Часть 1 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пролог
Епископ Луиджи Скампа, четвёртый секретарь папы римского, заглянул в дверь кабинета.
– Луиджи, мальчик мой, не стой в дверях, – добродушно сказал папа.
Папа Варфоломей VI никогда не повышал голос на подчинённых и всегда разговаривал ласково. Впрочем, среди «его мальчиков» дураки встречались крайне редко и быстро исчезали, так что образ доброго дедушки никого не обманывал. Епископ Скампа дураком определённо не был, а его скромно звучащая должность для знающих людей означала, что он является личным советником папы по разным деликатным вопросам.
– Так что там с бенефициями[1], Луиджи? – спросил папа, поощрительно улыбаясь. – Чем ты обрадуешь старика?
– Прошу меня простить, ваше святейшество, – ответил епископ с лёгким поклоном, – но поводов для радости не так много. Мы практически исчерпали возможности для создания новых бенефиций.
– Это плохо, – нахмурился папа, – с этим нужно что-то срочно решать. На горизонте замаячили выборы императора, и мы должны быть уверены, что коллегия курфюрстов поддержит правильную кандидатуру. Нам нужны свободные бенефиции.
– Вы, несомненно, помните, ваше святейшество, – почтительно отозвался Скампа, – что в результате известных событий огромное количество бенефиций оказалось в распоряжении кардиналов. Изъятие некоторой части решило бы проблему с большим запасом.
– Изъятие... – задумчиво проговорил папа. – Мне нравится это слово. Это хорошее, правильное слово. Но!
Скампа замер, всей позой демонстрируя напряжённое внимание.
– Но это необходимо сделать правильно, – продолжал папа, – ни у кого не должно возникнуть протестов. Под это следует подвести твёрдое обоснование, нам не нужны волнения и разброд накануне выборов. Мы должны быть едины, понимаешь меня, мальчик мой?
– Мои люди работают над этим, ваше святейшество. Кардинал Скорцезе кажется нам наиболее подходящей кандидатурой.
– Скорцезе... – папа поморщился. – Нахапал столько, что это стало уже просто неприличным. Но и подступиться к нему не так просто, слишком уж большая у него поддержка. Слишком большая! – Папа в задумчивости побарабанил пальцами по столу. – Ну что ж, мальчик мой, если у нас получится убедить сына нашего Скорцезе быть скромнее, то это будет поистине богоугодным делом.
– В таком случае, ваше святейшество, – поклонился епископ, – с вашим благословением мы начинаем работать над этим планом.
– И кстати, – вспомнил папа, – раз уж мы заговорили про Скорцезе – чем закончилось то дело со схизматиками?
– Я уже докладывал вам, что там вмешалась целительница Милослава Арди...
– Для целительницы она как-то больно уж ловко разделывается с моими гвардейцами, – с раздражением сказал папа. – Но я прервал тебя, продолжай, Луиджи.
– Мы подали протест, однако князь Новгородский отказался рассматривать наши претензии.
– Наглость язычников невозможно преувеличить! – Папа встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету, пытаясь успокоиться. Скампа следил за ним с выражением почтительного внимания. – Они не понимают, что они ещё дышат лишь благодаря безмерному терпению Господа нашего!
Папа подошёл к небольшому бюро, достал оттуда флакон с маленькими зелёными пилюлями и запил одну из них водой.
– Опять я разволновался, а ведь мне нельзя, – вздохнул папа. – Годы берут своё. Но продолжай, мальчик мой, не обращай внимания на брюзжание старика.
– Мы пытались подвести к ней своих людей, но безуспешно. Наши люди пропадают бесследно, не успев даже подобраться к ней поближе. Похоже, князь Яромир очень плотно её опекает.
– Я бы тоже опекал на его месте, – проворчал папа. – Но всё равно, мы не можем и дальше делать вид, будто ничего не произошло – схизматики уже водят туристов смотреть на наш позор. Господь наш Иисус Христос может позволить себе терпеть бесконечно, а мы нет.
– Аббат Верде предложил неплохой план насчёт Арди, – осторожно начал Скампа. – И что любопытно, в нём нашлось место и для кардинала Скорцезе...
– Доминик Верде? – заинтересованно посмотрел на него папа. – Доминик хороший мальчик. Редко лезет вперёд, но когда что-то говорит, его стоит послушать. Рассказывай, Луиджи...
Глава 1
— Вижу — отдохнули, горите энтузиазмом, — проговорил Менски, оглядывая нас. — Ведь горите, да, Арди?
— Конечно, наставник, — вежливо отозвался я. — Горим.
— Нравятся мои занятия, Арди? — приподнял бровь Генрих.
— Не то чтобы нравятся, но я понимаю, что они необходимы, — ответил я. — Как приговаривает наша кухарка: «Лишь бы на здоровье».
— А наша кухарка говорила: «Доброй свинье всё в сало», — ответил Генрих ухмыляясь.
— Вы, наверное, в детстве хорошо кушали, наставник? — спросил я с интонациями любопытного ребёнка.
«Гм», — сказал Генрих, вытаращившись на меня. Девчонки в ужасе зажмурились. Прошла пара секунд грозового молчания, и Генрих заржал.
— Неплохо, Арди, — сказал он сквозь смех. — Но советую не зарываться. Ты, конечно, парень непростой, но всё же не забывай, что тебе я могу устроить весёлую жизнь, а вот ты мне вряд ли.
— Я буду это помнить, наставник, — пообещал я.
Хотя что тут запоминать — я это и так прекрасно знаю, да собственно, у меня и не было мысли его доводить. Судя по его ответу, Генрих понял мой намёк насчёт того, что я не хочу быть объектом его шуточек, и принял это к сведению, а стало быть, дальше у нас предполагается мир и дружба.
