Первой в зал вошла Полли. На то имелась веская причина: все статуи были облачены в роскошные платья, а Полли, как и всякая девочка, испытывала слабость к красивой одежде и ей захотелось разглядеть эту одежду поближе. Кстати сказать, многоцветные пышные наряды статуй придавали залу величественный и почти жизнерадостный вид — особенно по сравнению с другими помещениями, угнетавшими своей пустотой. Вдобавок длинный ряд окон делал зал гораздо светлее. Платья поражали многоцветием и богатством отделки — алые, серебристые, темно-лиловые, ярко-зеленые, расшитые драгоценными каменьями; узоры изображали то цветы, то невиданных животных. Голову каждой статуи венчала корона, отделанная крупными самоцветами; наряд дополняли ожерелья, подвески и браслеты, тускло мерцающие в полумраке. — Странно, — проговорила Полли, — одежда совсем целая. Нигде ни дырочки, видишь? — Волшебство, — убежденно заявил Дигори. — Разве ты не чувствуешь? На эту комнату наложили заклятие, и спорю, что не одно. Полли пожала плечами. — Любое из этих платьев стоит сотни фунтов, — сказала она. Но Дигори куда больше интересовали сами статуи, чем их одежды. Мальчик медленно двинулся по проходу между рядами кресел, вглядываясь в лица сидящих. — Хорошие были люди, — сказал он. Полли кивнула. Лица у статуй и вправду были весьма привлекательные — красивые, добрые, мудрые. Но вскоре появились и другие — торжественные, величавые, даже державные. С человеком, у которого такое лицо, запанибрата не поболтаешь — просто не получится. А ближе к середине зала пошли статуи, чьи лица — губы сложены в улыбке, подбородок горделиво приподнят — наводили страх, ибо в их чертах сквозили жестокость и злоба. И чем дальше, тем злобнее и безжалостнее становились лица. Улыбок уже не осталось, на смену им пришло отчаяние, словно эти люди натворили при жизни столько зла, что сами устрашились содеянного. Последней в ряду справа была женская фигура, облаченная в платье, превосходившее пышностью все прочие. Очень высокая (впрочем, все статуи были выше среднею роста) и со взглядом, от которого захватывало дух, одновременно гордым и яростным. И невероятно красивая. Годы спустя постаревший Дигори признавался, что больше никогда в жизни не встречал такой красоты. (Наверное, нужно добавить, что Полли не видела в этой статуе ничего замечательного.) Эта фигура была последней в ряду, за ней тянулась череда пустых кресел, предназначенных, очевидно, для других статуй, которые так и не успели поместить сюда. — Хотел бы я знать, что все это значит, — мечтательно произнес Дигори. — Ладно, пошли поглядим вон на ту штуковину посредине. Дети приблизились к тому, что издалека показалось им столом. Но это был не стол, а квадратная колонна высотой около четырех футов; ее венчала маленькая золотая арка, с которой свешивался золотой колокольчик. Рядом с аркой лежал крохотный золотой молоточек. — Вот это да! — шепотом воскликнул Дигори. — Здорово, правда? — Тут что-то написано, — Полли наклонилась над колонной. Дигори присел рядом с девочкой. — Точно! Жалко, что прочесть нельзя. — А вот и можно! — возразила Полли. На глазах у изумленных детей, вглядывавшихся в чужеземные буквы, с диковинными значками произошло чудесное превращение; нет, начертание ничуть не изменилось, но эти значки внезапно стали понятны! Дигори впору было вспомнить свои собственные слова: дескать, комната заколдована; тогда бы он сразу сообразил, что заклинание начало действовать. Однако мальчику было не до того: снедаемый любопытством, он рвался узнать, что же написано на камне. Вскоре ребята смогли прочесть надпись — и звучала она приблизительно так (конечно же, переводить стихи — дело неблагодарное, на чужом языке они всегда звучат поэтичнее): Предстоит тебе решить, Что ты должен совершить: Или в колокол ударить, Иль со страхом отступить. — Я за второе, — с ходу выбрала Полли. — Мне и так не по себе. — Да брось ты! — возмутился Дигори. — Мы не можем отступить. Если мы сейчас уйдем, то всю жизнь будем жалеть, что не ударили в колокол. Лично я не собираюсь отступать. Не трусь, Полли. — Я не трушу, — возразила девочка. — Я просто рассуждаю здраво. На