— Ничего другого пока не пришло мне в голову. — Знай тогда, в этом Авалоне не поминают добром твою тень, что правила здесь. Детей тут не называют твоим именем, и Корвин здесь не брат мне. — Понимаю, — ответил я, — меня зовут Кори. Мы можем быть и просто старыми друзьями. Он кивнул. — Здесь всегда рады моим старым друзьям, — ответил он. Я улыбнулся. Само предположение, что у меня могут быть какие-то виды на Тень другой Тени, было оскорблением для меня. Ведь на челе моем — пусть мгновение — горел хладный огонь короны Амбера. Я размышлял, что будет, если Бенедикт узнает, кто, в сущности, виноват в появлении этих наездниц. В некотором смысле я был причиной и его ранения. Правда, если вернуться еще на один шаг назад, можно считать виновным во всем Эрика. В конце концов именно его действия вызвали к жизни мое проклятие. И все же я надеялся, что Бенедикт не узнает об этом. Теперь следовало определить, какую позицию займет Бенедикт по отношению к Эрику. Поддержит его, выступит за меня или просто не будет мешать, когда я сделаю свой ход? К тому же я был уверен, что он озадачен и размышляет, тлеют ли еще мои амбиции или угасли, а если тлеют, то каковы будут мои планы. Итак… Но кто первым коснется этой темы? Я несколько раз со вкусом затянулся, допил вино, подлил еще, вновь затянулся. Я слышал гомон лагеря, шум ветра, урчание в собственном желудке. Бенедикт пригубил вино. А потом, почти мимоходом, спросил: — И какие же у тебя дальнейшие планы? Я мог бы сказать, что еще ни о чем не думал, что просто рад быть на свободе, жить, снова видеть… наконец, что я уже сыт всем этим по горло и больше не строю планов… И он понял бы, что я лгу. Ведь он прекрасно знал меня. Поэтому я ответил: — Ты все прекрасно представляешь сам. — Если ты ищешь моей поддержки — не рассчитывай. Амбер сейчас слишком слаб и без грызни за власть. — Эрик — узурпатор. — Я предпочитаю считать его просто регентом. В такой ситуации каждый из нас окажется на троне узурпатором. — Значит, ты веришь, что отец жив? — Конечно. Он жив и весьма расстроен. Несколько раз пытался связаться со мной. Я сумел сохранить на лице равнодушие. Значит, отец являлся не только мне. И открывать свои впечатления от нашей последней встречи я просто не вправе — они могли сойти за ханжество, приспособленчество и прямую ложь. Ведь тогда, пять лет назад, Оберон велел мне занять трон… Конечно, он имел в виду просто регентство. — Ты не поддерживал Эрика, когда он занял престол, — сказал я. — Выступишь ли ты на его стороне сейчас, когда он на троне, — если будет предпринято выступление против него? — Я уже объяснил тебе, — ответил Бенедикт. — Я считаю его регентом. Не могу сказать, что хорошо к нему отношусь, но междоусобиц в Амбере не одобряю. — Значит, ты поддержишь его? — Я уже сказал все, что думаю. Приглашаю тебя посетить мой Авалон, если только ты не собираешься воспользоваться им для подготовки вторжения в Амбер. Надеюсь, я достаточно ясно выражаю свое отношение ко всему, насчет чего ты сейчас раздумываешь? — Достаточно ясно. — И ты все еще хочешь посетить Авалон? — Теперь не знаю, — ответил я. — А твое желание избежать войны в Амбере простирается в обе стороны? — Ты о чем это? — А о том, что, если меня вдруг против воли пожелают доставить в Амбер, я лягу костьми и затею такую драку, чтобы вся эта история не повторилась… Лицо его стало менее жестким, он потупил взор. — Я не собирался создавать у тебя впечатление в том, что выдам тебя. Корвин, я же не бессердечен и вовсе не хочу, чтобы тебя снова заточили в темницу, ослепили… или хуже того. Я всегда рад тебя видеть, и свои страхи вместе с амбициями можешь оставить по ту сторону границы. — Тогда я хотел бы посетить Авалон. Армии у меня нет, и рекрутов я не набираю. — Тогда