Полковник вздрогнул, словно его окатили ледяной водой. Он выпрямился во весь рост, отсалютовал ей и, повернувшись, быстро зашагал к поручням галеона. У прохода его ждал Хэл вместе с Эболи и Большим Дэниелом. Полковник прищурился, остановившись перед Хэлом, и покрутил ус. Ленты на его плаще полоскались на ветру, расшитый золотом полковничий кушак блеснул, когда Шредер прикоснулся к сабле на своем боку. – Нас прервали, юноша, – тихо сказал он на отличном английском. – Однако будут еще время и место, чтобы я закончил урок. – Остается надеяться, сэр. – Хэл ничего не боялся, когда рядом стоял Эболи. – Я всегда рад выслушать наставления. Мгновение-другое они смотрели друг другу в глаза, потом Шредер спрыгнул с галеона на палубу каравеллы. Тут же были сброшены державшие каравеллу канаты, и голландская команда подняла паруса. «Леди Эдвина» вскинула корму, как разыгравшийся жеребенок, и отдалась давлению парусов. Легко повернув от суши, каравелла двинулась в путь. – Нам тоже пора, мастер Нед! – сказал сэр Фрэнсис. – Поднимайте якорь. Галеон удалялся от африканского побережья, направляясь на юг. С грот-мачты, где сидел на своем посту Хэл, «Леди Эдвина» все еще была видна. Небольшой корабль выжидал ветра, чтобы миновать грозные мели у мыса Агульяс, а потом поспешить к голландскому форту под огромной горой с плоской вершиной, что охраняла юго-западную оконечность Африканского континента. Пока Хэл наблюдал за каравеллой, очертания ее парусов вдруг коренным образом изменились. Хэл наклонился и крикнул вниз: – «Леди Эдвина» меняет курс! – В какую сторону? – крикнул его отец. – Пока она разворачивается, – объяснил Хэл. – Но похоже, собирается строго на запад. И каравелла повернула именно туда, куда и предполагал Хэл. То есть прямиком к мысу Доброй Надежды. – Не спускай с них глаз! Хэл продолжал наблюдать, а каравелла уже уменьшилась вдвое, и вот уже ее белые паруса слились с белыми гривами волн на горизонте. – Уходит! – крикнул Хэл. – Уже не видно! Сэр Фрэнсис как раз и ждал этого момента, чтобы повернуть наконец галеон на настоящий курс. Теперь он отдавал приказы рулевому, потому что галеон должен был пойти на восток, параллельно берегу Африки. – Похоже, этот корабль отлично ходит под парусами, – сказал сэр Фрэнсис сыну, когда тот сменился с вахты. – Даже при всех повреждениях показывает отличную скорость. Надо нам изучить все капризы этого нового красавца. Принеси лаг, пожалуйста. Хэл, держа в руке песочные часы, бросил в воду деревянный лаг, прикрепленный к катушке шнура, и тщательно следил за ним, определяя время, за которое тот проплывет вдоль корпуса галеона от носа до кормы. Потом быстро сделал подсчеты на сланцевой дощечке и посмотрел на отца: – Шесть узлов. – А с новой грот-мачтой даст, пожалуй, все десять. Нед Тайлер нашел в трюме запасную, из отличной норвежской сосны. Установим ее, когда дойдем до порта. Сэр Фрэнсис выглядел весьма довольным: им улыбнулся Бог. – Так, теперь собери всех. Помолимся, попросим Господа благословить корабль и дадим ему новое имя. Моряки стояли на ветру с обнаженными головами, прижимая шапки к груди, и изо всех сил старались изображать благочестие из страха навлечь на себя недовольство сэра Фрэнсиса. – Благодарим Тебя, милостивый Господь, за дарованную нам победу над еретиками и супостатами, над погруженными во мрак последователями сына Сатаны Мартина Лютера… – Аминь! – громогласно откликнулась команда. Все они принадлежали к доброй англиканской церкви, кроме тех черных дикарей, что затесались в их компанию, но и эти негры кричали «аминь!» вместе со всеми остальными. Это слово они выучили в первый же день пребывания на борту корабля сэра Фрэнсиса. – Благодарим Тебя и за то, что Ты вовремя и милосердно вмешался в битву, что спас нас от поражения… Хэл тихо фыркнул, не соглашаясь с такими словами, но головы не поднял. Некоторая заслуга в своевременном вмешательстве принадлежала и ему тоже, но отец не желал признавать этого открыто. – Благодарим Тебя и восхваляем Твое имя за то, что отдал в наши руки этот замечательный корабль. И торжественно клянемся, что с его помощью будем унижать и наказывать Твоих врагов. И просим Тебя благословить его. Молим Тебя бросить на него