– Давай! – крикнул этот мужчина. – Ну же! Осколки стекла вдруг вспыхнули пунцовым, и из них беззвучно вырвались тонкие плети прозрачного пламени. Пес взревел. Лонгсдейл пошатнулся, заморгал, провел ладонью по лицу – и, вскрикнув, ринулся к церкви. Над крышами домов соткалось пурпурное полупрозрачное нечто и жадно захрипело. Ведьма на бегу выпустила в него огромный огненный шар и помчалась к храму следом за консультантом и псом. Нечто выгнулось дугой, распахнуло призрачную пасть и устремилось за ними. Бреннон отскочил внутрь, освобождая дорогу, но Лонгсдейл замешкался на пороге, и пес практически впихнул его в церковь всем своим весом. Джен вбежала последней и тут же впечатала комиссара в стену. Ифрит ворвался внутрь, опаляя все вокруг адским жаром, с налету описал по церкви полдюжины кругов и затормозил только на середине седьмого под самым куполом. Завис около арки портала, трепеща, как флаг на ветру, и Натан наконец смог рассмотреть это существо. Оно было неоднородным – пурпур делался то прозрачней, то гуще, и оттого казалось, будто внутри ифрита все время что-то движется. Но даже сейчас, будучи видимым, он выглядел не созданием из плоти, а как дыра в ткани этого мира, сквозь которую Натан видел ту сторону, чувствовал ее дыхание и слышал ее голос – те звуки, что издают твари, живущие там. Взгляд тонул в теле ифрита, и комиссару чудилось, что в пурпурной дымке сменяют друг друга морды, лапы, крылья – и почти человеческие лица, и руки, и тела искаженных диких очертаний… – Прекратите! – зашипела ведьма и ткнула Бреннона кулаком под ребра. Видение тут же пропало. Ифрит вздыбился, выгнулся горбом и оглушительно зашипел. Въедливый звук ввинчивался в уши, как штопор, и комиссар зажал их руками – казалось, что череп сейчас лопнет. В храме потемнело. Натан, инстинктивно прикрыв голову, поднял глаза – крыша и стены осыпались мелким пеплом, стираясь, словно карандашный рисунок. Обнажающееся небо пульсировало багровым и медленно опускалось. Бреннон по колено увяз в пепле и хрипло вскрикнул, удивляясь, что ни ведьма, ни Лонгсдейл ничего не предпринимают, хотя их всех вот-вот погребет под волнами пепла… …и вдруг все исчезло. Звук, пепел, багровый свет – все. Комиссар принялся ошалело озираться – церковь была на месте, в прорехи в кровле светила луна, струился дым в столбиках и арках портала. Посреди него, под самым отверстием, стояла Валентина и молча смотрела на ифрита. Она не шевелилась, но нечисть сжалась в комок под куполом и слабо сипела, выбрасывая и втягивая короткие щупальца. – Вале… – Тихо! – сипло цыкнули на комиссара. Оглянувшись, он увидел горящие в темноте оранжевые ведьмины глаза. – Пора, – тихо сказал консультант. – Чего? Что значит «пора»? – тупо переспросил Бреннон. Он же здесь, а не в портале! В тишине щелкнул выкидной нож. До комиссара наконец-то дошло. – Валентина! – взревел он. – Не смейте! Натан ринулся к порталу, но помешала обрушившаяся сверху многопудовая собачья туша. Пес впечатал Натана в пол, заботливо урча ему в ухо и крепко удерживая лапами, как щенка. Бреннон рванулся изо всех сил. – Не бойтесь, – сказала Валентина и провела ножом по руке, разрезая вену от локтя до запястья. – Со мной ничего не случится. На молочно-белой коже раскрылась длинная узкая рана, из которой струей потекла кровь. – Пусти! – зарычал комиссар, отчаянно выдираясь из могучих лап. – Пусти, гад! – Со мной ничего не случится, – мягко повторила вдова, не сводя с Натана глаз. – Не надо бояться. Она так же уверенно вскрыла вену на другой руке и выронила нож. Он зазвенел по плитам, и тут ифрит наконец осознал, в чем дело. Он испустил такой пробирающий до костей вопль, что Бреннон вжался в пол и замер. Нечисть ринулась к дыре в крыше. В дверном проеме вспыхнуло что-то вроде длинного факела. Одновременно огонь запылал во всех щелях, дырах и окнах. Ифрит с ревом ударился о пламя, упруго отлетел в угол, вытянулся в хлыст и полоснул длинным хвостом по стене. Бесплотность бесплотностью, а куски кирпича посыпались градом. – Валентина! – опомнился Натан. – Валентина! Он извернулся, пнул зверюгу в брюхо и дернулся к порталу. Пес укоризненно запыхтел и крепко сжал зубами плечо комиссара, прихватив около шеи. Бреннон выругался от бессилия. Ифрит хлестнул хвостом поближе: в полу пролегла глубокая трещина, в лицо комиссару брызнуло каменной крошкой, и гранит вспыхнул, словно картонка. Багровые языки пламени затанцевали по всему