— Вот и договорились, — кивнул Менски. — Итак, как вы уже поняли из расписания, второй курс практически полностью повторяет первый, отличие только в более углублённом изучении. В основном мы будем отрабатывать уже пройденные конструкты защиты, но будем изучать и новые. Будете учиться выживать в огне и в воде. Факультативно разберём пару — тройку бытовых конструктов, но вообще-то, бытовку мы оставляем на внеклассные занятия. Предполагается, что разную мелочёвку вы будете изучать с личным наставником. Или не изучать, если вас устраивает жить в мокрой холодной палатке и сушить вещи у костра.
— А что-нибудь атакующее мы будем проходить? — вылез Иван.
— Зачем тебе, Сельков? — поднял бровь Генрих. — Что толку от того, что ты год отрабатывал защитные конструкты, если тебя может пристрелить любая обезьяна с ружьём? И зачем тебе атакующие конструкты — чтобы ты сам себе что-нибудь отстрелил? Дурак и с конструктами дурак, Сельков.
Иван набычился и покраснел, но молчал. Правильно делал, что молчал, хотя, на мой взгляд, с его стороны было бы умнее и с самого начала не раскрывать рот. Ясно же было, что Генрих его фиаско без внимания не оставит.
— А ты знаешь, Сельков, что у меня спросил ректор? — продолжал Генрих. — Он поинтересовался, как это я учу студентов, что они в боевой обстановке гуляют разинув рот, как дурачки на сельской ярмарке. Может быть, ты считаешь, что ректор будет из-за тебя делать мне выволочки, а ты и дальше будешь расслабляться на моих занятиях? Ты ошибаешься. Говно всегда стекает сверху вниз, и ты, Сельков, в самом низу.
Иван убито молчал. Перспектива у него вырисовывалась не особо благоприятная — если уж дело дошло до ректора, Генрих ему спуску не даст. С другой сторона — а кто же виноват? То, что Иван отделался лёгким ранением — это всего лишь счастливая случайность. Либо Генрих его всё-таки выучит на совесть, либо Ивана рано или поздно убьют.
— К остальным у меня претензий нет, — объявил Менски. — Я бы даже сказал, что для первокурсников вы неплохо выступили. Исключительно поэтому я всё же отвечу на вопрос Селькова. Так вот, как я уже сказал, весь второй курс, как и первый, вы будете отрабатывать защиту. На третьем вы будете изучать нелетальные воздействия, и только на четвёртом дело дойдёт до атакующих конструктов.
Я поднял руку.
— Наставник, что понимается под нелетальными воздействиями?
— Разные способы обезвреживания, например, оглушение или переломы конечностей. И, разумеется, сопротивление таким воздействиям.
— И каким образом мы будем это отрабатывать?
— Вам пока рано об этом волноваться, — усмехнулся Менски. — Через год всё узнаете сами. А вообще стандартный зачёт у нас парный — один студент пытается сломать другому ногу или руку, а второй соответственно не хочет. Если получилось сломать, то он сдал, а второй, стало быть, нет. А если не сломал, то наоборот. Вы же наверняка не раз видели студентов на костылях — это неуспевающие третьекурсники. Мы их не сразу лечим, чтобы был стимул подтянуть успеваемость. А неуспевающих четверокурсников мы просто тихо хороним — это я на тему атакующих конструктов, Сельков.
Девчонки слушали это с выражением ужаса на лицах.
— Ну а ты, Сельков, будешь сдавать мне, — сказал Генрих с доброй улыбкой, и Иван побледнел.
Со стимулами у студентов Академиума определённо всё в порядке. Даже если Генрих по своему обыкновению нас запугивает, наверняка он не так уж и сильно преувеличивает. Мне вспомнился мой университет — первая пересдача, вторая пересдача, двоечники вечно подкарауливают и канючат… А здесь взяли, и решили проблему радикально — после сессии отличники отдыхают, троечники лечатся, а двоечники спокойно лежат по могилкам и ни у кого не отнимают драгоценное время. Будь я и здесь преподавателем, от такой организации учебного процесса был бы просто в восторге. Но раз уж я сам студент, то лучше бы на всякий случай приналечь, а то вдруг и в самом деле заканчивают только отличники. Стефа, помнится, говорила, что умирает не так уж много студентов, но сама вот эта формулировка «не так уж много» мне уже как-то не нравится.
* * *
Мощный удар, казалось, потряс весь склад материалов завода «Милик». Младший кладовщик Фёдор Малушин чуть не выронил кружку с горячим чаем и вполголоса выругался. Его напарник Завид Зима, чаёвничающий с ним в каморке кладовщиков, покачал головой:
— Ну и принесло же грозу. Сейчас в деревне как раз начинают урожай убирать, вот им радости-то этакий потоп.
— А чего это ты деревню вспомнил? — хмыкнул Фёдор.
— А чего мне её не вспомнить? Я же сам деревенский, из Тёсово, у меня вся родня там. Через недельку думаю отпуск испросить, да и съездить к родне, надо помочь им с уборкой.
— А я тут что — один на весь склад останусь? — возмутился Фёдор.
— Один останешься, — подтвердил Завид. — Как я остался, когда ты в позапрошлом месяце на пляже пузо грел.
Фёдор помрачнел. Одному на складе управиться можно, но придётся вертеться, как белка в колесе. Погонять чаи в каморке уже вряд ли получится — новые хозяева завода подмечали малейший непорядок и спрашивали за него строго.
Перейти к странице: