— Ну и подхалим же ты, барсук, — прорычал Никабрик. — Да будь твой верховный король Питер хоть трижды человек, это — совсем другие люди! Это проклятые тельмаринцы! Они охотятся ради забавы. Так? — Он неожиданно повернулся к Каспиану. — Так, — с запинкой подтвердил тот. — Но я всегда охотился на обычных животных. На говорящих у меня бы рука не поднялась. — Какая разница? — горько усмехнулся Никабрик. — Нет, нет, — вмешался Землерой. — Разница громадная. Тебе ли не знать, что нынче в Нарнии почти не осталось говорящих животных? Что нас окружают жалкие бессловесные твари, ничем не лучше калорменских или тельмаринских? Они даже ростом не вышли… Да между вами и гномами-полукровками сходства и то больше, чем между ими и нами! Разговор затянулся надолго. В конечном счете сошлись на том, что Каспиан останется и даже что ему, как только он встанет на ноги, позволят повидаться с «остальными» (как выразился Трампкин): в этих диких местах, как выяснилось, нашли прибежище очень и очень многие из старых нарнианцев. Глава 6 Тайное братство И началась самая счастливая пора в жизни Каспиана. Однажды чудесным летним утром барсук с гномами вывели королевича из пещеры и все вместе двинулись по мокрой от росы траве куда-то вверх. Миновали горную седловину и очутились на залитом солнцем южном склоне, откуда открывался вид на зеленые пажити Арченланда. — Мы идем к Пузатым медведям, — наконец-то пояснил Трампкин. Вышли на лужайку близ ветхого, замшелого дуба; Землерой трижды постучал по стволу. Никакого ответа. Барсук постучал снова; на сей раз изнутри дерева донесся сонный голос: «Кому не спится в такую рань?» Барсук постучал опять; дерево вдруг содрогнулось от кроны до самых корней, в стволе распахнулась дверца, и наружу выбрались три бурых (и вправду пузатых) медведя. Пока звери моргали, приноравливаясь к свету, им растолковывали, что, как и почему, а они спросонья лишь ошалело крутили головами. Когда же, после долгих объяснений, поняли, что к чему, то склонились перед Каспианом и признали его королем Нарнии. Каждый из медведей чмокнул королевича в щеку и потерся об него носом и каждый предложил его величеству отведать медку. Каспиан не стал отказываться, чтобы невзначай не обидеть зверей (хотя ему не очень-то хотелось меда, да еще без хлеба). Когда королевич откушал и вымыл руки и лицо, липкие от меда, отправились дальше. Долго ли, коротко, но дошли до буковой рощи; Землерой остановился и позвал: «Балаболка! Балаболка!» И на его зов примчалась, изящно перепрыгивая с ветки на ветку, огненно-рыжая белка — самая красивая белка из всех, которых Каспиану доводилось видеть. Для белки она была на редкость крупной, почти с терьера, куда крупнее тех зверьков, что иногда попадались королевичу в саду замка; и одного взгляда было достаточно, чтобы понять: она умеет говорить. Как не замедлило выясниться, насчет «умеет» — это слабо сказано. Балаболка тараторила без передышки, словно доказывая, что прозвище ей дали не зря. Но вот кому-то удалось вставить словечко, белка спохватилась, вспомнила о радушии, предложила Каспиану орешков; королевич вновь не стал отказываться, и Балаболка ускакала. Королевич повернулся было посмотреть ей вслед, но Землерой шепнул ему на ухо: «Отвернитесь, мой повелитель. Следить за белкой — дурной тон. Она решит, что вы хотите узнать, где она хранит свои припасы». Каспиан послушался. Вскоре Балаболка вернулась с орехами, подождала, пока королевич перекусит, а затем предложила свою помощь. «Вам ведь надо известить других, верно? Я доберусь раньше вашего — по деревьям всяко выйдет быстрее, чем понизу». Землерой с гномами одобрительно закивали и принялись называть имена, одно диковиннее другого. Всем, кого она отыщет, Балаболке велели говорить, что на третий день, считая от сегодняшнего, на Веселой Лужайке ровно в полночь состоится Большой Совет. «Пузанам тоже передай, — прибавил Трампкин. — Мы у них были, да предупредить забыли». После белки навестили Семерых Братьев из Гремящего Леса. Трампкин, шагавший впереди, повел обратно к седловине. По северному склону спустились к подножию горы и двинулись на восток, по дорожке, что вилась среди камней и сосен. Вскоре Каспиану почудилось, будто земля дрожит под ногами, — как если бы кто-то под землей стучал молотом по наковальне. Трампкин подошел к камню размером с крышку от кадки и топнул по нему