– Да, но я пойду к нему позже, когда закончу работать. А вот и он. Амадей шел по аллее, наспех надев джинсы и теплый пиджак на голое тело. – Это комиссар, – сказал ему Виктор. – Снова-здорово. – Давайте быстрей, – попросил Адамберг. Виктор отвел его в свою комнатку, почти без мебели, если не считать видавшего виды массивного кожаного дивана, старого кресла и низкого столика. Никаких семейных реликвий у него, само собой, быть не могло. – Хотите кофе? – спросил Амадей немного испуганно. – Да, будь добр. Виктор, опиши мне еще раз самую первую сцену. – Боже мой, какую еще сцену? Да, он мог притормозить. Срочности никакой не было. – Извини. Я мчался как на пожар, и меня остановила полиция. Эти козлы заставили меня подышать в трубочку. – И что? – Тест положительный. – И почему тогда вы здесь? – спросил Виктор. – Для комиссаров существуют поблажки? – Наоборот. Они аж руки потирали от удовольствия, что могут посадить меня за решетку. Я прыгнул за руль и был таков. – Неповиновение сотрудникам полиции? Это плохо, – сказал Виктор, явно забавляясь. – Очень плохо, – спокойно подтвердил Адамберг. – Меня интересует самая первая сцена, когда двенадцать французов собрались за столом в гостинице на Гримсее. Накануне путешествия на Лисий остров. – Хорошо, – сказал Виктор. – Только что рассказывать? – Опиши мне убийцу. Виктор встал, вздохнул и развел руками: – Я уже описал его. – Начни сначала. – Это был обычный среднестатистический мужик, – устало заговорил Виктор. – Вот только очень волосатый. Ничем не примечательное лицо, маленькая круглая бородка и очки. Лет пятидесяти или около того. В молодости все кажутся старыми. – А трость, Виктор, ты говорил, у него была трость? – Это так существенно? – Да. – Ну, была у него трость, чтобы проверять прочность льда по пути. – Ты говорил, он что-то такое делал этой тростью. – Ах да. Он поднимал ее и бил ею об пол. Она стучала по плитке. Тук. Тук. Тук. – Быстро или медленно? Попробуй вспомнить. Виктор опустил голову, сосредоточившись. – Медленно, – сказал он наконец. – Хорошо. – Не понимаю. Вы хотели во что бы то ни стало, непонятно зачем, распутать исландскую историю. – Да. – И вы это сделали. Но вы ищете не убийцу с острова, а преступника из окружения Робеспьера. Того, кто оставляет знаки. – Верно. – Так зачем вам снова понадобилась Исландия? – Потому что я ищу обоих убийц. Дай мне бумаги, несколько листков, и чем рисовать. Лучше карандаш. Амадей принес ему все необходимое и еще поднос, чтобы было что подложить. – У меня есть только синий карандаш. Пойдет? – Прекрасно, – сказал Адамберг, принимаясь за работу. – Я нарисую несколько портретов, Виктор. Начну с исландского убийцы. Минут десять Адамберг рисовал молча. Потом передал Виктору первый рисунок. – Такой? – спросил он. – Не вполне. – Хватит врать, сейчас мы действительно дошли до конца пути, и нас прижали к стенке. Одним портвейном мы ее не пробьем. Или вот такой? – сказал он, вручив ему второй рисунок. – Этот тебе больше по душе? – Вы что, собираетесь мухлевать, пока не добьетесь сходства? Я так не играю. – Я не мухлюю, я следую дедукции. – Каким образом? – Пытаюсь омолодить его лицо на десять лет. Это непросто, так как в нем нет ничего примечательного, ты сам сказал. Ни носа с горбинкой, ни сверкающего взгляда, ни выдающегося вперед подбородка, ничего такого. Он ни урод, ни красавец. Ни Дантон, ни Бийо-Варенн. Ну? Так лучше? Виктор посмотрел на портрет и, поджав губы, положил его на столик. – Ну, давай, – сказал Адамберг. – Скажи уже. – Ладно, – сказал Виктор, задыхаясь, словно после пробежки. – Так лучше. – Это он? – Да. – Исландский убийца. Адамберг вынул из кармана несколько смятых сигарет и пустил их по кругу. Амадей взял одну и принялся изучать ее: – Это что, контрабанда? Дурь? – Нет, мне сын дал. Закурив, Адамберг взял карандаш и снова начал рисовать. Его отвлек какой-то шум снаружи, и он прервался. С листком в руке он подошел к окну без занавесок, выходившему в парк. Ночь была темной, и уличный фонарь слабо освещал только часть аллеи между домами. – Это, наверное, Марк, – сказал Виктор. – Он страшно шумит, когда тут шляется. – Он оставляет Селесту ночью одну? – Вообще-то нет. Возможно, он пришел с вами поздороваться. Или это просто ветер. Адамберг снова сел. На три следующих портрета у него ушло пятнадцать минут. – А теперь вы что рисуете? – спросил Амадей. – Теперь я рисую второго. Убийцу из Общества Робеспьера. Я знаю, что ты видел его, Виктор. Когда сопровождал Анри Мафоре на эти собрания. – Я там всех не рассматривал. – Его рассмотрел. Куда тебе было деться. – Почему?