— Наполните ее тем, что осталось от ужина, — сказал гном. — А как же мои камергеры? Они нас увидят. — Они крепко спят и не проснутся до утра, — заверил Корнелиус. — Уж сонное заклинание я творить умею. Вдвоем вышли в переднюю. Как и утверждал Корнелиус, камергеры его высочества спали, развалившись в креслах и похрапывая. Сложили в суму провизию со стола: холодного цыпленка, ветчину, хлеб, яблоки, фляжку с добрым вином. Каспиан повесил суму на плечо. — Меч при вас, мой милый королевич? — осведомился доктор. — Разумеется. — Тогда заверните его в эту накидку. Да и суму прикройте. Вот так. А теперь поднимемся на башню. Поднимались в молчании. На верху (ночь была облачной, не видно ни луны, ни звезд) доктор Корнелиус огляделся и воскликнул: — Ваше высочество, вы должны немедленно покинуть замок! Ваша жизнь под угрозой! — Моя жизнь? — озадаченно переспросил Каспиан. — Вот именно. Если хотите, жизнь истинного короля Нарнии, Каспиана Десятого, сына и наследника Каспиана Девятого. Да здравствует король! — И старик внезапно опустился на одно колено и припал губами к руке королевича. — Доктор! — Каспиан отдернул руку. — Что все это значит? Я не понимаю… — И я не понимаю, — перебил Корнелиус, — почему вы меня никогда не спрашивали, как же это так: сын короля Каспиана — и не король? Всем, кроме вас, прекрасно известно, что Мираз — узурпатор. Поначалу он еще пытался притворяться, называл себя наместником. Но потом умерла ваша мать — единственная из тельмаринцев, относившаяся ко мне по-доброму. После этого один за другим стали умирать или исчезать вельможи, преданные вашему отцу. Думаю, Мираз тайно расправлялся с ними. Белизар и Увилас погибли на охоте: их «случайно подстрелили» из лука. Всех мужчин рода Пассаридов отправили сражаться с великанами на северной границе; никто из них не вернулся. Ар лиана, Эримона и дюжину других казнили по ложному обвинению в измене. Двух братьев с Бобриной плотины объявили безумцами и посадили под замок. А семерых вельмож, не страшившихся моря (невиданное дело среди тельмаринцев!), Мираз убедил отплыть на поиски новых земель в Восточном океане; из них тоже никто не возвратился. Когда же при дворе не осталось никого из друзей вашего отца, Мираз, будто бы поддавшись на уговоры льстецов, занял королевский престол. — По-вашему, теперь собирается покончить со мной? — уточнил Каспиан. — Наверняка, мой королевич. — Но почему? — Каспиан пожал плечами. — Почему именно сейчас? Ведь он мог убить меня давным-давно. Чем я ему насолил? — Он решил расправиться с вами из-за события, которое случилось два часа назад. Королева родила сына! — И что? — не понял Каспиан. — Я-то здесь при чем? — Как при чем?! — вскричал доктор Корнелиус, — Ваше высочество, неужели все мои уроки истории и политики пропали впустую? Пока у Мираза не было детей, он ничуть не возражал иметь вас своим наследником. Он не слишком заботился о вас, что правда, то правда, однако хотел, чтобы трон унаследовали вы, а не кто-нибудь со стороны. Но теперь у него появился его собственный сын, который и станет наследником престола. А вы стоите на пути, поэтому вас нужно убрать. — Да, — протянул Каспиан, поеживаясь, — Он что, и впрямь готов убить меня? — Он убил вашего отца, — тихо ответил доктор Корнелиус. Каспиан воззрился на учителя, но не проронил ни слова. — Я расскажу вам обо всем, — продолжал гном, — Потом, когда мы встретимся снова. Вы должны бежать! — Один? — Один, — подтвердил доктор. — Если я тоже исчезну, это лишь усугубит дело. К тому же двоих выследить легче, чем одного. Милый королевич, дорогой мой король Каспиан, вы должны немедленно покинуть замок! Скачите на юг, в Арченланд, и постарайтесь разыскать короля Наина. Он с радостью вас примет. — Когда же мы встретимся? — голос Каспиана дрогнул. — Надеюсь, что