— Как твой желудок сейчас? — Обычно в это время меня только немного мутит. — «Обычно в это время», — зафиксировала Сэм, добавив точное время. — А вчера тебя тошнило? — Да, мэм, но я никому не сказала. У меня такое обычно само проходит, но эта женщина меня пожалела и дала крекеров. Сэм смотрела в блокнот. Она намеренно отвела глаза, потому что, глядя на Келли, невольно смягчала свое отношение. Девушка никак не была похожа на убийцу и уж тем более на школьного стрелка. Но, возможно, Сэм просто знала таких персонажей, как Захария и Дэниэл Кулпепперы, и имела искаженное представление о преступниках. На самом деле любой человек может оказаться убийцей. — Я буду помогать моему отцу, Расти Куинну, пока он не поправится, — объяснила Сэм. — Тебе говорили, что он в больнице? — Да, мэм. Там в тюрьме охранники говорили про это. Что мистера Расти ударили ножом. Сэм подумала, что вряд ли охранники говорили о Расти что-то хорошее. — Итак, мистер Расти сказал тебе, что работает на тебя, а не на твоих родителей? И что все, что ты говоришь ему, остается между вами? — Такой закон, — сказала Келли. — Мистер Расти никому не может говорить, что я ему сказала. — Совершенно верно, — подтвердила Сэм. — И со мной точно так же. Мы оба давали присягу о конфиденциальности. Ты можешь говорить со мной, а я могу обсуждать это с мистером Расти, но никому другому мы твои секреты не расскажем. — Трудно, наверно, хранить столько чужих секретов? Вопрос обезоружил Сэм. — Бывает трудно, но это моя работа, и, когда я решила стать юристом, я знала, что мне придется хранить чужие секреты. — Наверно, надо много лет учиться, чтобы стать юристом. — Да, и я училась много лет. — Сэм посмотрела на телефон. Она обычно получала почасовую оплату и не привыкла так сокращать свое время. — Мистер Расти объяснил тебе, что такое предъявление обвинения? — Это не суд. — Все правильно. Сэм вдруг поняла, что говорит другим голосом, словно с ребенком. Девушке-то восемнадцать, а не восемь. Люси Александер было восемь. Сэм откашлялась. — В большинстве случаев закон требует предъявить обвинение в течение сорока восьми часов после ареста подозреваемого. Это фактически относится к случаям, когда сначала проводится следствие, а потом начинается судебный процесс по уголовному делу. Будет официально зачитано уголовное обвинение или обвинительный акт в присутствии ответчика для информирования ответчика, то есть тебя, о выдвинутых против тебя обвинениях и предоставления тебе возможности внести в протокол свое объяснение по вопросу виновности или невиновности. Звучит сложно, но на все про все обычно уходит меньше десяти минут. Келли моргнула. — Ты поняла то, что я тебе сейчас сказала? — Вы так быстро говорите. Сэм сотни часов работала над тем, чтобы научиться нормально говорить, и теперь необходимость замедлиться требовала от нее отдельных усилий. Она попробовала: — Во время предъявления обвинения не будут вызывать никаких полицейских и свидетелей. Понятно? Келли кивнула. — Не будут предъявлять никаких доказательств. Никто не будет оценивать или выяснять твою вину или невиновность. Келли ждала. — Судья попросит внести в протокол твое заявление о виновности или невиновности. Я скажу ему, что ты заявляешь о невиновности. Позже, если захочешь, ты сможешь изменить свое заявление. — Сэм сделала паузу. Похоже, она опять разогналась. — Потом судья, истец и я обсудим даты, процедуры и другие судебные дела. Я попрошу, чтобы все это отложили до того, как мой отец, мистер Расти, поправится, а это будет, скорее всего, на следующей неделе. Тебе не придется ничего говорить ни на каком этапе. За тебя буду говорить я. Понимаешь? — Ваш папа сказал мне ни с кем не говорить, и я не говорила. Только охранникам, что меня тошнит. — Келли еще сильнее ссутулилась. — Но они меня жалели, как я уже сказала. Все со мной тут хорошо обращаются. — Кроме тех, что злые? — Да, мэм, злые тоже были. Сэм посмотрела на свои записи. Расти был прав. Келли со всем соглашается. Похоже, она не понимает, насколько все серьезно. Необходимо провести экспертизу ее психической