что тебе сдался этот колокольчик? — Мне? Раз уж мы забрались в этакую даль, негоже удирать, ничего толком не узнав. Здесь действует магия, Полли! Я ее чувствую! — А я вот — нет! И ты тоже не чувствуешь, притворяешься только. — Да что ты понимаешь! — Дигори презрительно фыркнул. — Девчонки все одинаковые! Все бы вам сидеть да сплетничать, кто на ком женится, а как до настоящего дела доходит, вы сразу в кусты! — Ты говоришь точь-в-точь как твой дядя, — язвительно заметила Полли. — Не морочь голову! — рассердился Дигори. — Речь не обо мне… — Мужская логика! — проговорила Полли тоном взрослой женщины и тут же торопливо прибавила своим обычным голосом: — Только посмей сказать, что я веду себя по-женски! — Еще чего не хватало, всякую пигалицу женщиной называть! — Значит, я пигалица? — разъярилась Полли. — А ты в таком случае дубина стоеросовая! Ну и пожалуйста, делай что хочешь, я не собираюсь путаться у тебя под ногами. Торчи тут сколько влезет, а с меня достаточно. Я сыта по горло и этим местом, и тобой, полоумная ты упрямая свинья! — Стой! — истошно завопил Дигори, заметив, что рука 11олли скользнула к карману, в котором лежало желтое кольцо. В следующее мгновение он сделал то, о чем впоследствии сильно сожалел (увы, многие из нас склонны совершать поступки, которых мы потом стыдимся до конца дней своих). Прежде чем Полли успела притронуться к кольцу, Дигори перехватил ее руку и сдавил что есть силы, притянул девочку с себе и зажал другую руку Полли между своим локтем и боком; сам же подался вперед, схватил молоточек и ударил по золотому колокольчику. После этого он отпустил Полли, и они встали друг напротив друга, тяжело дыша. У Полли на глаза навернулись слезы — не от испуга и не от того, что Дигори сделал ей больно; то были слезы ярости. И в этот миг произошло нечто, разом заставившее детей забыть о ссоре. Колокольчик издал мелодичный звон — негромкий и певучий. Вместо того чтобы затихнуть, этот звон длился и длился, постепенно усиливаясь. За какую-то минуту он сделался вдвое громче прежнего. Вскоре звон стал подобен грому — попытайся кто-нибудь из ребят заговорить, его бы не услышали (впрочем, им было не до того — они замерли с разинутыми от изумления ртами). Минула еще минута — и звон превратился в оглушительный, уже ничуть не мелодичный, скорее устрашающий. Он пронизывал воздух и заставлял ходить ходуном камень под ногами. Наконец к нему начал примешиваться другой звук — смутно различимый, словно доносящийся издалека, похожий то ли на перестук вагонных колес, то ли на треск падающего дерева. Этот звук приближался и тоже становился все громче. И вот под громовой раскат, от которого сотрясся весь дворец (ребята едва устояли на ногах), в дальнем конце зала рухнул потолок; стены содрогнулись, на пол посыпались обломки. Внезапно все стихло, пыль рассеялась и во дворце вновь воцарилось безмолвие. Открою маленький секрет: выяснить, отчего обрушился потолок, не удалось — то ли стены, которые его подпирали, не выдержали громоподобного звона, то ли причиной всему была магия. — Полюбуйся! — воскликнула Полли. — Теперь ты доволен? — Хорошо, что все позади, — пробормотал Дигори. Дети и не догадывались, сколь горько они заблуждаются. Глава 5 Гибельное слово Дети глядели то друг на друга, то на колокольчик, который все еще раскачивался в своей золотой арке. Внезапно послышался шорох, и они обернулись как ужаленные. О ужас! Одна из фигур — та самая женщина, так поразившая Дигори своей красотой, — медленно поднималась со своего кресла. Когда она выпрямилась, стало ясно, что она даже выше, чем представлялось поначалу. Пышное платье, корона, жгучий взор, изгиб губ — все говорило о том, что она привыкла повелевать. Королева! Женщина окинула взглядом зал, потом посмотрела на детей; по выражению ее лица было не угадать, о чем она думает. Быстрым шагом королева пересекла зал и приблизилась к детям. — Кто пробудил меня? Кто разрушил заклятие? — требовательно спросила она. — Наверное, я, — робко ответил Дигори. — Ты?! — Ладонь королевы — белая, холеная — легла на плечо Дигори, и мальчик вдруг сжался под ее неожиданной тяжестью. — Ты? Но ведь ты еще