полу. Пес прибил ближайшие огни лапой, но нечисть, не переставая завывать, лупила хвостом по стенам и полу, и вскоре Натан уже не различал, где багровый огонь, а где – настоящий. Перед комиссаром промелькнули ноги Лонгсдейла, и сквозь грохот и вой Бреннон разобрал, что тот декламирует какие-то стихи на чужом языке. Дымные столбики портала вдруг стали такими плотными, будто их выдули из мутного стекла. – Валентина… – просипел Натан, понимая, что уже поздно вмешиваться: он продолжал вырываться только потому, не мог и не хотел оставить ее там одну. Она не должна была… никто не должен так делать! Никто не должен так умирать! Комиссар замер, лишь когда ифрит бросился на Лонгсдейла. Вокруг консультанта вспыхнуло огненное кольцо, мгновенно превратившееся в столб, поднявшийся до потолка. Нечисть с яростью ударилась об него, обвилась и попыталась прогрызть путь внутрь. Но голос Лонгсдейла по-прежнему звучал из огня, низкими раскатами отражаясь от стен и заполняя храм. Натан приподнялся на локтях. Четырехконечная звезда портала теперь стала совершенно отчетливой. В ее центре лежала Валентина. Кровь стекала в углубление под отверстием в арке и закручивалась воронкой. Дымные столбы у основания окрасились в алый. – О боже, да пусти же, – прохрипел комиссар, и хватка на его плече стала крепче. Круглое отверстие слабо засветилось по краю и затуманилось: за ним вместо церковного свода появилось небо. В дымных столбах заструилась кровь, клубами поднимаясь к арке. Дым, курящийся внутри, окрасился в розовато-серый. По церкви поплыл нежный мелодичный звон, точно ветер перебирал девять струн, сплетающихся в арку. Бреннон неожиданно осознал, что Лонгсдейл смолк, ифрит замер, обвившись вокруг огненного столба, даже пламя в щелях и окнах застыло. Слышен был только негромкий перезвон, а потом Натан почувствовал нечто. Звон стал громче, и по церкви пронесся ветер, вырвавшийся из портала. Бреннон зажмурился и прижался к полу – дыхание с той стороны было настолько чуждое, отравляющее воздух, что он с трудом подавил желание броситься наутек. Дышать стало трудно – ветер с той стороны выдувал из церкви воздух. Бреннон заставил себя открыть глаза и, инстинктивно прикрывая их ладонью, уставился на ифрита. Нечисть потекла по столбу вниз. Собравшись в кляксу на полу, она на миг застыла, а затем длинным росчерком метнулась к выходу. Джен яростно вскрикнула и вспыхнула в дверном проеме так, что комиссару стало жарко. Из портала с ревом вырвался смерч – Натан видел такой всего один раз, когда плыл из Мазандрана домой, но тот был из воды и ветра, а этот – длинной узкой воронкой из чего-то серого, в нем мелькали какие-то лапы, морды и искривленные тела. Бреннон решил не всматриваться. Перекрывая звон, в церкви загремел голос Лонгсдейла. Хвост смерча впился в углубление по центру звезды, раскручиваясь, выбросил длинное щупальце и схватил ифрита. Тварь заверещала; щупальце поволокло ее по полу, оставляя глубокую борозду и вьющуюся в воздухе гранитную пыль. Стены храма затрещали, как яичная скорлупа. Наконец щупальце втянулось в смерч вместе с ифритом, раздался громкий хлопок, и все исчезло. На мгновение в церкви воцарилась полная тишина. Огненный столб, защищавший Лонгсдейла, опал и погас; пес встал с комиссара и отступил в сторону; Натан, чувствуя себя жабой после колеса телеги, кое-как поднялся на колени. Оглянулся – Джен, уже не похожая на живой факел, привалилась к стене и тяжело дышала. Рядом с ней по кладке пошла длинная тонкая трещина, в долю секунды расползлась паутиной, и тут внутрь ухнули остатки крыши. – Бежим! – пронзительно закричала ведьма. Стены церкви посыпались, словно сделанные из песка. Натан с криком «Валентина!» вскочил на ноги и бросился к порталу. Зубы пса вхолостую щелкнули за ногой комиссара. – Стойте! – крикнул Лонгсдейл. Бреннона, едва приблизившегося к порталу, будто лягнуло в грудь гигантское копыто, и он свалился на пса. В руке консультанта вспыхнул искрящийся льдистый шар, и Лонгсдейл швырнул его в основание одного из столбов. Гранитные осколки брызнули фонтаном; в яме комиссар мельком заметил светящийся сосуд, но консультант мигом выдернул его оттуда и грохнул об стену. Дымный столб замигал и развеялся. Натан ринулся в щель. Пол внутри был сухим, без следа крови. Бреннон подхватил Валентину на руки и метнул быстрый взгляд на отверстие над головой – там теснились всякие твари, пытаясь процарапаться