благосклонный взгляд и согласиться на новое имя, которое мы ему даем. Отныне и впредь он будет называться «Решительный». Отец Хэла просто-напросто перевел голландское название галеона на английский. Хэлу стало немного грустно оттого, что этот корабль не будет носить имя его матери. Он гадал, угасает ли наконец в отце память о ней или у него есть другие причины не увековечивать более ее имя. Впрочем, юноша знал, что никогда не наберется храбрости спросить об этом, что должен просто принять отцовское решение. – Просим Тебя и далее не оставлять нас, и помогать нам, и вмешиваться в бесконечное сражение с безбожниками. Смиренно благодарим за столь щедрую награду. И верим, что если окажемся достойны – Ты и далее будешь награждать нас за веру и любовь к Тебе. Это было абсолютно разумное высказывание, такое, с которым согласился бы любой человек на борту, хоть истинный христианин, хоть язычник. Каждый человек, посвятивший себя Божьему делу на земле, был достоин хорошей награды, и не только в будущей жизни. И сокровища, скрытые в трюмах «Решительного», служили доказательством, ощутимым свидетельством благосклонности Бога к ним. – А теперь поприветствуем «Решительного» и всех, кто находится на нем! Моряки разразились хриплыми приветствиями. Наконец сэр Фрэнсис их остановил. Он снова надел на голову широкополую шляпу и жестом позволил всем сделать то же самое. Лицо его стало суровым. – Есть еще одно дело, которое мы должны сейчас исполнить, – сказал он всем и посмотрел на Большого Дэниела. – Приведи пленных на палубу, мастер Дэниел. Сэм Боуэлс шел во главе жалкой группы, появившейся из трюма. Пленные моргали, очутившись на солнце. Их отвели на корму и заставили встать на колени, лицом к команде. Сэр Фрэнсис прочитал их имена, записанные на куске пергамента, который он держал в руке: – Сэмюэль Боуэлс. Эдвард Брум. Питер Лоу. Питер Миллер. Джон Тэйт. Вы стоите коленопреклоненно перед своими товарищами по плаванию, и вас обвиняют в трусости и дезертирстве перед лицом врага и в нарушении долга. Матросы мрачно заворчали, глядя на пятерку. – Что вы ответите на эти обвинения? Являетесь ли вы трусами и предателями, в чем мы вас и обвиняем? – Пощадите, ваша милость! – заговорил за всех Сэм Боуэлс. – Это был приступ безумия! Мы раскаиваемся! Простите нас, мы вас молим ради наших жен и милых детишек, что остались дома! – У вас только и есть что те жены, которых вы находите в дурных домах на Док-стрит, – насмешливо бросил Большой Дэниел. Команда загудела: – Повесить их на рее! Посмотрим, как они спляшут джигу для дьявола! – Стыдитесь! – остановил их сэр Фрэнсис. – Разве это английское правосудие? Каждый человек, даже самый низкий, имеет право на справедливый суд. Предатели зарыдали, а сэр Фрэнсис продолжил: – Мы решим все должным порядком. Кто выдвигает против них обвинения? – Мы! – хором рявкнули матросы. – Кто выступает свидетелями с вашей стороны? – Мы все! – снова ответил ему дружный хор. – Вы лично видели их трусливые или предательские поступки? Вы видели, как эти грязные души бежали от сражения, предоставив товарищей их судьбе? – Видели! – Итак, – капитан повернулся к обвиняемым, – вы услышали свидетельства против себя. Что вы можете сказать в свою защиту? – Пощады! – снова заныл Сэм Боуэлс. Остальные четверо молчали. Сэр Фрэнсис снова повернулся к команде: – И каков ваш вердикт? – Виновны! – Виновны, черт побери! – добавил Большой Дэниел, как будто у кого-то еще могли оставаться сомнения. – И каков ваш приговор? – спросил сэр Фрэнсис. Команда мгновенно взорвалась бешеными криками: – Повесить их! – Виселица слишком хороша для свиней! Протащить под килем! – Нет! Нет! Распять и четвертовать! Заставить сожрать собственные яйца! – Поджарить свиней! Сжечь у кола! Сэр Фрэнсис снова заставил всех умолкнуть. – Я вижу, мнения разделились. – Он махнул рукой Большому Дэниелу. – Отведи их вниз и запри. Пусть денек-другой кормятся собственным дерьмом. А мы с ними разберемся, когда придем в порт. До тех пор у нас есть дела и поважнее. В первый раз за свою жизнь на борту Хэл получил собственную каюту. Ему больше не нужно было делить каждый момент бодрствования и сна с толпой, в неизбежной близости с множеством человеческих существ.