Часть 2 из 23 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Тайна коттеджа «Плющ»
Целый месяц я работал за двоих: по ночам, как обычно – для утренней газеты, а по утрам – для вечерней, подменяя другого человека, который ушел в отпуск. Такой распорядок дня был изнурителен, хоть работа в двух местах и занимала всего шесть часов в сутки. В редакции собственной газеты я появлялся около десяти вечера: встречался с редактором, выбирал тему, писал статью, исправлял ошибки, болтал, наводил порядок на рабочем месте… все это как правило оканчивалось к часу ночи. То есть лечь спать я мог только в два, а то и в три часа, после ужина в клубе.
В обычных условиях это было нормально, ведь я мог спать сколь угодно долго, но работая и на вторую газету, мне нужно было просыпаться около семи и приходить в редакцию к восьми. Естественно, что к полудню я чувствовал себя измотанным, и это после всего двух часов работы над подготовкой передовицы и прочих мелочей.
Но этот ужас окончился, и впервые за месяц я позволил себе позавтракать в полдень и спокойно пролистать утреннюю газету. Меня очень заинтересовало начатое накануне расследование – оно касалось смерти одного человека, с которым я когда-то был немного знаком.
Его звали Гэвин Кингскоут, и он был свободным художником и, насколько я понял, располагал небольшим собственным капиталом. В былые времена мы жили в одном доме, но так как я возвращался домой очень поздно, а уходил из дома очень рано, мы так толком и не познакомились. Впоследствии, насколько мне известно, он провернул несколько удачных сделок на бирже, и переехал в Финчли. [1]
В газете сообщалось, что однажды утром он был найден мертвым в гостиной, которая пребывала в полном беспорядке, как и прочие комнаты в доме. Карманы покойного были опустошены, его часы, а также еще несколько ценных мелочей пропали. Вечером накануне трагедии в этой комнате с ним был приятель, он и оказался последним человеком, который видел мистера Кингскоута живым. Был арестован садовник, время от времени приходивший наводить порядок в саду – следы, найденные у французского окна гостиной, точно соответствовали его ботинкам.
Я закончил с завтраком и с газетой, когда миссис Клейтон, экономка, пришла, чтобы убрать со стола. Она была сестрой хозяйки дома, в котором ранее жили мы с Кингскоутом, собственно, так я и нашел свою нынешнюю квартиру. Я не видел ее с тех пор, как впервые сообщили о преступлении, так что я сказал:
– Миссис Клейтон, ужасные новости о мистере Кингскоуте. Вы знали его?
Судя по всему, она только и ждала подобного замечания, так как она тут же выплеснула на меня все, что она знала:
– Да, сэр, это ужасно! – вскричала она. – Бедный молодой человек! Бывая у сестры, я часто видела его, и он всегда был так мил и приятен, не то что некоторые. Моя сестра совершенно расстроена, уверяю вас, сэр. Как вы думаете, сэр, что произошло в прошлый вторник? Вы помните ту комнату, в которой мистер Кингскоут так чудесно расписал панели в золотых, голубых и розовых тонах? Он говорил моей сестре, что из-за этого она всегда сможет вспоминать его. Итак, в той комнате поселились двое молодых… никак не могу назвать их джентльменами, сэр! Итак, эти двое вандалов соскребли всю краску с панелей и изрубили их в щепки! Вот такие вот джентльмены! А на следующее утро они сбежали, полагаю, испугавшись, что им придется оплатить убытки. Это произошло в прошлый вторник, а на следующий день и сам молодой джентльмен был убит в собственном доме, а ведь он как раз собирался жениться! Вот ужас-то! Помню, он говорил…
Миссис Клейтон была хорошим человеком, но начав говорить, она не могла остановиться. Какое-то время я позволял ей изливаться, а затем встал, собираясь выйти. Я хорошо помнил те панели, что были варварски уничтожены. Они просто преобразили старую комнату, придав ей красоту. Когда я съезжал, они еще не были окончены, и миссис Лэмб, хозяйка, показала их мне в тот день, когда Кингстон отсутствовал. Стены дома были обиты белыми панелями, и Кингскоут изрисовал их эксцентричными, но милыми узорами, очевидно, вдохновившись работами мистера Уистлера.[2] Завитушки, цветы и бабочки причудливо заполняли панели, придавая обыденной комнате атмосферу богатства и элегантности. Разрушившие все это вандалы уничтожили лучшее, что было в комнате.
У меня не было никаких планов на день, и я заглянул в контору Хьюитта. Тот читал записку – вскоре он сообщил мне, что час назад, когда он отсутствовал в конторе, ее оставил брат того самого художника.
