— Ты шпионил за нами? — Время от времени люди нашептывают мне на ушко. И то, что я узнал, и так было ясно как белый день. Гектора никто не уважает. Они уважают тебя. Блядь. — Ты ставишь меня в такую ситуацию, при которой я буду вынужден часто возвращаться в клуб. Абрам пожал плечами. — Ты выколол глаза моему кузену, а потом перерезал ему горло. Я бы сказал, что мои гребаные условия довольно комфортные по сравнению с тем, какими они могли бы быть. Черт, раз он так говорит об этом… Хоук неохотно кивнул. — Точно подмечено. — Но по-прежнему сохраняется проблема с девчонкой. — Ни с какой девчонкой проблемы нет. Юрий обдолбался, напился и вел себя грубо. В этом была проблема. Пару секунд Абрам не отвечал. Он перевел взгляд на Гаса и Джесса, внимательно их изучая. — Так ты ничего больше не хочешь мне рассказать, Хоук? — Например, что? — Ну, что-нибудь. Сукин сын раскусил его. Хоук почувствовал это. — Только то, что я рад нашим честным отношениям, — ответил он осторожно. — Да, — ухмыльнулся Абрам. — Честность ведь тоже относительна, не так ли Хоук? До встречи на следующей сделке. А до этого времени передай Бордену мое почтение. Бордену оно нахрен не нужно. На этом Абрам кивнул, и качки, стоящие у входа, освободили путь. Не говоря ни слова, Хоук, Гас и Джесс развернулись и вышли. Потребовалось целых пять минут, чтобы дойти из одного конца особняка в другой. И на всем пути были камеры, мужчины и девушки с безжизненными глазами. — Сраные богатеи, — пробубнил Джесс себе под нос. — Вот гребаный мудак, — прошипел Гас, когда они вышли из особняка. — Я его не понял. Зато Хоук понял. Такие люди, как Абрам, уверены, что могут купить преданность, ничего для этого не делая, а потом удивляются, почему байкеры не продаются с такой же легкостью. Когда вы община — больше даже семья — то преданность зарабатывается, а не покупается. Абраму это симпатизировало, и именно поэтому в конечном итоге он не пустил им пулю в лоб. Гас замедлился, когда они подошли к своим мотоциклам. — Уверен, что не хочешь поехать с нами? — спросил он Хоука. Хоук покачал головой. — Нет, мне нужно возвращаться. — Честно говоря, в отношении Гектора Абрам был прав. Даже Джесс напряженно кивнул, неохотно соглашаясь с этим. С самого утра он еще ни разу не взглянул Хоуку в глаза. Хоук понимал, что это как-то связано с Тайлер, вернее, с тем, как прошлым вечером он попытался привлечь ее на свою сторону, но попытка не увенчалась успехом. Хотя, Хоук ни в ком и не видел угрозы. Наварро получают то, что захотят. И если бы он захотел, то Тайлер была бы его. — Вам, парни, нужно возвращаться, — сказал он им. — Я не собираюсь вступать в эти разговоры и делать Гектора виноватым во всех грехах. Это на его совести. Гас пожал плечами. — Что бы ты ни говорил, Хоук, но я знаю, что с Абрамом еще не закончено. Он будет мстить. Не в природе Абрама было отступаться от своих слов, но Хоук в прошлом уже достаточно ошибался. — Усильте охрану, — мрачно сказал он. — На этот раз никаких промашек, Гас. Гас заверил его, что больше никаких недоразумений не будет. Хоук наблюдал, как они запрыгнули на свои мотоциклы, и кивнул им в последний раз, после чего они помчались по длинной подъездной дорожке. Когда облако пыли осело и звук ревущих двигателей сменился полной тишиной, Хоук осознал, что стоит рядом со своим байком, уставившись пустым взглядом в небо и размышляя, что делать дальше. Возвращаться к работе, мудак. Он уже чувствовал внутреннюю усталость. Это было тяжелое предчувствие чего-то страшного, переполнявшее его грудную клетку, словно в нее натолкали кирпичей. Хоук почесал бороду и дернул ее. Блядь, чешется просто ужасно. Пора бы уже сбрить ее и перестать за ней прятаться. Но борода была для него своего рода броней. Символом отделения прежнего Хоука от Хоука настоящего, потому что, давайте будем реалистами, прежний Хоук был мертв. И это было проблемой, потому что внезапно он захотел оживить его и вернуться к… ней. А вот теперь он был полной размазней. Хоук сел на мотоцикл и завел двигатель. Потом он очень долго ехал и на какой-то момент позволил себе представить, что все так, как было раньше: он едет вместе со своими братьями, а они следуют за ним. Сильный ветер дует в лицо. Пустая дорога впереди. Запах кожи. Пока ехал, Хоук чувствовал себя живым. Он чувствовал себя самим собой. И что еще лучше, он чувствовал покой на душе. И только в тот момент, когда он остановился и реальная жизнь ворвалась в его мысли, Хоук вспомнил, где находился, и возненавидел это. Одиночество внутри него было похоже на медленно расползающуюся гниль, и со временем она проберется в его душу. Глава 23 Хоук Хоук припарковал мотоцикл перед небольшим белым домиком. Со стороны он выглядел, как и все дома на этой тихой старой улочке. Газон нуждался в стрижке, а белая краска на заборе почти облезла. Хоук слез с мотоцикла, огляделся и нахмурился. Вид был далек от того, что было несколько лет назад. Все выглядело запущенным. Белый бордюрный камень перед фасадом дома пожелтел. Растущее рядом дерево разрослось, и его опавшая бог знает когда листва забила водосточный желоб. Хоук подошел к калитке, и она встретила его скрипом несмазанных петель, когда он открыл ее и направился по дорожке к крыльцу. Он подошел ко входу, нажал на кнопку звонка, но звука не услышал. Надавил еще раз — теперь сильнее — и когда ответного звука не последовало, он, с раздраженным ворчанием открыв первую дверь, постучал во входную. Хоук был в бешенстве. Это место не должно так выглядеть. Гребаный Гектор! Дверь со скрипом приоткрылась — ровно настолько, чтобы в щель высунулось дуло дробовика. — Убирайся с моего двора! — прорычал голос. — Я ничего не продаю! Несмотря на внутреннее раздражение, губы Хоука изогнулись в улыбке. — Это я, и я не собираюсь покупать этот дом, зная, какое количество гребаных термитов бегает здесь по стенам и прогрызает дыры в полу. На какое-то мгновение воцарилась тишина. Прошло несколько секунд, прежде чем дуло опустилось, и скрипучая дверь медленно открылась. Женщина с темными седеющими волосами выглянула и впилась в него своими темно-карими глазами. Она ахнула, и ее глаза тут же наполнились слезами. — Хоук, — выдохнула она, всхлипывая и оглядывая его с головы до ног. — Неужели это мой маленький мальчик нарядился пьяным бродягой? Все тот же старый юмор.