скоро, — отозвался Корнелиус, — Ваше величество — мой единственный друг в этом огромном мире. Моя магия непременно сведет нас снова — на это ее вполне достанет. Торопитесь, ваше величество, торопитесь! Примите от меня скромный дар в дорогу. Вот кошелек с золотом… Увы, это лишь крупица того богатства, что принадлежит вам по праву рождения! А вот кое-что еще, — он вложил в руки Каспиану нечто укутанное в плащ. На ощупь королевич определил, что это большой охотничий рог. — Вверяю вам величайшее из сокровищ Нарнии! Множество испытаний я претерпел, множество заклинаний потратил, чтобы добраться до этого рога! Как я был тогда молод!.. Это рог королевы Сьюзен; она оставила его, исчезнув из Нарнии в конце Золотого Века. Говорят, что если протрубить в рог в трудную минуту, к вам обязательно придет подмога; но какая подмога — доподлинно никто не ведает. Быть может, рог обладает достаточным могуществом, чтобы призвать в наш мир королеву Сьюзен, короля Эдмунда, королеву Люси и даже верховного короля Питера! А может, он призовет самого Эслана! Примите сей рог, ваше величество, но не спешите воспользоваться им — трубите в него только в час отчаяния, когда ничего иного уже не остается… Все, бегите, бегите! Спустимся вместе. Дверца в сад открыта, у нее мы и расстанемся. — А мой конь?.. — начал было Каспиан. — Он уже оседлан и ждет вас в саду. Пока спускались по темной винтовой лестнице, Корнелиус продолжал наставлять своего ученика, и советов с наставлениями было столько, что Каспиан не запомнил и половины. Королевич мог думать только об одном: дядя хочет его убить! Вот и дверца… Пахнуло свежим воздухом. Рукопожатие в темноте; бегом, не оглядываясь, через лужайку; тихое ржание коня; в седло — и вперед! Король Каспиан Десятый покинул замок своих отцов. Отъехав на расстояние полета стрелы, Каспиан обернулся. Над крепостными стенами сверкали огни фейерверка — Мираз устроил праздник в честь рождения сына. Всю ночь Каспиан скакал на юг, поначалу выбирая неторные дороги и вьючные тропы; когда же пошли незнакомые места, королевич решил не искушать судьбу и выехал на тракт. Конь шел крупной рысью, радуясь вольнице; радовался и Каспиан — надо же, он, оказывается, король и скачет неведомо куда в поисках приключений, с мечом у левого бедра и волшебным рогом королевы Сьюзен на луке седла! (Правда, всякий раз, стоило ему вспомнить о расставании с доктором Корнелиусом, на глаза наворачивались непрошеные слезы.) С рассветом радости поубавилось. Во-первых, зарядил мелкий, противный дождь. Во-вторых, кругом был чужой, незнакомый лес. Мокрые деревья, густые заросли, колючие ветки… Каспиан вдруг ощутил себя песчинкой, затерянной в безбрежном мире. Когда стало совсем светло, он оставил тракт и свернул в лес. Отыскал укромную лужайку, расседлал коня (тот сразу принялся щипать траву), перекусил цыпленком, лег на траву и заснул. Проснулся он уже под вечер. Утолив голод ветчиной, а жажду — вином, королевич вновь поскакал на юг. Вскоре начались холмы: склон за склоном, вверх-вниз, и каждый подъем чуть длиннее предыдущего спуска. Далекие горы приближались, вырастали на глазах. К ночи Каспиан достиг предгорий. Поднялся ветер, вновь зарядил дождь, быстро перешедший в ливень. Прогремел гром, и конь испуганно прижал уши. Влетели под полог сумрачного соснового бора, которому, казалось, нет ни конца ни края. Каспиану вдруг вспомнились бесчисленные истории о враждебных человеку деревьях. Он же тельмаринец; его сородичи вырубали деревья везде, где только могДи, и непрерывно воевали с любой живностью. Откуда деревьям знать, что он не такой, как прочие тельмаринцы? Ветер задул сильнее прежнего. Деревья раскачивались, гнулись и скрипели. Вдруг раздался громкий треск и одно из деревьев рухнуло наземь прямо за спиной у