– Иван Алексеевич умел владеть собой, но в тот момент он просто обалдел! Уж простите за сленг подростков. Молча смотрел на спектакль. «Актриса» несколько минут искусно играла свою роль, а потом… Хозяйка на секунду замолчала, посмотрела на пустой чайник и заговорила: – Муж, рассказывая мне о «спектакле», только руками разводил: «Она рыдала! Сопли, слезы, демонстрация шрама на ноге… Я знал, что баба врет, но тот, кто увидит это представление впервые, сразу решит: Марамамакин гад, каких мало на свете. Но самое ошеломительное впереди. В разгар своей истерики Анелия вынула из кармана платок, приложила его к лицу, а потом убрала. Я увидел, что она мило улыбается, и услышал вопрос: „Ну как? Правда убедительно?“ Она даже не пыталась скрыть, что актерствовала. Я опешил. Орехова села на мой письменный стол и прочирикала: „Ваня! Петр ушел на тот свет. Тебе предстоит оплачивать его долги. Даже не думай, что сможешь меня выгнать. Если попробуешь уволить меня, лишить алиментов, обещаю: ты окажешься за решеткой. Я привезу на суд Верочку в инвалидном кресле. Косорукая медсестра новорожденную на пол уронила, сломала ей позвоночник. Тебе выгоднее со мной дружить, чем драться“. Вынула из сумочки пудреницу, поправила волосы, подкрасила губы и ушла, напевая себе что-то под нос». Ваша реакция, Лампа? – А что тут сказать? – пробормотала я. – Вы с супругом попали в жуткую ситуацию. Странно, что Петр втянул в нее любимого брата. – Уверена, что он понятия не имел об истинной сущности Ореховой, – сказала собеседница, – небось та перед любовником очередной спектакль разыгрывала, притворялась нежной фиалкой. – Вы знаете, что Анелия Борисовна умерла? – спросила я. Людмила вздрогнула. – Нет! Иван Алексеевич скончался вскоре после того, как эта мерзавка устроила представление. Спустя время я вернула себе девичью фамилию. Наивно думала, что теперь Анелия меня не найдет. А когда получила новый паспорт, сообразила: змея небось прекрасно знает и мой домашний адрес, и где дача находится. Несколько лет я вздрагивала от звонка в дверь, боялась появления Ореховой. Затем совсем страшная мысль возникла: Вера же наследница Ивана, по документам дочь его родная. Ей наследство положено. Правда, муж незадолго до своей кончины переоформил и квартиру, и дачу на меня, все со сберкнижки снял, велел: «Спрячь хорошенько, а то после моей смерти намучаешься, придется все самой делать». Он чувствовал, что скоро уйдет, и определенно понимал, что девочка может претендовать на кооператив и дом в Снегирях. Но мне об этом не сказал, не хотел пугать. Просто сделал так, будто умер нищим. Но я все равно всполошилась, помчалась к юристу, тот меня успокоил: – У Ивана Алексеевича на момент смерти не было имущества. И все сроки подачи на наследство миновали, спите спокойно. Но я долго боялась появления Анелии в моем доме. Однако она после ухода Вани ни разу меня не побеспокоила. – Девочку вы никогда не видели, – вздохнула я, – и ничего о ней не знаете. – Нет, – подтвердила хозяйка квартиры, – и слава богу! Глава пятнадцатая – Странная история, – сказал Энтин, когда я завершила рассказ, – фантастическая. – Вера Ивановна существовала, – заговорил Николаша, – она умерла недавно, но я не могу о ней ничего найти, кроме того, что уже сообщил. Есть несколько непоняток в рассказе Будкиной. – Докладывай, – велел Костин. – Анелии Ореховой на момент появления у нее девочки исполнился двадцать один год, – заявил Махонин. – Ты уверен? – удивилась я. – Стопроцентно, – сказал повелитель армии ноутбуков. – Она москвичка, девочка с трудной судьбой. Выжила в катастрофе, в которой погибли ее родители. Осталась сиротой в три года. Опекунство над ней оформил друг отца, Петр Алексеевич Марамамакин. – Что? – подпрыгнула я. Николаша поднял руки. – Не виноват я, информация сама пришла, она не закрыта. Глубоко копать не пришлось, все на поверхности плавало! – Людмила мне соврала с самым честным видом, – возмутилась я, – небось она прекрасно знала Анелию. – Конечно, – согласился Михаил, – Лампуша, ты не обратила внимания на одну фразу вдовы, а меня она насторожила. Сначала Будкина сообщила, что Петр умер, когда Вере исполнилось шесть лет. Затем сказала, что вскоре после его похорон Орехова решила занять должность педагога в учебном заведении, которым руководил Иван. Второй эпизод. Директор отказывает Анелии в месте, объясняя свое решение в духе советских лет: она не член КПСС! Анелия возражает: «Мне двадцать шесть, я член ВЛКСМ…» Из возраста Ореховой вычитаем количество лет ее дочери и понимаем, что ребенок родился у совершеннолетней матери. – Вот врунья! – подпрыгнула я. – А так вроде откровенно говорила, с самым честным видом! Я не заметила расхождения в датах! Надо к ней вернуться и спросить: «Уважаемая Людмила Павловна, зачем вы врете, а?» Она упрекала Анелию в актерстве, а