ногой. Ничего не случилось. Но только Каспиан собрался спросить, что они будут делать дальше, как камень вдруг отодвинулся; из открывшейся дыры в земле повалил дым, и пахнуло жаром. Когда дым немного рассеялся, в дыре показалась голова гнома, очень похожего на Трампкина. Снова начались объяснения. Разговор затягивался; гном расспрашивал Трампкина, то и дело недоверчиво поглядывая на Каспиана. Но вот он кивнул и жестом пригласил следовать за собой. В дыре оказалась лесенка, спустившись по которой, Каспиан увидел блики пламени. Подземная кузня! И другие гномы! Двое раздували меха, третий держал в щипцах на наковальне раскаленный добела брусок, четвертый с размаху бил по этому бруску молотом; еще двое, вытирая на ходу руки грязной тряпкой, встретили гостей у ручья, что протекал вдоль стены пещеры. Понадобилось повторить объяснения со всеми подробностями, чтобы гномы признали Каспиана за своего. Наконец они хором вскричали: «Да здравствует король!» и принялись одаривать гостей богатыми дарами, — и Каспиану, и Трампкину, и Никабрику досталось по мечу со щитом и по кольчуге; барсук же отказался от оружия и доспеха: мол, коли зверь не может защитить себя когтями и клыками, оружие ему и подавно без надобности. Каспиан никогда прежде не видел столь искусной работы. По сравнению с гномьим клинком его собственный, выкованный человеком, выглядел грубо вытесанной дубинкой. На прощание гномы (все, как один, рыжие) пообещали прийти на Большой Совет. Неподалеку от пещеры Семерых Братьев, в каменистом распадке, нашлось прибежище черных гномов. Они долго с подозрением присматривались к Каспиану, но в конце концов старейший из пятерых изрек: «Супротив Мираза, говорите? Коли так, пускай себе правит». А второй по старшинству спросил: «Свести вас с людоедом да с ведьмой, что чуток подале живут?» — Спасибо, не стоит, — поспешно отказался Каспиан. — Думаю, без них обойдемся, — поддержал Трампкин. Никабрик принялся было спорить, но Трампкин с Землероем его утихомирили. А Каспиана пробрала дрожь: выходит, в Нарнии встречаются не только добрые существа из старых сказок, но и жуткие твари, о которых и вспоминать-то боязно… — Еще не хватало, якшаться со всяким сбродом! — ворчал Землерой, выбираясь из пещеры черных гномов. — Эслан с такими дружбу не водит. — Эслан! — Трампкин фыркнул. — Мне, конечно, до него далеко, но я с такими тоже не связываюсь. — А ты веришь в Эслана? — спросил Каспиан у Никабрика. — Я готов поверить во что угодно, — отвечал тот, — лишь бы избавиться от проклятых тельмаринцев. Во что угодно! Хоть в Эслана, хоть в Бледную Ведьмарку. — Тихо! — одернул Трампкин. — Болтай, да не забалтывайся! Рядом с нею Мираз — дитя несмышленое. — Уж гномы-то с нею всегда ладили, — пробурчал Никабрик. Спустились ниже по склону и очутились в широкой лесистой долине, по дну которой бежал бурливый поток. На берегу росли дикие розы и наперстянки, над цветами жужжали пчелы. Трампкин остановился и крикнул: «Гленсторм! Гленсторм!» Прислушавшись, Каспиан различил топот копыт. С каждым мгновением топот становился все громче, и вот из зарослей вырвался могучий кентавр, за которым следовали трое других, помоложе. Это и был Гленсторм со своими сыновьями. Бока Гленсторма отливали золотом в лучах солнца, густая рыжая борода словно светилась собственным светом. Объяснять ничего не пришлось: Гленсторм был провидцем и умел гадать по звездам, а потому прекрасно знал, за чем к нему пожаловали. — Да здравствует король! — вскричал он. — Веди нас в бой, государь! Когда выступаем? По правде сказать, ни Каспиану, ни кому-либо из его спутников мысль о войне в голову не приходила. Они помышляли (и то мельком) разве что о набеге на ферму или о нападении на охотников, рискнувших забраться в лесную глушь. Какая война? Живи себе в лесу или в пещере, храни дух древней Нарнии, ругай тельмаринцев… Но воевать? — Выступаем? — переспросил Каспиан. — На войну с Миразом? — Он беспомощно оглянулся на вдруг помрачневшего Трампкина. — Куда же еще? — удивился Гленсторм, — Недаром ваше величество в кольчуге и мечом подпоясаны. — Зачем торопить события, Гленсторм? — тихо произнес Землерой. — Время приспело, — торжественно откликнулся кентавр. — Об этом мне поведали небеса. Или ты забыл, барсук: тебе хранить знания, а мне — читать по звездам? Тарва и Аламбиль повстречались на небосводе, и одному из сыновей