королевича! «Тихо, дружок, тихо!» — крикнул Каспиан, успокаивая коня: тот чуть было не встал на дыбы. У самого королевича бешено колотилось сердце. Подумать только: еще бы вот столечко — и поминай как звали короля Каспиана Десятого… Сверкнула молния, раскат грома сотряс небосвод. Конь закусил удила и помчался, не разбирая дороги. Остановить его не сумел бы и тот, кто привык объезжать диких лошадей. Королевич прильнул к шее животного, вцепился обеими руками в гриву. Его жизнь висела на тоненькой ниточке… Дерево за деревом возникало из темноты, чтобы в следующий миг остаться позади. Внезапно что-то ударило Каспиана по лбу (слишком неожиданно, чтобы он успел ощутить боль), и королевич упал замертво… _____ Очнувшись, он увидел пламя костра. Сразу нахлынула боль — болели и руки, и ноги, и спина, а голова просто раскалывалась. Сквозь боль прорывались негромкие голоса. — Прежде чем очнется, надо решить, что с ним делать, — сказал один голос. — Убить, — твердо заявил второй. — В живых его оставлять нельзя — выдаст как пить дать. — Сначала приютили, потом убили, так, что ли? — хмыкнул третий. — Не пойдет. И чего мы тогда, спрашивается, старались, голову ему перевязывали? Нет, он теперь наш гость, а гостей убивать не след. — Господа, — тихо проговорил Каспиан, — со мной делайте что угодно, но пожалейте моего коня. — Твой конь удрал еще до того, как мы тебя нашли, — ворчливо сообщил первый голос. Слова звучали несколько странно — тот, кто их произносил, то ли шепелявил, то ли пришептывал. — Гляди, еще запудрит мозги словесами-то, — предостерег второй голос. — Как хотите, а я… — Лисе под хвост! — вскричал третий голос. — Не станем мы его убивать, ясно? Стыдись, Никабрик! Что скажешь, Землерой? Как мы поступим? — Надо его напоить, — отозвался первый голос (должно быть, Землерой). Появилась темная фигура. Каспиан почувствовал, как под плечи ему осторожно просовывают руку — или то была не рука? Фигура казалась какой-то неправильной, как и лицо — волосатое, с очень длинным носом и с диковинными белыми пятнышками на носу. «Наверное, маска, — подумалось Каспиану, — Или у меня лихорадка, и все это мне только чудится». Внезапно он ощутил на губах теплую и сладкую влагу и жадно глотнул. В этот миг кто-то поворошил поленья в костре. Пламя взметнулось едва ли не под потолок, свет упал на лицо того, кто стоял у кровати, и Каспиан с трудом удержался от крика. Оказывается, поил его вовсе не человек, а барсук, обыкновенный барсук, разве что крупнее, дружелюбнее и разумнее всех барсуков, виденных мальчиком в жизни. И этот барсук разговаривал! При свете пламени королевич также разглядел, что лежит на подстилке из вереска в крохотной пещерке. У огня сидели два маленьких бородатых человечка, чем-то похожих на доктора Корнелиуса; впрочем, оба были шире в плечах, ниже ростом и косматее доктора, так что Каспиан сразу догадался — перед ним истинные гномы, в жилах которых не найти и капли человеческой крови. Наконец-то он нашел старых нарнианцев! Тут у него вновь помутилось перед глазами… За следующие несколько дней королевич узнал, кто есть кто. Барсука и вправду звали Землероем, из всех троих он был самый старший и самый добрый. Гном, который хотел убить Каспиана, принадлежал к черным гномам (волосы и борода у него были иссиня-черными — и густыми, как лошадиная грива); он звался Никабрик. Второй, рыжеволосый, гном отзывался на имя Трампкин. — А теперь, — заявил Никабрик вечером того дня, когда Каспиан впервые сел, — мы должны решить, что нам делать с этим человеком. Вы двое до сих пор уверены, что совершили благое дело, не позволив мне прикончить его. Ну и ладно, сами будете сторожить его, пока мы все не передохнем! Отпускать его нельзя — вернется к своим и живо нас заложит, уж я-то знаю. — Волку в зубы! — воскликнул