— Соскучилась, девочка? — он зарылся пальцами в шерсть и даже прижался щекой к тёплой, нагретой за день на солнце спине. От этой собаки шло какое-то невероятное спокойствие и ощущение уюта. Они вдвоём дождались, пока Орлов запрёт ворота и подойдёт ближе. — Вижу, вы подружились? — он стоял, возвышаясь над ними и улыбаясь. Это была самая настоящая улыбка. До этого Филипп видел такую от Орлова только в адрес Леры, будь она неладна. А тут… Понятно, что не ему скорее, а Тайге, но всё же. Сердце предательски сжалось, а в груди немного запекло. Нет, нельзя мечтать. К чему всё это, сам же сказал, что через три недели уедет. Выпустив собаку из объятий, Филипп поднялся и отвёл взгляд в сторону леса. Сейчас он чувствовал какое-то странное, необъяснимое смущение. Словно между ним и Данилой происходило что-то… Что-то, чему он не мог придумать названия. Потому что раньше и не испытывал-то такого никогда. Разве что, может, в юности, когда ему впервые понравился мальчик. Какая-то робкая влюблённость, несмелая симпатия. Но не могло ведь быть такого между ним и Данилой? Конечно же, нет. Затянувшуюся паузу нарушил снова Орлов, и Филипп к своему стыду понял, что не ответил на его вопрос. — Ладно, пошли в дом, надо тебе ещё массаж сделать. Блядь. Филипп прикрыл глаза. Как ему этот чёртов массаж пережить-то? * * * В доме стало ещё хуже. В замкнутом пространстве чувство неловкости и недосказанность, которые витали между ними, стали ощущаться в несколько раз сильнее. Даже в машине было не так. Филипп невольно бросил взгляд на пол, но там, конечно же, уже ничего не было. Хотя в его голове то и дело вспыхивали сцены прошлой ночи. Днём ему удалось хорошо отвлечься, физическая нагрузка, общение с детьми, свежий воздух — всё это помогло очистить голову. Но сейчас воспоминания накатили с новой силой. Чувствуя, что ему катастрофически не хватает воздуха, Филипп оттянул ворот футболки и растерянно огляделся. — Не против, если я сначала приму душ? — вопрос, пожалуй, был риторическим, потому что Ларин даже не стал дожидаться ответа и просто сбежал в ванную. Заскочив в комнату, он прижался спиной к двери и выдохнул. Да что за чертовщина с ним происходит? Он что, теперь каждый раз будет возбуждаться, как увидит койку, на которой его лишили анальной девственности? Что за ебучая сентиментальность? Прикрыв глаза, Филипп сделал глубокий вдох. Так, ладно, сначала душ, потом всё остальное. Пока стоял под тугими, горячими струями воды, Фил запрещал себе фантазировать и вспоминать. Старался вымыться как можно быстрее, но руки невольно скользили медленней по груди и животу. Дерьмо. Как же он жалок. Данила просто выпустил пар и теперь пытается общаться цивилизованно, а вот сам Филипп как чёртов неандерталец готов раздвинуть ноги или запрыгнуть на Орлова. Злясь на самого себя, Филипп быстро закончил мыться и потянулся за полотенцем. Только тут он обнаружил, что забыл сменную одежду. Надевать ношеное и потное совсем не хотелось. Пришлось обернуть полотенцем бёдра и выходить так. Он надеялся, что Данила не решит, будто Фил снова пытается его соблазнить. И если несколько дней назад Филипп действительно занимался подобным, то почему-то сейчас мысль о том, что Орлов так о нём подумает, претила. Это было странно, неудобно и неуютно. Фил так не привык. Он не привык чувствовать стыд или смущение, вину. Это были забытые, а то и вовсе ранее неизведанные чувства. И они Ларину совсем не нравились. С этими новыми чувствами он сам себе казался настоящей рохлей. Но возвращаться к прошлому поведению всё равно желанием не горел. На удачу, Данила возился с чем-то на кухне, поэтому Филу удалось незаметно прошмыгнуть в комнату. Он как раз заканчивал надевать трусы, когда услышал чужие шаги. Щёки мгновенно вспыхнули как у вчерашней гимназистки, а сердце забухало в груди. Быстро схватив рубашку, как спасательный круг, Филипп накинул её и запахнул как халат. Он сам понимал, что выглядит глупо, но не хотел, чтобы Данила думал, будто это всё специально. — Хм, чай будешь? — голос Орлова звучал как-то странно, глуховато. Филипп решил, что ему послышалось, в ушах и так шумело из-за участившегося пульса. — Да, не откажусь. Он