Адама вновь предначертано освободить Нарнию. Час пробил! Наш Большой Совет должен стать военным советом! — В голосе Гленсторма звучала такая сила, что ни Каспиан, ни спутники королевича ни на миг не усомнились в правоте кентавра. Звезды велят воевать — так что ж! Близился полдень, а потому приглашение к столу прозвучало как нельзя кстати. Кентавры накормили гостей овсяными лепешками, яблоками, зеленью и сыром; жажду утолили вином. Отдохнув, отправились дальше. Как пояснил Трампкин, по прямой рукой подать, но лучше идти в обход, чтоб ненароком не столкнуться с людьми — уже начинались населенные места. Обход получился долгим и утомительным. Наконец вышли к полям, разделенным живыми изгородями. Землерой встал на четыре лапы у поросшего травой холмика и кого-то окликнул; в следующий миг из норы, что скрывалась под холмиком, появилась остренькая мордочка. К великому удивлению Каспиана, это оказалась мышь, и не простая, а говорящая! Разумеется, она была крупнее своих бессловесных собратьев, ростом в целый фут (когда становилась на задние лапки) и с ушками, длиной почти не уступавшими кроличьим. Звали мышь — точнее, мыша — Рипичипом и был он отважен и весьма воинственен. На боку Рипичип носил крохотную шпагу, а усики подкручивал с таким видом, будто это не усики, а громадные усищи. — Нас тут дюжина, государь, — сказал он с изящным поклоном, — и все мы с радостью отдадим жизнь за ваше величество. Каспиан с громадным трудом удержался от смеха. Да все мышиное войско запросто поместится в бельевой корзине! Не станем перечислять всех, у кого Каспиан побывал в тот день, — слишком их было много; упомянем разве что крота Шустрые Лапки, троих братьев-барсуков из рода Твердокусов, зайца Камилло и ежа Колючку. Когда с визитами было покончено, прилегли отдохнуть у родника на полянке, опоясанной высокими вязами. Солнце клонилось к закату, и деревья отбрасывали длинные тени; дневные цветы складывали лепестки, птицы не спеша устраивались на ночлег. Перекусили тем, что было с собой; Трампкин разжег трубку (Никабрик не курил, что для гнома довольно необычно). — Осталось лишь пробудить деревья и воды, — проговорил барсук. — Ах, если бы мы только могли! — А что, не можем? — удивился Каспиан. — Нет, — ответил Землерой коротко, но потом прибавил: — Мы над ними не властны. С тех пор как в Нарнию пришли люди и стали вырубать леса и осквернять воды, дриады и наяды впали в беспробудный сон. Кто знает, очнутся ли они хоть когда-нибудь… А с ними мы были бы непобедимы! Ведь тельмаринцы боятся леса; когда деревья просто сдвинулись бы с места, наши враги без оглядки бежали бы из Нарнии и никогда бы сюда не вернулись! — Ну и фантазеры вы, животные! — хмыкнул Трампкин. — Вон чего выдумал! А почему только лес да воды? Почему не оживить камни, чтоб они сами в Мираза полетели? Барсук проворчал что-то неразборчивое, и наступила тишина. Каспиан мало-помалу погружался в дремоту, как вдруг ему послышалась далекая музыка. Он недоуменно покрутил головой и перевернулся на другой бок. Но едва ухо королевича коснулось земли, он различил глухой стук барабанов. Каспиан поднял голову, и стук мгновенно стих, зато вернулась музыка, и слышно было уже отчетливее. Похоже на флейты… Королевич огляделся. Барсук тоже не спал: сидел и смотрел в лес. Поляна серебрилась в лунном свете, хотя, когда Каспиан засыпал, луны не было и в помине. Должно быть, он проспал дольше, чем ему казалось. А музыка слышалась все ближе, она одновременно звала в пляс и навевала грезы. Точно флейты! Теперь к музыке примешивались и другие звуки, будто ломилось сквозь лесную чащобу стадо овец или коз… И вдруг на поляну высыпали существа, о встрече с которыми Каспиан мечтал всю свою жизнь. Немногим выше гномов, совсем не такие коренастые, прыгучие, вертлявые; у каждого торчат из кудрей маленькие рожки, до пояса люди, а вместо ног козлиные копытца… — Фавны! — крикнул Каспиан, вскакивая. В следующий миг его окружили со всех сторон. Знакомство состоялось мгновенно, фавны приняли Каспиана, и он сам не заметил, как присоединился к танцу. Следом за королевичем пустился плясать и Трампкин, и даже Землероя вовлекли в хоровод, хотя из него танцор был, конечно же, никудышный. Только Никабрик остался сидеть где сидел, будто не желая участвовать в чужом веселье. Флейты не смолкали, перед глазами Каспиана мелькали лица, веселые и в