в их родне тем, кто заложит традицию помогать материально даже дальним родственникам. Вот только поощрять лентяев и тунеядцев он совсем не собирался. Деньги будет давать только на образование, приобретение хорошей специальности, а если потянет, то и нуждающимся в жилой площади. Посмотрел на солнце, вздохнул и побрел на обед. Готовили здесь великолепно и многообразно, обслуживание также выше всяких похвал. Можно было заказывать любые блюда по вкусу хоть на завтрашний день и даже в каюту. Стюарды и члены команды корабля предупредительны, вежливы. И совсем ненавязчивы, в отличие от представителей сервиса, суетящихся на нашем постсоветском пространстве. В первый же обед он познакомился с сербом, сидящим с ним в ресторане за одним обеденным столом. Можно сказать, повезло. Подарок судьбы. Мужчина попался хорошо говорящий по-русски, с небольшим приятным мягким акцентом. Примерно одного возраста с Иваном Сергеевичем, образованный, неглупый, не навязчивый. Интересный собеседник. Он тоже любил шахматы, не чурался выпить и хорошо закусить, а что еще нужно одинокому мужчине в длинном путешествии, если его не интересуют почему-то дамы? Хотя, если внимательно приглядеться, здесь были одинокие женщины на любой возраст и вкус. По большинству вопросов взгляды с сербом у них совпадали. В первый же вечер после распития прихваченной русской водки, обсуждения наглой и бесчеловечной американской агрессии в Сербии, Ираке, безвластном положении в России и целенаправленном развале ее государственности продажными чиновниками Ивана Сергеевича прорвало. Он поделился своим долго сдерживаемым горем с внимательно и сочувствующе слушающим Душаном. Добавили еще сербского коньяка, очень даже неплохого, поговорили о спорте, и Душан, уже ближе к утру, отправился спать в свою каюту. Последующие дни проходили успокаивающе однообразно: играли в шахматы, беседовали обо всем, гуляли по палубам корабля. Иногда Душан отвлекался на женщин, и тогда Ивану Сергеевичу приходилось в одиночестве гулять по кораблю. Он играл в бильярд, смотрел телевизор в кают-компании, читал прессу или какой-нибудь приключенческий роман-фэнтези. Несколько таких книг в последний момент сборов ему в чемодан запихнула дочь. Еще у него с собой был фотоаппарат Canon, с полной кассетой, но он пока ничего не снимал, совсем не было желания, даже когда проезжал Францию. Только в самом начале круиза щелкнул пару раз красавец лайнер, да и все. На двенадцатый день, когда они приблизились к берегам Северной Америки, к вечеру пасмурнело. Небо обложили облака, задул прохладный ветер, снизилась видимость, поднялись волны. Народ с открытой палубы разошелся по салонам, барам, каютам. После ужина, ввиду отсутствия Душана, надел легкую кожаную куртку, хорошо защищающую от ветра, прихватил фотоаппарат и пошел на палубу подышать свежим воздухом перед сном. Видимость еще больше снизилась из-за туч, обложивших все небо. Порывы холодного ветра заставили поднять воротник куртки. Прошел на корму корабля, где не так дуло. Поколебавшись, вытащил любимую плоскую металлическую фляжку, которую ему подарили на шестидесятилетие, и медленно, смакуя, допил остатки коньяка, перелитого Душаном из бутылки. Неплохой коньячок. Сразу потеплело внутри, стало комфортно. Потянуло выкурить сигаретку. Не курил давно, еще со знакомства с женой. Когда дома собирался в дорогу, незаметно для близких прихватил пачку «Филип Моррис», зажигалку и положил их в карман куртки, так, на всякий случай. Вот и пригодилось. С наслаждением закурил. Облокотившись о борт, стал смотреть вниз на воду. Качка ощущалась слабо, поскольку на корабле был предусмотрен стабилизатор качки. Отстраненно вспомнил, что не спросил Душана, будет ли тот возвращаться в Европу на этом же корабле. Если нет, крайне жаль. Такого попутчика вряд ли найдешь. Что-то заставило его отвлечься от размышлений. Сначала возникло ощущение крайнего одиночества, будто он совсем один в этом мире. Затем присоединилось чувство страха и острой опасности. Стало некомфортно. Внезапно произошел будто какой-то толчок изнутри. Быстро поднял взгляд, оглянулся и, когда повернулся налево, то увидел ЭТО. Сбоку, по левой стороне курса