Трампкин. — Никабрик, да что на тебя нашло? Не его вина, что он ударился головой о ветку прямо над нашей пещерой. И, коли уж на то пошло, на предателя он не похож. — Вы ведь даже не знаете, кто я, и хочу ли я вернуться к своим, — проговорил Каспиан. — Так вот, я не хочу возвращаться. Я хочу остаться с вами — если вы мне разрешите. Таких, как вы, я искал много лет. — Рассказывай, — буркнул Никабрик, — Ты тельмаринец и ты человек, верно? Еще бы тебе не хотеть вернуться к своим! — Да не хочу я возвращаться! — крикнул королевич. — И не могу. Я бежал, спасая свою жизнь. Король приказал убить меня. Кстати, можете оказать ему услугу, он вас отблагодарит. — За кого ты нас принимаешь? — возмутился Землерой. — А что ты натворил? Чем насолил Миразу, в твои-то годы? — осведомился Трампкин. — Он мой дядя, — признался Каспиан. Никабрик тут же вскочил и схватился за кинжал, висевший у него на поясе. — Сам сознался! — завопил он. — Мало того, что тельмаринец, так еще и родич нашего злейшего врага! Наследничек! И вы по-прежнему отказываетесь его убивать? Совсем спятили, не иначе! — Должно быть, он проткнул бы Каспиана своим кинжалом, когда бы Землерой с Трампкином не вмешались и не усадили разъяренного гнома на земляной пол. — Давай договоримся, Никабрик, — сурово сказал Трампкин. — Либо ты будешь вести себя прилично, либо мы с барсуком сядем на тебя верхом. Никабрик угрюмо согласился оставить человека в покое. Тогда Каспиана попросили рассказать обо всем подробно. Когда королевич закончил, все какое-то время молчали. — В жизни не слышал ничего подобного, — пробормотал наконец Трампкин. — Не нравится мне это, — прорычал Никабрик. — Выходит, люди про нас до сих пор болтают… Не к добру, ой не к добру. Нянька твоя, парень, уж лучше бы она помалкивала. А тут еще учителишка этот, полукровка: с людьми связался, а туда же, в гномы метит. Ненавижу! Ух, как я их ненавижу! Сильнее, чем людей. Помяните мое слово — не к добру это. — Не суди о том, чего не понимаешь, Никабрик, — отозвался Землерой. — Вы, гномы, все равно что люди, такие же ветреные и суетливые. Вот я — зверь, и не просто зверь, а барсук. Мы, барсуки, ничего не забываем, от крайности в крайность не шарахаемся. И я говорю: великая польза будет от нашей встречи. Перед нами подлинный король Нарнии, истинный правитель, вернувшийся в истинную Нарнию. И пускай гномы забыли мы, звери, помним, что лучше всего Нарнии жилось при короле из рода Адамова. — Кудри мои, кудряшки! — вскричал Трампкин. — Послушать тебя, Землерой, так мы должны Нарнию людям уступить? — С чего ты взял? — удивился барсук. — Нарния — не страна людей (уж мне ли того не знать?), но край, коим суждено править человеку. Нам, барсукам, это известно доподлинно — память-то у нас долгая. Вспомните, кто был верховный король Питер? Человек! — Ты веришь в эти байки? — усмехнулся Трампкин. — Я же сказал: у нас, зверей, память долгая, — отвечал барсук. — Мы ничего не забываем. И в то, что верховный король Питер правил Нарнией из своего замка Кэйр-Паравел, я верю столь же твердо, как в самого Эслана. — Ну конечно! — хмыкнул Трампкин. — Да только вот кто ныне верит в Эслана — кроме тебя, разумеется? — Я, — сказал Каспиан, — Быть может, раньше и я в него не верил, но теперь — верю. Среди людей многие готовы потешаться над Эсланом — ну, над историями про него. И точно так же они потешаются над историями про говорящих животных и про гномов. Порой я сомневался, а существует ли Эслан на самом деле? С другой стороны, в том, существуете ли вы — гномы, фавны и остальные, — я гоже сомневался. Но — вот они вы, самые что ни на есть живые… — Верно, — согласился Землерой. — Твоя правда, король Каспиан. Знай: пока ты хранишь верность древней Нарнии, ты — мой король. Да здравствует его величество!