Я даже не успел ни о чем подумать и действовал совершенно инстинктивно. Это было одно из тех решений, которые принимаешь в долю секунды и осознаешь только потом. Моя рука сама метнулась к поясу, выхватила футляр с колодой карт и кинула его Блейзу, когда тот на мгновение зацепился за крошечный выступ. — Держи! — заорал я. И он успел поймать футляр. У меня не хватило времени проследить, что с ним было потом, — пришлось парировать выпад очередного противника. Так начинался последний этап нашего восхождения на Колвир. Скажу сразу: нам все-таки удалось добраться до вершины. Задыхаясь, я остановился на последней площадке, а вокруг меня собрались мои взобравшиеся следом верные воины. Мы построились и вновь пошли в атаку. Нам потребовался час, чтобы достигнуть Ворот и с боем миновать их. Мы были в Амбере. Уверен, что Эрик все-таки никогда не предполагал, что мы сумеем пробиться. Как-то там Блейз, подумал я. Успел ли он вытащить Козырь и воспользоваться им, прежде чем достиг подножия Колвира? Мы все-таки явно недооценивали противника. Его силы снова превосходили наши. Оставалось только сражаться до последнего. Отчего же я поступил так глупо, бросив Блейзу колоду? Я знал, что своих карт у него нет; видимо, это и заставило меня так поступить. Может быть, сказывалось влияние тех столетий, что я провел в Тени Земля? А ведь карты могли бы и мне самому пригодиться, если дело обернется худо… Дела обернулись худо. Мы дрались до наступления сумерек, и у меня оставалась всего лишь горсточка воинов. Мы уже достаточно далеко продвинулись в глубь Амбера, когда нас окружили. Мы отчаянно отбивались, и я терял своих воинов одного за другим. Силы были слишком неравными. Ллевелла или Дейдра, несомненно, предоставили бы мне убежище… Зачем только я отдал карты Блейзу? Я уложил еще одного и постарался забыть о картах. Солнце село, все окутала ночная тьма. Нас оставалось всего несколько сотен — и очень далеко до дворца. И тут я увидел Эрика. Он что-то кричал, отдавая распоряжения. Ах, если бы я только мог до него добраться! Но я не мог. Наверное, пора было сдаваться, чтобы сохранить жизнь оставшимся воинам, на славу мне послужившим. Но кому сдаваться? Да никто от нас этого и не требовал. Даже если бы я специально вызвал Эрика, он бы попросту меня не услышал. Он вообще не участвовал в бою: только командовал издали. И мы продолжали сражаться, хотя в живых осталось уже меньше сотни моих людей. Опущу подробности. В конце концов перебили всех, кроме меня. На меня же набросили сеть, оглушив тупыми стрелами. Я упал, был связан по рукам и ногам и лишился сознания… Но какие-то неясные кошмары преследовали меня даже в забытьи, словно не желая оставить в покое. Итак, мы полностью проиграли. Очнулся я в подземелье, где-то очень глубоко. Было страшно жаль, что у нас так ничего и не вышло, несмотря на то, что мы все-таки пробились в город. Я был все еще жив — значит, Эрик что-то задумал в отношении меня. Мне представились кандалы, дыба, огонь и раскаленные клещи. Лежа на куче прелой соломы, я вообразил, на что буду похож через несколько дней. Сколько времени я пробыл без сознания? Неизвестно. Я обшарил всю камеру в поисках хоть чего-нибудь острого, рассчитывая покончить с собой, но ничего подходящего не нашел. Раны мои горели огнем, я чувствовал страшную усталость и снова лег на солому, моментально провалившись в сон. Когда я проснулся, рядом по-прежнему никого не было. Никто не заходил. Никто не собирался пытать меня. Я лежал, закутавшись в плащ, и перебирал в памяти события последних дней — с тех пор как очнулся в клинике «Гринвуд» и отказался от уколов. Может быть, отказываться и не стоило. Теперь я познал отчаяние сполна. Скоро состоится коронация Эрика, он станет королем Амбера. Или уже стал? Меня почему-то все время тянуло в сон. Я совершенно лишился сил. Это была первая за много, много дней возможность как следует отдохнуть и постараться забыть о своих ранах и несчастьях… В камере было темно и сыро. И отвратительно воняло. Глава 8 Не