корабля, откуда-то с неба бил неяркий широкий столб света. В этом луче света воздух как будто стал загустевать, превращаясь в мглистую воздушную массу, быстро сформировавшуюся в воздушный столб, уходящий далеко в небо. Столб, мерцающий редкими серебристыми искорками, внезапно с немыслимой скоростью стал неотвратимо догонять корабль. Автоматически сделал несколько фотокадров. «Что за явление? Откуда это? Смерч, что ли?» – успел подумать, когда столб догнал корабль и ЭТО накрыло его. Во рту сразу пересохло, стало трудно дышать, ноги резко ослабли и как будто налились свинцом, в груди и животе возник холод. В тот же миг он почувствовал, как чудовищная сила легко оторвала пальцы, судорожно вцепившиеся в перила, и подняла его вверх, протащив через плотную душную стену массы воздуха, и сразу втянула внутрь столба. По этой бесконечно длинной трубе с ускорением потащило дальше вверх. Промелькнувшие ощущения дикого ужаса, совершенной беззащитности от происходящей катастрофы через определенное время как-то притупились. Черно-фиолетовая картина закружилась перед глазами, все убыстряясь и не оставляя никаких шансов на спасение. «Вот и конец твоей жизни», – подумалось за мгновение до того, как душная темнота накрыла с головой. Глава 1 Когда пришел в себя от сильных ноющих болей в позвоночнике, сразу понял, что лежу на спине. При этом ощущение было такое, что спина будто не моя, одеревеневшая. Казалось, сзади надет плотно примыкающий тяжелый панцирь черепахи, который я очень слабо чувствую, но которым совсем не могу никак управлять. А вот болела она так ощутимо, что приходилось стискивать зубы, чтобы не кричать. Открыл глаза и увидел над собой ярко-голубое небо и низко пролетающие редкие легкие облака. Почти не сгибая шеи, немного опустил взгляд перед собой, но тут же от ужаса закрыл. Впереди, насколько мог видеть, царил гигантский воздушный столб равномерной толщины по всей длине и неимоверной высоты. Но не как воронкообразный смерч, а равномерно продолговатый. Он, похожий на огромного циклопического червя, нижним концом стоял на одном месте на земле, а его остальная изгибающаяся часть терялась где-то там в вышине. При этом весь воздушный столб медленно вращался по часовой стрелке. Чужеродное и неприятное зрелище. Сразу захотелось отползти подальше, но резкая слабость, боль и онемевшая спина не позволили двинуться. Увидел лежащий на груди фотоаппарат, машинально и с трудом зачем-то его поднял и, превозмогая слабость и нежелание смотреть на ужасный столб, сделал несколько снимков. Затем опустил фотоаппарат обратно на грудь и сразу закрыл глаза. Через некоторое время слегка приподнял веки, чтобы рассмотреть уникальное природное явление. Диаметр столба был никак не меньше двадцати – двадцати пяти метров. По краям у него периодически возникали небольшие ветвистые бледные молнии. Вращающаяся воздушная масса, мглисто-мерцающая, напоминала ту, что накрыла корабль. Вполне возможно, что это она и есть. Расстояние до столба не менее нескольких сотен метров. Хотя он вроде и стоял на одном месте, не приближался ко мне, убраться от него хотелось как можно быстрее и как можно дальше. Ногами я лежал к столбу. Попытался перевернуться на живот, чтобы было удобнее уползать, и тут же заорал от острой режущей боли в позвоночнике где-то между лопатками. Выступила испарина, сразу взмок, резко ослабел, в глазах потемнело. Пришлось оставить всякие попытки снова перевернуться. Лежал неподвижно, чтобы прийти в себя. Произвел быстрый анализ своего физического состояния. Учитывая, что конечности плохо слушались, особенно ноги, подумал о большой степени вероятности серьезного повреждения грудного отдела позвоночника. И я даже в этом не сомневался. Верхние же конечности, хоть и чувствовались, были немного онемевшие, словно отходили после мороза. Так, только не паниковать, взять себя в руки!