– Он не вполне удовлетворен тем, как полиция ведет дело, – заметил Хьюитт. – Он просит меня приехать в Финчли и осмотреться. Вчера мне бы пришлось отказать ему, ведь я веду сразу пять дел, но сегодня обстоятельства позволяют мне выделить на это день-другой. Говоришь, ты знал погибшего?
– Весьма поверхностно. Когда я жил в Челси, он был квартирантом в том же доме, что и я.
– Ну, хорошо; думаю, я должен посмотреть. Тебе интересен этот случай? Если ты не занят, не хочешь ли ты пойти со мной?
– Буду очень рад, – ответил я. – У меня все равно нет никаких планов на сегодня. Ты отправишься туда прямо сейчас?
– Думаю, да. Керретт, поймайте кэб. Кстати, Бретт, в какой из газет дознание описано лучше всего? По пути я просмотрю ее.
Я не смог ответить на вопрос Хьюитта, поскольку сам я видел только одну газету. Так что мы купили несколько разных изданий. Оказавшись в кэбе, я нашёл нужные заметки, и Мартин Хьюитт изучил их. В целом, дело представлялось так:
Сара Додсон, служанка, заявила, что работает в «Плюще», то есть в доме покойного, пять месяцев, и кроме нее в доме есть только одна служанка – экономка и повариха в одном лице. Вечером минувшего вторника обе служанки пошли спать незадолго до одиннадцати, оставив мистера Кингскоута наедине с его другом в гостиной. После этого она уже не видела хозяина живым. На следующее утро, собираясь открыть окна гостиной, она, к своему ужасу, обнаружила там тело мистера Кингскоута с окровавленной головой. Она немедленно подняла тревогу и по приказу экономки, вызвала врача и сообщила в полицию. Отвечая на вопросы, свидетельница показала, что ночью она не слышала никакого шума и не замечала ничего подозрительного.
Ханна Карр, экономка и повариха, показала, что была в услужении у покойного мистера Кингскоута с тех самых пор, как тот поселился в коттедже «Плющ», то есть более года. В последний раз живым она его видела во вторник вечером, в половине одиннадцатого. Она постучала в дверь гостиной, где мистер Кингскоут был со своим другом. Она хотела знать, не требуется ли от нее чего-то еще. Не получив никаких приказаний, вскоре она отправилась спать. Утром ее позвала предыдущая свидетельница, которая только что спустилась и обнаружила тело покойного, как и описывалось раньше. Часы и цепочка последнего пропали, как и кольцо, которое тот обычно носил, а его карманы, были вывернуты. На всем первом этаже был беспорядок: бюро, письменный стол и все ящики были открыты, а в замочной скважине осталась висеть связка ключей, которую покойный обычно держал при себе.
Во вторник покойный взял в банке немного денег на текущие расходы; она не знает, какую именно сумму. Ночью она не слышала и не видела ничего подозрительного. Помимо нее и Додсон в доме не было постоянных слуг; иногда приходила уборщица, а также неподалеку жил садовник, к которому обращались при необходимости.
Следующим показания давал мистер Джеймс Уидлер, хирург. Первая свидетельница вызвала его утром в среду, между семью и восемью часами утра. Он отчитался о положении тела: мертвец лежал лицом вниз на полу, его ноги были в восемнадцати дюймах от окна, а голова – у камина. На голове были три раны, одна из которых, вероятно, и стала причиной смерти. По-видимому, все они были нанесены одним и тем же тупым предметом – например, дубинкой или кистенем. Они не могли быть нанесены кочергой. Смерть наступила в результате сотрясения мозга, и когда свидетель впервые увидел покойного, тот был мертв уже семь или восемь часов. Впоследствии свидетель осмотрел его более тщательно, но так и не нашел никаких следов борьбы; судя по положению ран и их тяжести, он должен был заключить, что на покойного неожиданно напали сзади, и смерть была мгновенной. Судя по состоянию трупа, здоровье покойного было отличным.
Показания дала и полиция. В них говорилось, что заперты были все окна и двери, за исключением парадной двери – она хоть и была закрыта, но не заперта. Ставни на французских окнах гостиной были заперты. Ни в столе, ни в открытых ящиках не нашлось никаких денег; если там что-то и хранилось, то оно было украдено. В карманах не было ничего, за исключением маникюрных ножниц, а на теле не было ни часов, ни кольца. На садовой клумбе остались следы, так что полиция смогла предпринять определенные шаги. Но на садовых дорожках не было никаких следов, так те были покрыты гравием.
Мистер Александр Кэмпбелл, биржевой маклер, заявил, что знал покойного несколько лет и вел его дела. Они с мистером Кингскоутом часто посещали друг друга, и в минувший вторник они ужинали в коттедже «Плющ». Они беседовали почти до полуночи, после чего мистер Кингскоут сам выпустил его, так как слуги уже легли спать. Здесь свидетель возбужденно добавил: «Вот и все, что я знаю об этом ужасном деле, и больше я не могу ничего сказать. Чего добивается полиция, повсюду следуя и шпионя за мной...».