знаю, сколько раз я просыпался и вновь погружался в сон. Дважды, проснувшись, я обнаруживал рядом хлеб, мясо и воду. Я съедал все, что приносили. В камере было по-прежнему темно и очень холодно. Я все время чего-то ждал. И за мной наконец пришли. Дверь, заскрипев, отворилась, в камеру упал луч света. Я зажмурился, и кто-то окликнул меня. Потом меня вели по коридору, битком набитому вооруженными людьми: опасались, как бы я не выкинул какой-нибудь номер. Я еле тащился, потирая заросшие щетиной щеки. Наконец мы вышли на площадку, откуда начиналась винтовая лестница, и стали подниматься. Вопросов я никому не задавал, со мной тоже никто не заговаривал. Когда мы поднялись наверх, меня снова куда-то повели. И в итоге я оказался в теплой и чистой комнате, где мне велели раздеться; я подчинился. А потом с наслаждением погрузился в горячую ванну, приготовленную специально для меня. Слуга тщательно вымыл меня, затем побрил и подстриг. Я переоделся во все новое: черное с серебром. И на спину мне набросили плащ, застегнутый на плече пряжкой в виде серебряной розы. — Если вы готовы, — сказал мне начальник стражи, — то прошу идти за мной. Я пошел за ним, а стража — следом. Меня отвели на задний двор. Кузнец заковал мои руки и ноги в кандалы, слишком прочные, чтобы пытаться их сломать. Сопротивляться я не пытался: меня просто избили бы до потери сознания, но оковы все равно надели бы. Несколько стражников, взявшись за свисавшие с моих оков цепи, отвели меня обратно во дворец. Я совершенно не замечал великолепия обстановки. Я был здесь пленником и, вероятно, скоро буду либо мертв, либо подвергнут пытке. Так или иначе, я ровным счетом ничего предпринять не мог. Лишь проходя мимо окна, я заметил, что на дворе уже рассвело. И с удивлением обнаружил, что испытываю полное равнодушие к бесчисленным залам, где играл еще ребенком. Миновав еще один длинный коридор, мы вошли в огромную столовую. Во всю ее длину были накрыты столы, за столами сидели люди; многие из них были мне знакомы. Меня окружали сотни знатнейших людей Амбера в роскошных парадных костюмах. Играла тихая музыка, горели факелы. Столы были уставлены изысканными блюдами, но никто пока не ел. Среди нескольких незнакомых мне людей я заметил лицо Флоры. Потом увидел нашего менестреля, лорда Рейна. Да, именно лорда — я же сам посвятил его в рыцари когда-то. Мы не виделись несколько столетий! Встретив мой взгляд, он отвел глаза. Меня усадили за огромный стол в центре зала. Стража осталась стоять за моей спиной. Концы моих цепей прикрепили к кольцам, явно не так давно вмурованным в пол. Место во главе стола пока пустовало. Женщина, сидевшая справа от меня, была мне незнакома, зато моим соседом слева оказался Джулиан. Я не обратил на него ни малейшего внимания, как бы весь поглощенный дамой, миниатюрной блондинкой. — Добрый вечер, сударыня, — сказал я. — Мне кажется, я никогда еще вас здесь не видел. Меня зовут Корвин. Она растерянно обернулась за поддержкой к своему соседу справа — огромному рыжему малому с усеянным веснушками лицом. Но тот вдруг принялся нарочито оживленно беседовать с другой своей соседкой, сидевшей дальше. — Со мной вполне можно разговаривать, — сказал я блондинке. — Я вовсе не заразен. Она слабо улыбнулась в ответ: — Меня зовут Кармель. Как вы себя чувствуете, принц Корвин? — У вас прелестное имя. И чувствую я себя прекрасно. Но признайтесь: что вы, такая красивая женщина, делаете в этом мрачном дворце? Она поспешно отпила глоток воды из бокала. — Корвин, — сказал Джулиан, пожалуй, несколько громче, чем требовалось, — мне кажется, дама находит тебя слишком назойливым! — Она сама об этом тебе поведала? Он аж побелел от ярости. — Хватит! Замолчи! Я расправил плечи, нарочно загремев цепями на весь зал. Кроме как эффекта для — я хотел проверить, насколько цепи сковывают движения. Конечно же, свободного места почти не было. Эрик был осторожен. — Ну-ка, братец, подойти и шепни мне на ухо, что ты там сказал! — обратился я к Джулиану. Братец не ответил.