Сейчас необходимо немного полежать, освоиться с непослушным телом, а потом попробовать отползти как можно дальше от этого страшного столба, внушающего неимоверно дикий ужас до ледяных спазмов в животе. Через некоторое время осторожно, с усилием постепенно приподнимая и немного запрокидывая голову, разглядел, что слева от меня виднелась высокая отвесная темно-коричневая стена горы, а справа – ровное каменистое пространство с небольшим наклоном. И совершенно никакой растительности. Просто никакой. Делать нечего, поползу потихоньку вперед головой. Стиснул зубы и, перебарывая тошнотворную дурноту от острой боли в позвоночнике, помогая себе не очень хорошо ощущаемыми руками, повторно попытался перевернуться на живот. Резануло в спине еще сильнее, чем от острой зубной боли. Опять из-за этого моментально покрылся холодным липким потом, резко ослабел, в глазах потемнело на грани потери сознания, сильно закружилась голова. Так как боль некоторое время оставалась просто нестерпимой и не проходила, уже подумал, что пришел мой смертный час. Терпя ее, взмок так, будто промок под ливнем, да нижнюю губу прокусил до крови. Лежал длительное время, около получаса, часто дыша, пока постепенно не отпустило и окончательно не пришел в себя. Придется ползти на спине. Да это, в общем, и лучше, если поврежден позвоночник. Спрашивается, зачем тогда себя так мучил? Вот думкопф, то есть дурак! Когда набрался сил и решимости, сипя от боли, негромко матерясь и помогая себе верхними конечностями, хоть и очень медленно, но все же смог потихоньку отползти от столба головой вперед. Полз вдоль ровного пространства справа и при этом старался немного забирать от него в левую сторону, к стене скалы. Стискивая зубы от боли, был полон желания ползти вперед, пока хватит сил и выдержки, только бы подальше от этого неприятного места. Ползти мешали выступающие местами камни и неровности поверхности, на которые сразу откликался болью многострадальный позвоночник. Однако, поскольку появился небольшой уклон, процесс физически несколько облегчился. Высоко поднимать и свободно поворачивать голову не мог, и поэтому особо выбирать дорогу не выходило. Сколько времени я полз – не знаю, на часы не смотрел. Внезапно чувствительно ударился затылком о что-то каменное. Как в замедленном кино, поднял и осторожно продвинул за голову правую руку, стараясь не тревожить позвоночник. Нащупал препятствие в виде большого валуна. Дать задний ход было не по силам. Стал обползать камень, теперь беря уже немного правее, поскольку левее виднелась отвесная сплошная скальная стена, уходящая дугообразно дальше. Наконец, остановился, чтобы сориентироваться. Осторожно приподнял голову, насколько было возможно, и, прилагая усилие, повернул ее набок, запредельно скосил глаза и увидел, что передо мною целая группа гигантских валунов, расположенных вплотную к основанию вертикальной стены скалы. Между валунами имелись разнообразные щели, иногда довольно широкие и высокие. В одну из них я свободно пролез до упора. Как раненый зверь, постарался забиться как можно глубже, только бы подальше от этого вызывающего дикий ужас воздушного столба, чтобы почувствовать хоть какую-то относительную безопасность. Прошло довольно много времени моего пребывания в убежище, прежде чем я немного успокоился и пришел в себя. Так и лежал до вечера, совершенно без мыслей, борясь с постоянной монотонной изматывающей болью в позвоночнике. Но эта боль несравнима с той, что пронзила меня, когда я пробовал перевернуться на живот, и даже значительно меньше той, что возникала при перемещении на спине. Не помню, сколько прошло времени, когда и эта однообразная ноющая боль здорово измучила и утомила меня, потому, наверное, я и смог задремать. Непривычно было дремать лежа на спине, я периодически просыпался из-за резкой нестерпимой боли в позвоночнике, когда, забывшись, делал попытки повернуться на бок, пытался поднять руку или согнуть ногу в колене. В общем, лежал пластом на спине в болезненной полудреме до самого утра. Утром проснулся от солнечного луча, бьющего в глаза. Чувствовал себя неважно, не выспался, ощущал навалившуюся усталость и разбитость, продолжала монотонно болеть многострадальная спина. Сильнее всего болело где-то в области пояснично-грудного отдела позвоночника, особенно между лопатками. Стараясь сильно не изгибать позвоночник, аккуратно поворачивая только шею, немного огляделся. Свет больше проглядывает с правой стороны, и его было достаточно, чтобы убежище