внутрь. – Бегите! – рявкнул Лонгсдейл, уничтожая второй столб. Комиссар помчался к выходу. Тело Валентины было очень легким и совершенно безжизненным. Бреннон вырвался в свежую, прозрачную от мороза ночь, вдохнул полной грудью, сбежал по ступенькам и галопом пролетел по паперти. Он так хотел оказаться как можно дальше от церкви с ее проклятым порталом, что смог остановиться только в полусотне ярдов от храма. Собственно, у него стало кончаться дыхание, и он наконец ощутил пробирающий до костей мороз. Здесь Бреннон опустился в снег и бережно уложил Валентину к себе на колени; ее голова безвольно склонилась к нему на плечо. В длинных узких ранах не было видно крови, и Натан не чувствовал биения ее сердца, хотя прижимал к себе так крепко, словно она могла от этого согреться. – Валентина! – с мольбой позвал он. – Валентина! Хотя что проку звать? В ней не осталось ни капли крови – потому что он, слабоумный идиот, отдал ей нож, даже не задумавшись, что она может сделать. «Валентина, – Натан поднес к ее губам ладонь в надежде уловить хотя бы слабый вздох, – ты же не одна из нас, разве ты можешь…» – Она не дышала. Комиссар коснулся ее лица, обнял крепче, будто она еще могла замерзнуть. Горло вдруг сдавило, словно в него кто-то вцепился. Натан прижался щекой к ее волосам. Вот так он ее уберег… Он не сразу понял, что согревается. Спину по-прежнему кусал мороз, но по лицу, груди, рукам и коленям растеклось мягкое приятное тепло. Вздрогнув, Бреннон неверяще уставился на Валентину и густо покраснел. В его объятиях лежала высокая стройная женщина, окутанная лишь нежным золотистым сиянием и своими волосами. Куда делась вся одежда и почему – Натан не понял, но постарался не таращиться никуда, кроме лица, благо белокурые локоны оказались длиной почти до пят. Она была удивительна – одновременно и юна, и нет, прекрасна – Натан знал это точно, но за мягкой дымкой не мог разглядеть черты ее лица. А поскольку удерживать взгляд выше ее шеи становилось все трудней, то Бреннон закрыл глаза и не открывал, пока его щеки не коснулись теплые пальцы. Он осторожно приоткрыл один глаз, дабы убедиться, что не увидит ничего откровенного. – Не надо за меня бояться, – сказала вдова ван Аллен. Комиссар с облегчением обнаружил, что она вновь одета, и хотя ее юбку и блузу покрывали пятна крови, на руках не было ни следа шрамов. – Как вы себя чувствуете? – неловко пробормотал он. – Гораздо лучше, чем… До них донесся раскатистый грохот; земля задрожала. Бреннон обернулся к церкви и вскочил на ноги: одна ее стена сложилась, как карточный домик, и осела наземь грудой обломков, увлекая за собой крышу и остальные стены. – Там же Лонгсдейл! И пес! – Вы ничем ему не поможете. – Валентина удержала его за руку. – И вряд ли он нуждается в вашей помощи. – Что значит – вряд ли?! Над содрогающимися руинами храма взмыли четыре или пять ярких звезд и исчезли в темном небе. – Это души, – сказала Валентина с облегчением. – Он освободил их. Бреннон решительно устремился к церкви. Миссис ван Аллен поспешила за ним. – Почему вы так о нем беспокоитесь? – А что, нельзя? Чем он хуже любого из нас? – Он не из вас, – возразила Валентина. – И даже если когда-то и был… – Вот именно, – мрачно ответил комиссар. – И я выясню, когда и почему он быть перестал. А для этого нужно хотя бы допросить пострадавшего. Чем ближе они подбирались к церкви, тем сильнее ощущалась дрожь земли. Бреннон раздраженно заметил, что зеваки, несмотря на глубокую ночь, опять повылазили из всех щелей и толпились поодаль от паперти. – Чего стоим? – гаркнул комиссар. – Не толпимся, расходимся, расходимся! – А что такое-то? – спросили из толпы. – Снос здания, – сквозь зубы процедил Бреннон: церковь расползалась, как тесто из квашни. Толпа расступилась, пропуская карету, на козлах которой сидела Джен. Ведьма была серовато-бледной и опасно кренилась набок. – Ох, дитя! – встревожилась вдова. – Позаботьтесь о ней, – велел комиссар и быстро зашагал к храму. Выход уже плотно завалило битым кирпичом и черепицей, от ступеней и крыльца осталось одно воспоминание. Однако помня слова Валентины насчет того, что церковь может провалиться на ту сторону, Бреннон не спешил звать к завалам мужчин. – Лонгсдейл! – окликнул он. – Лапа! Где вы? Руины угрожающе зашуршали, задвигались и внезапно выстрелили, как картечью, осколками кирпича и камня. – Мать твою! – зарычал комиссар, едва увернувшись от увесистого куска гранита.