согласился в надежде, что это поможет успокоиться и отвлечься. * * * Не помогло. Ну, то есть, конечно, пульс немного успокоился, дыхание выровнялось, тахикардия унялась. Но лёгкое возбуждение и напряжение никуда не делись. — Ты иди пока ложись, — Данила поднялся, не глядя Филиппу в глаза, отвернулся к раковине. — А я чашки ополосну. Фил угукнул и ушёл обратно в комнату. А у самого снова и щёки, и пульс, и тахикардия… Потому что мазь, которую Орлов сейчас будет втирать ему в спину, он втирал прошлой ночью совсем не по назначению. И какого-то дьявола мозг решил об этом напомнить. Приготовив всё, Филипп улёгся на живот и крепко зажмурился, надеясь, что наваждение всё же развеется. Но времени, чтобы справиться с собой у него попросту не было. Данила пришёл слишком быстро. — Надо было снять рубашку, — заметил Орлов этим своим глубоким голосом, от которого у Филиппа мурашки побежали во всех местах, приличных и не очень. Ну какого дьявола, а? В коем-то веке решил побыть приличным. Ответить Фил не успел, потому что Данила попросту его рубашку задрал до самой шеи. Почти не дыша, Филипп ожидал того, что будет дальше. Но как бы он ни готовился, всё равно вздрогнул от первого прикосновения к пояснице. Огромные руки Данилы гладили его спину, втирая мазь, снизу вверх. И на талии они едва ли не полностью обхватывали тело. Это слишком возбуждало. Не должно было, но, чёрт. Казалось бы, они только ночью натрахались на месяцы вперёд, но нет, член Филиппа явно был с этим не согласен. Потому что от банального массажа спины, он поднимался и наливался кровью так, словно массировали непосредственно его. — Ты так напряжён, — пробормотал Данила и чуть усилил напор. Спасибо, что заметил, кэп. Знал бы ты, какое там напряжение на самом деле. Филипп скрипнул зубами, стараясь взять себя в руки, но как же тяжело это было. Настоящее мучение. Он весь походил на оголённый нерв, словно получал не лечебный массаж, а как минимум эротический. Он старался абстрагироваться и думать о чём-то другом, но большие ладони Данилы приковывали к себе всё внимание Филиппа. Его жалкие крохи самообладания уходили на то, чтобы хотя бы не стонать. — Так хорошо? Что. Это. Блядь. За. Вопросы? — Да, — чуть слышно выдохнул Филипп и невольно раздвинул ноги, самую малость, чтобы член лёг поудобнее. Но Данила, судя по тому, что остановился, заметил. Вот же дерьмо. Застыв, Фил ждал продолжения. И оно последовало незамедлительно. Вместе рук он вдруг ощутил на своей пояснице прикосновение чужих губ, и всё тело будто прострелило током. Глава 17. * * * Дерьмо. Вот же дерьмо. Филипп совсем не ожидал такого продолжения. Может, ему показалось? Вдруг это просто пальцы и его расшалившаяся фантазия? Поцелуй повторился, уже выше, у лопаток. Здесь точно почудиться не могло, их Орлов не массировал. Филипп застыл. Он реально не знал, как реагировать. Что за дела вообще? Кто сначала трахает, вымещая свою злость, потом делает вид, что ничего не было, а теперь вот так? Это Данила ему сейчас на секс намекал? Подкатывал? Что это, мать его, такое? Филипп не пыл зелёным пацаном, какой-никакой опыт общения с мужчинами у него был, но то что творилось в башке у долбанного Орлова, он точно не мог понять. Снова накатила обида. Конечно, поддаться сейчас, получить отличный трах — было бы круто. Но что потом? Снова отмалчиваться, делать вид, что ничего не случилось? Опять чувствовать себя использованным? Нет, этого Филипп сейчас точно не хотел. Он не заморачивался чувством собственного достоинства раньше, но сейчас в нём взыграла гордость. Данила, сам того не осознавая, будил в нём всё новые чувства и раскрывал новые стороны. Разве Ларин, тот, что улетал из Москвы совсем недавно, отказался бы от секса с понравившимся мужчиной? Да никогда. Он ведь сам старался запрыгнуть на него всю неделю. Но сейчас, собрав волю в кулак, Филипп сказал: — Если ты закончил, я бы подышал воздухом перед сном. Данила ничего не ответил, но он отстранился, отошёл на несколько шагов, кашлянул и лишь потом произнёс: — Да, закончил. Фил не мог удержаться от лёгкой усмешки. Кажется, ему удалось задеть чужую гордость. Что ж, он не к месту вспомнил о своей. Или всё же вовремя?