выглядело не так мрачно. Оно было сухое, размером примерно три на три метра. Невысокий суживающийся конический потолок, с узкими щелями и отверстиями по периметру. Прямо за ногами виднелся щелевидный проход, через который я, вероятно, сюда и попал. Справа также имелся проем – треугольный проход между валунами, по размерам достаточный, чтобы можно было вылезть наружу. Подо мной довольно ровная каменистая почва, с редкими пучками невысокой пожухлой травы. Однако жестковато, хотя именно это и нужно при моей несомненной травме позвоночника. Чтоб обнаружить другие повреждения, стал ощупывать правой рукой голову, живот и грудную клетку, наткнулся на фотоаппарат. Промелькнула мысль: а что, если сделать фоторепортаж о моем путешествии? Если останусь жив, это может стать сенсацией! Может, еще и денег заработаю немало. Три серии кадров у меня уже есть, начало положено. Надо будет сделать еще снимок непонятного смерча на фоне скалы или горы и снимок местности, где я оказался. Тут же внутренний голос прокомментировал: тебе, может, и жить с такой травмой осталось несколько дней, а мысли о славе и деньгах! Как же хочется пить! Прислушался к ощущениям. Помимо спины, болели натруженные и стертые до крови ладони и пальцы, по-прежнему не чувствовал ног, также плоховато ощущались руки, хотя и работали. Шея туго поворачивается, ее мышцы напряжены. Окончательно убедился в диагнозе повреждения позвоночника на уровне пояснично-грудного отдела. Плохо, все очень плохо. Открывается мрачная и бесперспективная реальность. Если восстановления нижних конечностей не будет, шансы на выживание здесь – один на сто тысяч, возможно, даже на миллион. Хотя все равно сдаваться пока не собираюсь. Но вот если прямо сейчас не напьюсь воды – умру. Попробую поискать воду. Пся крев! – это я так по-польски ругаюсь, от избытка чувств. Никуда не денешься, опять придется ползти. Постепенно становлюсь пресмыкающимся. К входу, через который проник сюда, не поползу, тем более что тогда надо либо ползти ногами вперед, что практически невыполнимо, либо делать разворот на 180 градусов в этом маленьком пространстве. А это очень неудобно и физически затратно для ослабленного и голодного инвалида. Тем более что при малейшей попытке чуть посильнее нагрузить позвоночник возникают все та же нестерпимая режущая боль, сильнейшая слабость и головокружение. Припоминаю, что там, на плоскогорье, вроде никаких водных источников не наблюдалось. Поэтому попробую двигаться из логова, как я окрестил свое убежище, в неизведанную сторону. Это хоть какой-то минимальный шанс. Снова стиснув зубы и сквозь них сипя и периодически приглушенно ругаясь, кряхтя и охая, отталкиваясь руками, пополз на спине до правого треугольного проема в валунах. Вылез на свет. Прополз еще метров двадцать пять вперед и внезапно перевалился через невысокий бортик, на разом открывшийся широкий карниз, вероятно, обрывающийся перед пропастью. Это движение отозвалось в позвоночнике такой жуткой режущей болью, что потерял на короткое время сознание. Когда пришел в себя, даже не сдержался, заплакал. Что за жизнь теперь у меня такая, неужели я оставшееся время буду испытывать такие чудовищные боли при движениях! Хорошо хоть не обмочился и не обделался! Осмотрелся. Слава богу, что отвесно поднимающийся небольшой бортик, с которого я свалился, в этом месте был высотой не более пяти-восьми сантиметров. А если смотреть в ту сторону, куда направлены мои ноги, из-за того, что карниз имел тенденцию к пологому понижению, высота бортика, соответственно, повышалась. Карниз при этом немного сужался. Если бы я перевалился там, боюсь, все могло бы кончиться гораздо хуже. Не так далеко на карнизе виднелся разноцветный кустарник, кажущийся на фоне унылого пейзажа искусственным, словно декорация. Ширина же этого каменистого карниза, на который я выпал, была не больше ста метров. Зато, как я заметил, вся поверхность здесь была покрыта редкими пучками сухой, изредка бледно-зеленой травы. Определился с местонахождением. То, что я на плоскогорье, сомнений не вызывало. Многого я в своем лежачем положении рассмотреть не мог. Видел только, что с юго-восточной стороны плоскогорье