то же время печальные. Он не успевал запоминать имена; впрочем, вскоре выяснилось, что имена повторяются — Ментий, Обентий, Думнус, Волунс, Болтин, Гирбий, Нимиен, Навсий, Оскунт… Этих фавнов привела Балаболка. На следующее утро Каспиан решил было, что ему все просто-напросто приснилось. Но сон оказался явью: трава на поляне была вытоптана множеством козлиных копытец. Глава 7 Древняя Нарния в опасности Конечно же, фавнов они повстречали на той самой Веселой Лужайке, и Каспиан со своими новыми друзьями провел на лужайке все время до Большого Совета. Спать под открытым, усыпанным звездами небом, не пить ничего кроме родниковой воды и питаться в основном орехами и дикими плодами — все это было для Каспиана очень даже непривычно: ведь его сызмальства клали спать на мягкую перину в затянутой шпалерами спальне, кормили с золотых и серебряных блюд в просторной трапезной, к тому же к услугам королевича всегда были десятки слуг. Но — никогда раньше ему не было так радостно, как сейчас. Никогда еще сон не был таким освежающим, никогда еще не была такой вкусной еда; мышцы юноши наливались силой, а лицо постепенно обретало истинно королевское величие. В урочный час, в канун полнолуния, на поляну стали стекаться подданные Каспиана. Приходили они поодиночке, по двое, по трое, впятером и даже всемером, и король подивился их числу и не мог сдержать волнения, слыша приветствия. На поляне собрались все, кого он знал: Пузатые медведи, рыжие и черные гномы, кроты и барсуки, зайцы и ежи; были и другие, те, с кем он не успел пока свести знакомство, — пятеро сатиров (рыжих, что лисицы), толпа говорящих мышей, вооруженных до зубов и выступавших под пение трубы, несколько сов и старый ворон с Вороньего утеса. Последним, вместе с кентаврами, появился — у Каспиана дух захватило от неожиданности — великан Ветродуй с холма Мертвецов: невысокий (для великана, разумеется), но ловкий и проворный, он принес на спине отряд гномов. Выглядели они так, будто страдали от морской болезни, и похоже, жалели, что согласились на предложение великана подвести их до места. Пузатые медведи предложили сперва подзакусить, а совет отложить на после ужина — лучше всего до завтра. Рипичип, которого поддержали остальные мыши, заявил в ответ, что подождут и еда, и совет, — вперед, на Мираза, засевшего в своем замке! Балаболка и прочие белки объяснили, что могут кушать и говорить одновременно, так что совет вполне можно совместить с пиром. Кроты предложили прежде всего обнести лужайку защитным земляным валом и выкопать ров. Фавны полагали, что начинать следует с торжественной пляски. Старый ворон согласился с медведями: негоже устраивать совет до ужина, и присовокупил, что перед ужином хотел бы обратиться ко всем с краткой приветственной речью. Впрочем, Каспиан при поддержке гномов и кентавров унял всю эту разноголосицу и настоял на том, чтобы приступить к совету. После того как все угомонились и расселись широким кругом, а потом с немалым трудом утихомирили Балаболку, которая металась туда-сюда, истошно призывая к тишине и порядку, Каспиан выступил вперед. — Нарнианцы! — воскликнул он. Больше ничего королевич сказать не успел, ибо заяц Камилло вдруг прошептал: — Тсс! Поблизости человек! Чуете? Все, кто собрался на поляне, замерли, словно превратившись в статуи. Только дрожали ноздри — животные настороженно принюхивались. — Вроде как человек, а вроде и нет, — прошептал Землерой. — Сюда идет, — сказал Камилло. — Пускай, — проговорил Каспиан. — Два барсука, трое гномов с луками… Думаю, хватит. Ступайте ему навстречу. — Уж мы с ним потолкуем, — мрачно пообещал черный гном, накладывая стрелу на тетиву. — Не убивайте его, если он один, — предостерег Каспиан. — Схватите и ведите сюда. — Зачем? — удивился гном. — Делай как сказано, — отозвался кентавр Гленсторм. Барсуки и гномы растаяли в темноте. Все молча ждали. Внезапно послышался окрик: «Стой! Кто идет?». Тренькнула тетива. Мгновение спустя голос, хорошо знакомый Каспиану, произнес: «Успокойтесь, пожалуйста. Я безоружен. Свяжите меня, если хотите, достойные барсуки, но только не кусайте. Я хочу поговорить с королем». — Доктор Корнелиус! — вскричал Каспиан и бросился к своему наставнику, вступившему на поляну под охраной. Подданные поспешили за королем. — Ба! — скривился Никабрик. — Полукровка! Отступник! Дозвольте проткнуть его мечом, сир!