сама!.. – Еще раз побеседовать с Будкиной можно, – согласился Костин, – но навряд ли это даст положительный результат. Надо… – И есть непонятка в рассказе Фединой, – перебил его Николаша. – Алла сообщила, что у них с мужем не было детей, есть только Аня, ее удочерили. – Верно, – хором согласились мы с Костиным. – Но у Фединой есть сын, – заявил Николаша, – Алексей Олегович Барабанов. Новорожденного зарегистрировали в загсе, он ходил в детский сад, в две школы: общеобразовательную и музыкальную. Затем стал студентом консерватории, учился играть на пианино. Вот только последние сведения о нем, которые я смог найти, датированы весной того года, когда юноше исполнилось двадцать лет. Он выступил на районном конкурсе пианистов и занял последнее место. Все. Более о нем ничего нет. Алексей исчез. Он по-прежнему прописан в квартире родителей. Но! Мобильного у него нет, в соцсетях нет его аккаунта, официально Алеша не работает, водительских прав не менял, на госуслугах не зарегистрирован, короче, он пропал! Заявления об исчезновении парня родители не подавали. – Интересно, что он натворил? – пробормотала я. – Похоже, старшее поколение чадо из своей жизни вычеркнуло. Поэтому Федина и говорит, что родных детей у нее нет. Надо попытаться выяснить у нее правду. Мне нужно появиться еще раз у Будкиной. – Лучше начать с Елены Яковлевны, капельдинера концертного зала, – предложил Костин, – она же, по словам Фединой, еще и администратор. Елена не любила Арамакину. Может, она знала про нее нечто не очень благовидное? Секундочку, звонит Алла. Добрый день, да, это я. Так, когда это случилось? Во сколько? Так, так, так. Где вы находитесь? Поднимайтесь. Володя отложил свой мобильный и взял трубку внутреннего телефона. – Оформите пропуск на Федину, она ко мне идет. – Что случилось? – занервничала я. Дверь в переговорную распахнулась, на пороге стояла Алла. Сегодня она выглядела небезупречно. Волосы скрипачка стянула в хвост, про макияж забыла. – Не знаю, зачем к вам пришла, – залепетала она, – наверное, зря. Но мне страшно, очень страшно! Да, Олег не любит клубнику. Но аллергией никогда не страдал. Вообще! Просто один раз в детстве он ею объелся и теперь испытывает к ягоде… Над дверью вспыхнула красная лампа, раздался надрывный вой. Миша вскочил, схватил Аллу за руку, втянул в помещение и усадил на стул. Пока эксперт занимался Фединой, дверь захлопнулась, раздались щелчки, само собой закрылось окно, на нем опустилась железная штора. Раздалось покашливание, и хриплый мужской голос произнес: – Говорит Голубев, начальник охраны. Всем оставаться на местах. Неизвестная женщина проникла в здание. Поднялась на лифте до расположения бригады Костина. Произведена блокировка помещения. Ситуация под контролем. – Что это? – слабым голосом осведомилась Алла. – Кто-то прошел без пропуска мимо охранника на первом этаже, – ответил Володя, – такое бывает. Все в порядке. Потом Костин отошел к сейфу в дальнем углу переговорной, открыл его, достал два пистолета, один отдал Мише, другой оставил себе. Федина затряслась. – Это просто мера предосторожности, – успокоила я клиентку, – нам ничто не угрожает. – Алла, если кто-то сюда ворвется, вам надо немедленно валиться под стол, – перебил меня Махонин, – он сделан по спецзаказу. Одно нажатие куда надо, и из крышки выдвинутся защитные панели. Вы окажетесь в пуленепробиваемом ящике. Алла побледнела, я обняла ее. – Спокойно. Я не дам тебя в обиду. – Мама! Мама! – завопил женский голос. – Где ты? Ответь! Потом раздался глухой звук, такой издает мешок с картошкой, когда падает из грузовика. И снова раздалось теперь уже знакомое сопрано: – Отойдите на пять шагов, иначе я за себя не отвечаю. Федина вскочила и бросилась к двери. – Анечка! Я здесь! Это моя девочка, откройте! Костин щелкнул брелком, дверь распахнулась, в кабинет ворвалась молодая женщина, за ней вломились несколько парней в форме. Алла схватила неожиданную гостью в объятия. – Солнышко! – Мама! Что случилось? Зачем ты здесь? – начала сыпать вопросами дочь. – Гражданка проникла на охраняемую территорию без пропуска, – заявил один секьюрити. Я молча рассматривала Анну. На фото она выглядела симпатичной. Но в жизни, к сожалению, девушку нельзя назвать красавицей. Нос кривой, губы явно увеличены с помощью геля. И слишком много косметики. – Это моя дочь, – возмутилась Федина. – И чего? – не сдался охранник. – Надо было взять разрешение на вход, а она пулей через холл пролетела, турникет перепрыгнула. Теперь гражданке нужно проследовать с нами. Алла обняла Аню. – Я ее не отдам! Володя взял трубку. – Виктор Иванович, отбой. Клиентка ко мне. Отзови своих. У охранника запищал пейджер. – Пошли, ребята, – скомандовал главный, – только таких надо наказывать. Всех перебаламутила. – Вы Анна? – спросил Энтин, когда охранники пропали из вида.