ограничено высокой стеной горы. Разглядел еще, что за моей головой, если ее ненадолго запрокинуть, карниз слегка приподнимался и, немного расширяясь, уходил слегка выгнутой дугой метров на триста вперед. При этом через метров 50 он уже проходил вдоль отвесной скальной стены. В этом направлении в самом конце небольшой участок карниза, длиной метров 25–30, проходил под несколько выдающимся вперед нависающим массивом горы, образующим как бы полуарку, и окончательно упирался в отвесную стену горы. Почему-то показалось, что там должна течь или падать сверху струя воды, наверное, из-за какого-то слабо доносящегося звука. Через некоторое время окончательно пришел в себя. Поскольку передо мной находился обрыв плоскогорья, немного подумав, сделал плавный 90-градусный поворот налево, пополз вперед по карнизу вдоль параллельной ему стены горы. Особо не надеялся найти воду, но проверить хотелось. На середине пути слева от себя заметил вдающуюся в стену горы неправильной формы неглубокую, но высокую впадину. Только вплотную приблизившись к ней, можно было ее увидеть. Если же смотреть от убежища по моему пути вдоль карниза, то заметить ее было практически невозможно. По центру впадины росло небольшое деревце, высотой чуть более метра. Подполз к нему, остановился. Я устал, тяжело дышал. Ныл позвоночник, и саднило ладони. Немного полежал лицом набок, внимательно рассматривая деревце. Это меня хоть немного отвлекало. Было приятно видеть здесь деревце среди крайне небогатой растительности, если только не считать замеченный в противоположной стороне карниза разноцветный кустарник. Симпатичное, ладненькое, в стиле бонсай, со стволом толщиной около пяти сантиметров, покрытое гладкой, как кожа, корой красновато-серого цвета со странным серебристым отливом. Обратил внимание, что под ним лежали три довольно крупных орешка. Орехи были серебристо-зеленоватого цвета, размером с небольшой грецкий орех. Осторожно взял их, положил в боковой карман куртки. Пригодятся. Поглядел на страдающее от засухи деревце и вздохнул. Немногочисленные бледно-зеленые листочки, широкие и затейливой формы, немного похожие на листья каштана, вяло провисли. Как только вспомнил о воде, опять показалось, что она где-то рядом. Послышалось, что впереди на фоне чуть усилившегося гула раздается еле слышимый звук льющейся воды. Подумал, что от жары и жажды, вероятно, начались слуховые галлюцинации. Осторожно слегка повертел головой. Звук оставался. Для контроля прижал ладони к ушам – звук пропал. А когда затем осторожно отнял их, слабый звук льющейся воды возник снова. Неужели не слуховая галлюцинация? Стараясь сдерживать неуемное желание вскочить на ноги и побежать к источнику воды, пополз дальше. Действительно, в конце пути, почти около тупиковой отвесной стены, тоненькой струйкой сверху текла вода и падала отвесно на валун, лежащий на самом краю карниза, и с легкими брызгами большей своей частью отскакивала наружу, в сторону обрыва. Здесь же я определил, что усилившийся странный гул, который я слышал, – это шум невидимого отсюда водопада, где-то там дальше, за выступом горы. Высота большого, лежащего на боку валуна, овального, как огромное яйцо, не меньше полутора метров. Ну и как же мне теперь подняться к воде с неработающими ногами? Неужели все будет так же, как в той басне Крылова «Лиса и виноград», – «видит око, да зуб неймет». Решение было быстро найдено, так как оно оказалось перед глазами, точнее, под руками. Помогло то, что с моей стороны имелись небольшие уступы наподобие ступенек, поднимающиеся полого вверх. Используя их, собрав все силы и стиснув зубы, осторожно касаясь спиной валуна, смог подтянуться слабыми руками до самого верха и прилег спиной на валун. Негнущимися, бесчувственными, ватными ногами попытался кое-как упереться в землю. Вроде с грехом пополам получилось. Вода выдолбила в валуне небольшую, но вполне емкую ямку, диаметром с мою ладонь. Объем воды в чаше не больше, чем литр-полтора, это очень натурально почувствовал краем затылка. Голову немного повернул влево. Струя падающей воды летела прямо и больно стучала по лицу, а я терпеливо, полулежа на камне, чуть отодвинувшись, хватал эту