ребенок и простолюдин вдобавок. С первого взгляда заметно, что в тебе нет ни капли благородной крови. И как же простолюдин посмел войти в этот дворец? — Мы прибыли из другого мира, — объяснила Полли (девочка сочла за лучшее вмешаться, чтобы королева обратила внимание и на нее). — Нас перенесла магия. — Верно? — спросила королева у Дигори, не удостоив Полли и взглядом. — Д-да, — пробормотал тот. Не снимая ладони с плеча Дигори, королева другой рукой взяла мальчика за подбородок и приподняла его голову так, чтобы видеть лицо. Дигори было вызывающе посмотрел на нес, но быстро потупился. В этой женщине ощущалось нечто, требовавшее беспрекословного повиновения. Вглядевшись в лицо Дигори, королева отпустила его подбородок и сказала: — Ты не чародей. В тебе нет и крупицы волшебства и сюда ты попал благодаря чужой магии. Должно быть, ты — слуга чародея. — Ну… это все из-за дяди Эндрю… В это мгновение откуда-то снаружи донесся треск. В следующий миг раздался чудовищный грохот и пол под ногами содрогнулся — во дворце обвалилось что-то еще. — Нам грозит опасность, — изрекла королева. — Дворец рушится. Если мы не поспешим, то нас погребет под обломка-in Она упомянула об этом спокойно, почти мимоходом, словно отвечая на вопрос, который час. — Идем, — королева протянут руки детям. Полли, невзлюбившая королеву с первого произнесенного той слова, охотно увернулась бы — когда бы успела. Однако движения королевы были невероятно быстрыми. Прежде чем девочка сообразила, что происходит, ее левая рука оказалась зажатой в не по-женски сильной руке кори девы. И королевская хватка была столь суровой, что вырваться нечего было и думать. «Ужасная женщина, — подумала Полли. — Какая сильная, ей ничего не стоит сломать мне руку. И до кармана с желтым кольцом теперь не добраться. А правой забраться в карман незаметно наверняка не получится. Что же делать? Нельзя, чтобы она узнала про кольца. Надеюсь, Дигори хватит ума не разболтать. Надо бы его предупредить… Но как?..» Королева вывела детей из Зала Образов в длинный коридор, от которого начинался самый настоящий лабиринт других коридоров, лестниц и двориков. Снова и снова до них доносились раскаты камнепада, то далекие, то пугающе близкие, — дворец продолжал разрушаться. Едва они миновали высокую каменную арку, как та с чудовищным грохотом обрушилась у них за спиной. Королева шагала быстро — детям приходилось почти бежать, чтобы поспеть за ней, — но не выказывала и тени страха. «Какая смелая! — восхищался про себя Дигори. — И сильная! Настоящая королева, сразу видно! Вот будет здорово, если она уам расскажет, что тут случилось». Королева и вправду на ходу посвящала ребят в тайны истории. — За этой дверью темницы… Этот коридор ведет к главной камере пыток… Это старый приемный зал, в котором мой дедушка приказал убить семьсот рыцарей, приглашенных на пир. Они умерли, не успев пригубить вино. У них были мятежные помыслы. Наконец вышли в зал просторнее всех предыдущих. В дальнем конце зала виднелись высокие двери. Дигори нисколько не сомневался, что видит перед собой выход из дворца. Однако… Двери — то ли из черного дерева, то ли из какого-то неведомого металла — были заперты на множество засовов, расположенных слишком высоко, чтобы до них достать, и слишком массивных, чтобы их поднять. И что теперь? Королева отпустила руку мальчика, вытянула перед собой ладонь и выпрямилась в полный рост. Она произнесла что-то на диковинном языке (звучало это просто ужасно) и сделала такой жест, будто бросила что-то в сторону дверей. И вдруг высоченные двери заколыхались, точно шелковая занавесь, — и осыпались пылью на порог. — Ух ты! — воскликнул Дигори. — Ну что, может магия твоего дяди соперничать с моей? — спросила королева, вновь беря мальчика за руку. — Впрочем, я скоро это выясню сама. Запомни то, что ты видел. Вот так я поступаю с теми, кто встает у меня на пути. В опустевший проем потоком хлынул красный свет. Миновав горстку пыли — все, что осталось от дверей, — они вышли на воздух. В лицо подул ветерок, хоть и прохладный, но какой-то затхлый. С террасы, на которую королева вывела детей, открывался потрясающий вид.