Коронер: Мистер Кэмпбелл, прошу, успокойтесь. В делах такого рода полиция действует так, как считает нужным. Я уверен, вы бы не захотели, чтобы они упустили какую-нибудь возможность выяснить правду.
Свидетель: Конечно. Но если они подозревают меня, то почему не говорят об этом? Это невыносимо – быть…
Коронер: К порядку, к порядку, мистер Кэмпбелл. Вы здесь для дачи показаний.
Тогда свидетель, отвечая на вопросы, показал, что французское окно в гостиной на протяжении всего вечера оставалось открытым, ведь погода была очень теплой. Он не может припомнить, закрыл ли его покойный перед тем, как проводить гостя, но он определенно не закрывал ставни. Уходя, свидетель не видел никого поблизости дома.
Мистер Даглас Кингскоут, архитектор, заявил, что покойный был его братом. Они не виделись несколько месяцев, так как он проживает в другой части страны. Он уверен: его брат был состоятельным человеком, так как за последние год-другой он провернул несколько хороших сделок. Не зная никого, кто мог бы желать брату зла, он не может предположить иного мотива, чем обычное ограбление. Через несколько недель его брат должен был жениться. Отвечая на дальнейшие вопросы по этой теме, свидетель показал, что брак должны были заключить еще год назад, когда покойный приобрел коттедж «Плющ». Но невеста понесла тяжелую утрату, была в трауре и вместе со своей семьей уехала за границу. По мнению свидетеля, она вскоре должна вернуться в Англию.
Уильям Бейтс, приходящий садовник, был взят под стражу. Ему зачитали предупреждение о правах, но он согласился дать показания. Свидетель, в состоянии возбуждения, признался, что в четыре часа утра он был в саду, но только для ухода за растениями, а об убийстве он ничего не знал. Вместе с тем он признал, что у него не было другой работы кроме той, которую он закончил накануне. При дальнейшем допросе свидетель сделал еще несколько противоречивых заявлений и в конце концов сказал, что приходил, чтобы выкопать несколько растений.
Затем дознание было отложено.
Так обстояло дело – в нем не было ничего особенного, хотя мне показалось, что некоторые его аспекты стоят внимания. Я спросил Хьюитта, что он думает.
– Пока что совершенно невозможно составить мнение, старина. Погоди, пока мы не осмотрим место преступления. Есть множество вероятностей. Например, друг Кингскоута, Кэмпбелл, мог и вернуться – кстати, через французское окно. Может быть, Кэмпбелл задолжал ему, а может и нет. Может, все как-то связано с предстоявшей свадьбой, а может и нет. Вероятностям нет предела, и сообщения в газетах – лишь сухая шелуха. При ближайшем рассмотрении мы сможем изучить другие возможности, исходя из более детальной информации. Вполне возможно, что несчастный садовник совсем не виновен. Мне кажется, что он пошел на сравнительно безобидную хитрость, что не такая уж и невидаль для его профессии. В четыре утра он пришел, чтобы выкрасть немного цветов, высаженных им накануне. И когда его стали расспрашивать об этом, он почувствовал себя неловко. Какие у него еще могли быть причины топтаться по клумбам? Интересно, осмотрела ли грядки полиция на предмет выкорчеванных цветов? Они также могли спросить экономку, не пропали ли какие-нибудь растения. Посмотрим.
Мы болтали о том о сем, пока поезд не подошел к Финчли, и среди прочего я упомянул о вандалах, которые разгромили старую квартиру Кингскоута. Это заинтересовало Хьюитта.
– Занятно, очень занятно, – пробормотал он. – Что-нибудь еще было повреждено? Мебель, например?
– Не знаю. Миссис Клейтон ничего об этом не говорила, а я не спрашивал. Дело и без того неприятное. Роспись была по-настоящему хорошей, и я не могу себе представить большей подлости, чем так поглумиться над собственностью приличной женщины.
Затем Хьюитт заговорил о других случаях вандализма, ставшего следствием то ли странного чувства юмора, то ли излишнего озорства. Он привел несколько курьезных и забавных случаев в музеях, ущерб от которых был столь велик, что для обнаружения преступников обращались к нему. Находить виновных было не всегда легко, поскольку у них не было разумного мотива; так что такие расследования не всегда были успешны. Одно из этих дел касалось порчи картины из-за слепой зависти художника-соперника. Дело было замято путем крупного возмещения убытков. Если бы я только мог назвать имена причастных к нему лиц, это сильно удивило бы многих читателей.