струю воды открытым ртом и никак не мог напиться. Струя била по лицу, губам, слизистой щеки и языку. Кроме того, вода была ледяная, отчего сразу заныли зубы. Чуть отодвинувшись от струи и повернув голову круче, смог пить прямо из ямки валуна. Когда наконец напился, внезапно вспомнил о пустой подарочной фляжке во внутреннем кармане. Наполнил ее до отказа, аккуратно завинтил крышечку, снова засунул во внутренний карман куртки. Теперь у меня до самого вечера есть немного воды. По крайней мере, от жажды я теперь не помру. Помыл в ледяной воде саднящие грязные руки. Сначала от холода стало легче, боль уменьшилась, а затем защипало еще сильнее. А мне ведь ползти назад… Вспомнил о двух относительно чистых носовых платках в заднем кармане брюк и в куртке. Опять опершись спиной о валун, достал их и кое-как простирнул, затем отжал и навертел мокрыми на ладони. Попробую ползти с ними, может, не так будет повреждаться и грязниться кожа ладоней. Глава 2 Когда дополз до убежища, то полежал рядом с ним полчаса, набираясь сил. Снял с кистей рук уже грязные платки, стал дуть на натруженные потертые ладони со следами грязи. Неожиданно в кишечнике будто проснулся живущий там неизвестный зверь. В животе громко забурчало, заурчало и заквакало, появилось сильное чувство голода, и внезапно навалилась слабость. Понял, что если сегодня, а именно сейчас, ничего не съем, то завтра уже сильно ослабею, и сил передвигаться может не хватить. Поэтому попробую ползти по карнизу туда, где я мельком видел какие-то кусты, и попытаюсь найти хоть что-нибудь пожевать. Даже, наверное, съел бы какого-нибудь кузнечика. Перед этим путешествием, копя силы, лежал на спине. Отдохнул еще полчаса. Продвинувшись на пару сотен метров, увидел невысокие, стоящие сплошной стеной колючие заросли. То ли кустарника, то ли таких же маленьких деревьев, как мой бонсай. Подполз ближе. Присмотрелся. Скорее это все-таки кустарник. До полутора метров в высоту, с многочисленными ветками. Листочки довольно большие, но не очень густые, разной формы. Интересно, почему листья у кустарника такие зеленые, если вода не так близко? И вообще, откуда они могут брать воду? Непонятно. Кустарник был двух видов. На одних кустах листья длинные, узкие и плоские, как у лиственницы, только шире, а ягоды собраны в грозди – желто-оранжевого цвета, похожие на облепиху, но крупнее. Другие ягоды, похожие по форме на крупный шиповник, бордово-красно-фиолетового цвета, висели по одной штучке, но было их много. Листья других кустов походили на сильно уменьшенные виноградные, не больше советского пятака. И хотя оба кустарника сильно разнились и ягодами, и формой листьев, тем не менее они росли вместе, тесно между собой переплетаясь. Чудно. Хм, друг без друга не могут расти, симбиоз какой-то или опыляют друг друга, что ли? Отсюда видно было, что густые заросли кустов, с виду непроходимые, тянулись до самого поворота карниза за гору. Вероятно, они продолжались и за ним. Но как кусты могут здесь расти без явных признаков воды? Весьма интересный вопрос. Я перестал почти сразу об этом думать, как только возникла проблема, сначала просто раздражающая и в конце концов сильно разозлившая меня. Она оказалась в невозможности дотронуться до ягод и сорвать их. Со всех сторон ягоды были прикрыты острыми иголками на ветках. Причем одинаковыми длинными иголками, направленными в разные стороны, хитиновой прочности и крепости и, как я разглядел, имеющимися только у кустарника с бордово-фиолетовыми ягодами. И этими иголками он плотно защищал и себя, и другой кустарник. Иголками, как нарочно, очень колючими. На ум пришла аналогия: защищает, как мужчина женщину или как старший брат младшего. Опять вспомнился дедушка Крылов со своей моралью из басни «Лиса и виноград». Вот незадача! Что же делать, когда есть хочется все сильней? Как достать ягоды? Получается, что доступ имеется только снизу, поскольку там хоть какой-то просвет между ветвями. Попробую лежа продвинуться потихоньку головой вперед, жертвуя уже и так пораненными руками, чтобы одной прикрывать глаза и лицо, а второй снизу, раздвигая ветки, собирать ягоды.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!