дееспособности. Сэм подумала, что сможет найти специалиста в Нью-Йорке, который согласится сделать эту работу на общественных началах. — Мисс Куинн? — обратилась к ней Келли. — Можно спросить, а мама с папой знают, что я здесь? — Да. — Сэм поняла, что последние двадцать четыре часа Келли провела в полном неведении. — Твоим родителям не разрешено посещать тебя в тюрьме до предъявления обвинения, но они очень хотят тебя увидеть. — Они злятся на меня за то, что произошло? — Они беспокоятся о тебе. — Сэм могла только предполагать. — Но они тебя очень любят. Вы вместе со всем справитесь. Что бы ни произошло. Губы Келли задрожали. Из глаз полились слезы. — Я их тоже очень люблю. Сэм откинулась на спинку стула. Она напомнила себе о Дугласе Пинкмане, о том, как он подбадривал ее на каждой тренировке, даже после того, как она перешла в старшую школу. Он чаще бывал у нее на мероприятиях, чем ее собственный отец. И теперь Сэм сидит напротив девушки, которая его убила. — Твои родители будут в зале суда там, наверху, но ты не сможешь их коснуться или поговорить с ними, только поздороваться. — Сэм надеялась, что в суде не будет камер. Надо будет предупредить родителей Келли. — Когда тебя переведут обратно в тюрьму, ты сможешь с ними встречаться, но запомни: все, что ты скажешь своим родителям или кому-либо еще в тюрьме, будет записываться. И в комнате для посещений, и по телефону — всегда кто-то прослушивает. Не говори с ними о том, что произошло вчера. Хорошо? — Да, мэм, а можно спросить, у меня все очень плохо? Сэм поискала в ее лице признаки притворства. — Келли, ты помнишь, что произошло вчера утром? — Да, мэм. Я их убила, двое людей. Пистолет был у меня в руке. Сэм пыталась оценить ее состояние, увидеть какие-то признаки раскаяния. Их не было. Келли описывала события так, будто они произошли не с ней. — Почему ты… — Сэм решила сформулировать вопрос по-другому: — Ты знала Люси Александер? — Нет, мэм. Она, наверно, из началки, совсем маленькая. Сэм открыла рот и вдохнула немного воздуха. — А что насчет мистера Пинкмана? — Ну, я слышала, что он неплохой человек, но меня никогда к директору не вызывали. Значит, жертвы были выбраны случайно, что почему-то усугубляло весь ужас ситуации. — Значит, они оба, мистер Пинкман и Люси Александер, просто оказались в коридоре в неудачное время? — Наверное, — ответила Келли. — Как я говорила, пистолет был у меня в руке, а потом мистер Гекльби засунул его себе в штаны. У Сэм сердце подскочило в груди. Она бросила взгляд на таймер на телефоне. Убедилась, что за дверью не стоит чья-нибудь тень. — Ты говорила моему отцу то, что сейчас сказала мне? — спросила она. — Нет, мэм. Я мало говорила с вашим папой вчера. Я была расстроена, потому что они держали меня в больнице, и живот у меня болел, как обычно, и они говорили, что оставят меня на ночь, а я знаю, что это очень дорого. Сэм закрыла блокнот. Надела колпачок на ручку. Сменила очки для чтения на обычные. Ее положение оказалось в своем роде уникальным. Как адвокат защиты она не имеет права привлекать свидетеля, если знает, что свидетель будет лгать. Из-за этого правила адвокаты обычно не хотят, чтобы подзащитные говорили им всю правду. На полной правде редко можно построить хорошую защиту. Сэм сохранит в секрете все, что рассказала ей Келли, но не она будет вызывать свидетеля или устраивать перекрестный допрос, так что ее руки не будут связаны. Она может просто опустить неблагоприятные факты, пересказывая Расти свой разговор с Келли, и пусть он сам позаботится обо всем остальном. — Мой дядя Шейн умер в больнице, — сказала Келли, — и его жена и все они потеряли дом, потому что счета были очень большие. — Тебе не выставят счет за пребывание в больнице. Она улыбнулась. Зубы как белые бусинки. — А мои родители знают? Им так будет гораздо спокойнее. — Я обязательно им скажу. — Спасибо, мисс Куинн. Я очень благодарна вам и вашему папе за все, что вы делаете. Сэм катала ручку между пальцев. Она вспомнила кое-что из вчерашних теленовостей. — Ты не знаешь, в средней школе есть камеры наблюдения?