* * *
Коттедж «Плющ» в Финчли был небольшим домиком, расположенным в небольшом саду, – всего в треть акра, не больше. Парадная дверь была всего в дюжине ярдов от дороги, но хорошо укрыта зарослями деревьев и кустарников. Мистер Даглас Кингскоут еще не вернулся из города, но экономка, почтенная умная женщина, была готова показать нам дом, зная о намерении своего хозяина обратиться к Мартину Хьюитту.
– Первым делом я заметил: кто-то закрыл все ящики и стол, – заявил Хьюитт, когда мы оказались в гостиной. – Это досадно. И, что гораздо хуже, пол вымыли, а ковер убрали. Полагаю, это из-за того, что полиция уже окончила свой осмотр, а мой осмотр от этого отнюдь не выиграет. Осталось ли хоть что-нибудь на том же месте, где оно было во вторник утром?
– Сэр, понимаете ли, все было в таком беспорядке, – начала экономка, – а полиция окончила свою работу…
– Ясно. Вы привели всё в порядок? Ох, уж этот порядок! Он мне часто дорого стоил. Что касается остальных комнат, в них вы тоже навели порядок?
– Конечно, я убрала все комнаты, которые были в беспорядке, сэр.
– В беспорядке? Позвольте осмотреть их. Но погодите минутку.
Хьюитт распахнул французское окно и внимательно осмотрел шпингалеты. Опустившись на колени, он осмотрел пазы, в которые входили задвижки, а затем быстро взглянул на ставни. Он открыл ящик-другой и попытался открыть замки ключами, принесенными экономкой. Она пояснила, что это ключи мистера Кингскоута. Во всех комнатах первого этажа Хьюитт некоторые предметы изучал пристально, а другие осматривал лишь поверхностно – по непонятному мне принципу. Затем он попросил показать ему спальню мистера Кингскоута. Поскольку порядок в ней не был нарушен, то после обнаружения преступления там никто не убирал. Там, по словам экономки, были не заперты все ящики, за исключением двух – одного ящика в шкафу, и второго в туалетном столике. Их мистер Кингскоут всегда держал запертыми. Хьюитт немедленно и без затруднений выдвинул оба ящика. В них находились бумаги и всякая всячина. Содержимое этих ящиков было в хаотичном беспорядке, тогда как в незапертых ящиках вещи лежали очень аккуратно.
– Вероятно, полиция не обратила на это внимания, – заметил Хьюитт. – Как и на такую обычную вещь, – добавил он, указав на погнутый гвоздь, лежавший у края ковра.
Экономка не заметила за этими словами никакого подвоха, ведь это был всего лишь гвоздь, но я увидел, что Хьюитт быстро спрятал его в карман.
Мы направились к выходу. В воротах мы встретили мистера Дагласа Кингскоута, который возвращался из города. Он представился и удивился, что мы были так недолго и уже уходим.
– Мистер Хьюитт, за столь короткое время вы ведь не могли найти никакого следа? – спросил он.
– Да нет, – довольно сухо ответил Хьюитт. – Но задержись я хоть даже на месяц, я вряд ли смог бы извлечь больше из тщательно вымытого пола и приведенных в порядок комнат. Честно говоря, не думаю, что вам стоит от меня чего-то ожидать. У полиции намного больше шансов – они могли обследовать место преступления. А я всего лишь осмотрел несколько комнат, увидев то же, что можно было бы увидеть в любом меблированном доме. Следы работы горничной перекрыли все остальные.
– Мне очень жаль; я большего ожидал от полиции, да и меня не было здесь, так что я не мог предотвратить уборку. Но я все-таки думаю, что ваши известные способности…
– Уважаемый сэр, мои «хорошо известные способности» – это всего лишь добросовестное использование здравого смысла. Но с его помощью нельзя увидеть невидимое.
– Но разве мы не можем вернуть комнаты в то состояние, в котором они были? Кухарка может припомнить…
– Нет, нет. Так станет еще хуже: старания кухарки только наложатся на усилия горничной. Лучше оставьте это дело мне.
– Так вы не бросаете дело? – удивился мистер Кингскоут.
– О, нет! Пока что я не бросаю его. Знаете ли вы что-нибудь о личных бумагах вашего брата?
– До его смерти я ничего не знал о них. Я просмотрел их, но это всего лишь заурядные письма. Подозреваете, что вор мог украсть бумаги?
Держа руки на трости у себя за спиной, Мартин Хьюитт внимательно взглянул на собеседника и покачал головой:
– Нет. Я бы так не сказал.
Пожелав Дагласу Кингскоуту доброго дня, мы направились к вокзалу.
– Так досадно из-за того, что все прибрали, – заметил Хьюитт. – Останься все нетронутым, к этому времени расследование могло бы быть окончено. Но, как бы то ни было, нам нужно съездить и на твою старую квартиру.