я вновь скажу — добро пожаловать. — Благодарю, Бенедикт. Я не рассчитывал встретиться здесь с тобой, но рад, что так случилось. Он слегка покраснел и кивнул в ответ. — Мне очень приятно, — сказал он. — А больше ты пока не видел никого из наших? Я имею в виду после своего бегства. — Нет, но я просто изнемогаю от любопытства. Серьезные новости были? — Обошлось без новых смертей. Мы оба усмехнулись, и я понял, что придется выслушивать семейные сплетни обо мне. Овчинка, впрочем, стоила выделки. — Я собираюсь задержаться в поле, — сказал Бенедикт, — с дозором, пока не перебьем врагов окончательно. Должно быть, с неделю мы еще простоим здесь. — О! Значит, победа не была окончательной? — Полагаю, что была, просто предпочитаю быть осторожным. Уж лучше потратить еще немного времени, чтобы потом быть уверенным… — Рисковать не следует, — кивнул я в ответ. — …поэтому, если у тебя нет большого желания оставаться в лагере, не вижу, почему бы тебе не проследовать в город, поближе к центру событий. Вблизи Авалона у меня есть несколько резиденций, тебе я могу предоставить скромную усадьбу неподалеку от города. По-моему, там хорошо. — Просто изнемогаю от нетерпения. — Утром я дам тебе карту и письмо к управляющему. — Благодарю тебя, Бенедикт. — Я присоединюсь к тебе сразу же, как только закончу здесь все свои дела, — продолжал он, — но каждый день буду направлять к тебе вестников. Буду держать тебя в курсе дел. — Очень хорошо. — Тогда выбери себе сейчас клочок земли поукромнее. Уверен, что ты не проспишь сигнала к завтраку. — Нечасто позволяю себе такое, — ответил я. — Не возражаешь, если мы останемся ночевать там, где сейчас лежат наши вьюки? — Пожалуйста, — ответил он. И мы допили вино. Когда мы выходили из шатра, я поднял полог повыше и ухитрился сдвинуть его на несколько дюймов вбок. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и опустил полог, не заметив образовавшейся сбоку щели. Постель себе я устроил подальше от наших пожитков, лицом к шатру Бенедикта, сами тюки, устраиваясь, тоже сдвинул подальше. Ганелон вопросительно глянул на меня, в ответ я кивнул, указав глазами на шатер. Он посмотрел туда, понимающе качнул головой и стал укладываться еще правее. Я бросил оценивающий взгляд и сказал: — Знаешь, твое место мне нравится больше. Не хочешь ли поменяться? — Для надежности я подмигнул. — Мне все равно. — Он пожал плечами. Костры повсюду гасли, большинство воинов уже спало. Лишь часовые пару раз обратили на нас внимание. Лагерь почти затих, на небе не было ни облачка, способного затмить блистание звезд. Я устал, запахи дыма и сырой земли приятно тревожили ноздри, напоминая об иных временах и иных местах, где доводилось мне стоять лагерем, и об отдыхе тоже. Но, вместо того чтобы смежить глаза, я взял один из вьюков, положил себе под голову, набил трубку табаком и раскурил. Бенедикт расхаживал по шатру, и я дважды вынужден был менять свое положение. Однажды он исчез из виду на несколько секунд, а потом свет в глубине шевельнулся, и я понял, что он открыл сундук. Затем он вновь появился, очистил стол, на мгновение отступил, снова приблизился к столу, присел. Я опять сдвинулся, чтобы видеть его левую руку. Он листал книгу или перебирал что-то примерно такого же размера. Быть может, карты? Конечно. Многое отдал бы я сейчас за то, чтобы глянуть на тот Козырь, что он выбрал наконец и держал перед собой. Не меньше отдал бы я и за то, чтобы Грейсвандир оказался у меня под рукой — на случай, если в шатре вдруг появится некто, причем не через вход, за которым я следил. Ладони и пятки мои свербели в предчувствии боя или бегства. Но Бенедикт оставался один. И сидел неподвижно, наверно, более получаса, а потом встал, убрал колоду обратно в сундук и погасил лампы.