– Что случилось? Ты до сих пор в аукционном доме? – Нет, мы приехали с клиентом в юридическую фирму. Дело в том, что один коллекционер продал моему клиенту вещь, получил за нее деньги, а спустя день передумал и требует вернуть ему эту вещь обратно. Но мой клиент отказывается забирать деньги, справедливо полагая, что некто предложил коллекционеру более выгодную сделку, и тот хитрит. Сейчас ждем юристов и приезда полиции. – А полиции-то еще зачем? – Так эти двое подрались, и охране пришлось их разнимать! У одного вещь, у другого паспорт на нее, и я не представляю, как это разрешить! – Я тебя заберу! – Хорошо, но позже. Сейчас никак не выйдет. Я по договору не могу бросить клиента, понимаешь? А это всё затянется часа на два, не меньше. – Алиса… – Ой, мне пора! – Обещай, что сразу позвонишь! – Обещаю! – И уволишься к чертовой матери! – Но последнее Снежная уже не слышит, и я сердито запихиваю сотовый в карман брюк. К монахам такую работу! Слишком дорого она обходится здоровью Алиски! Мне это всё не нравится: мутные клиенты, забранное время, нервотрепка. Обходя и перепрыгивая лужи в направлении выхода со двора, я обещаю себе, что больше не отпущу Снежную на работу. Ей нужен покой и тепло. Положительные эмоции. Проводить время с Аней, в конце концов! Впереди дворовая развилка, и я оглядываюсь в поисках детского сада «Родничок». Соседка сказала, что он находится сразу же за соседним домом. Что ж, надеюсь, я правильно направляюсь. Навстречу идут мамочки с детьми. Проходит мимо бородатый папаша с сопливым пацаном, которого ведет за капюшон, и самокатом под мышкой. Чья-то бабушка ведет за руки внуков. Я вижу нужное здание, вхожу в ворота и невольно замедляю шаг, сунув руки в карманы куртки. Поднимаюсь на крыльцо, ощутив вдруг странное чувство неловкости, будто оказался в незнакомом мире. Никогда не бывал в подобных местах. Хоть бы не споткнуться об какую-нибудь мелюзгу. Но это чувство только усиливается, когда я толкаю дверь и оказываюсь внутри помещения с холлом и двумя коридорами. Встречаю детские запахи, голоса и стены, разрисованные космическими кораблями и почему-то жирафами. – Здравствуйте. Где здесь старшая группа? Эй, не подскажете? – спрашиваю у какой-то женщины, определенно сотрудницы сада, занимающейся в холле поклейкой стендов. – Фамилия воспитателя – Пятак Тая Валерьевна. – Прямо и налево. Хорошее направление, но я даже в этой четкой указке готов заблудиться. Ч-черт, сколько же здесь дверей! Наконец нахожу нужную и вхожу, сразу оказавшись в раздевалке со множеством шкафчиков. Здесь шумно. Шумят дети в группе, шумят в коридоре, и разговаривают две женщины у открытой двери. Чей-то ребенок прыгает по скамейкам со штанами на голове, а еще двое играют в догонялки – выскочив из игровой комнаты, с визгом пробегают по раздевалке и исчезают. Я оторопело застываю, понимая, что мне только что оттоптали ноги и этого не заметили. Зато меня замечают дамы, и обе поворачивают головы. – Э-м… – Здравствуйте, вы к нам, молодой человек? – обращается та, что постарше, и мне нужно что-то ответить. – К вам. Вы – Тая Валерьевна? – Я самая. А вы… – А я пришел за Аней. Ее мама не смогла – задержалась на работе. Женщина на секунду задумывается и окликает Аню из группы. Выбегает девочка, полненькая и светловолосая, совершенно мне не знакомая, и с любопытством смотрит на воспитателя. Затем они вместе смотрят на меня, но я мотаю головой. – Э-это не она. Не та Аня. – Так вы фамилию скажите. У нас три Ани. И что значит «не та»? М-да, вопрос на засыпку. Но прежде, чем я успеваю назвать фамилию Алисы, женщина протягивает в мою сторону руку и безапелляционно просит: – Молодой человек, могу я увидеть ваш паспорт? Иначе буду вынуждена попросить уйти. Я вижу вас первый раз. Это не проблема. Гораздо легче, чем ощущать себя дураком. И отодвинув полу куртки, я достаю из внутреннего кармана паспорт и передаю женщине. – Пожалуйста, вот. – Это мой папа! Он пришел за мной! Ничего странного. Наверняка подобные утверждения здесь звучат каждый день, и я не сразу понимаю, в чью сторону оно обращено. Но, конечно же, узнаю звонкий голос малышки Снежной, поэтому поворачиваю голову. Аня в платьице и колготках стоит на пороге игровой комнаты в обнимку с пандой и смотрит на меня знакомыми ярко-голубыми глазами. Она запыхалась от бега, темные волосы растрепались, а один хвостик снова сполз к плечу. Худенькая и прямая крошка-тростинка. Но я ведь не ослышался? – Ох, Руслан Ренатович, напугали вы меня, – тем временем улыбается женщина, возвращая мне документ. Я беру его непослушными пальцами. – Почему же вы сразу не сказали, что вам нужна Анечка Марджанова? Ваша девочка у нас новенькая, не удивительно, что я забеспокоилась. Хотя с моим опытом могла бы и догадаться, – отпускает смешок. – Вы так похожи! Что?.. Мне кажется, я и сам не слышу собственный голос, когда, глотнув сухим горлом, сипло выдыхаю: – К-как… вы сказали? Марджанова?! Воспитательница, только было успокоившись, вновь напрягается, а Анюта подходит ко мне и берет за руку. Смотрит серьезно в лицо, когда я поворачиваюсь к ней. – Папа шутит, Тая Валерьевна. Правда, пап? Это прикосновение малышки стоит двух ударов под дых. – Наверное… Женщина качает головой и возвращается к разговору с собеседницей, а я продолжаю стоять и смотреть на Аню. Подхожу следом за ней к одному из шкафчиков и вижу на нем свою фамилию. Всё еще ошарашенный новостью, наблюдаю, как ребенок Алисы… как моя дочь открывает шкафчик и достает свои вещи. Сев на скамеечку, кладет рядом игрушку и начинает самостоятельно одеваться, всё время поглядывая на меня. Невозможно, но… Господи, она и правда на меня похожа. Я опускаюсь рядом с ней на корточки. – Ты знала? – тихо выдыхаю. В раздевалке по-прежнему шумно, но мы сейчас слышим только друг друга. Анюта кивает немного застенчиво. – Когда? – не договариваю, но она понимает. – Когда ты пришел, и мама тебя назвала по фамилии. Ты мне сразу понравился. – Сколько тебе лет, Аня? – я протягиваю руку и беру в пальцы тонкое запястье. Спускаю их на теплую ладошку и сжимаю ее в своей. Анюта одевалась, но замирает. Смотрит серьезно, не отводя своих глаз от моих. – Пять. – А день рождения, знаешь? – Да. Шестнадцатое сентября. Я поднимаю руку и снимаю с ее хвостика резинку. Распускаю второй хвостик. Провожу ладонью по длинным волосам, по темной головке, обзывая себя последними словами. – Идиот… Чертов придурок! Как я мог не догадаться?! – Это плохие слова, пап. Их нельзя говорить. – Да, нельзя. Но я заслужил. Я притягиваю Анюту к себе и прижимаю к груди, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание и щиплет в глазах. От правды, от собственной глупости и от обиды… на одного бывшего друга. Целую дочь, узнавая ее запах и мягкость кожи, в эту секунду ясно понимая, что это мой ребенок. Мой! И ничего больше не будет прежним. И я не буду – не смогу. – Анечка, прости меня! – прошу, но просьба звучит слишком серьезно для ее детской души, и она молчит. Вместо ответа, обхватывает ручками мою шею и крепко прижимается к щеке, словно этим объятием прощает мне долгих пять лет отсутствия в ее жизни. Но я себе простить не готов, и откровение больно ворочает камни в душе, царапая совесть. Представляю, что чувствовала Алиса, когда я появился в их жизни и ничего не понял. Наблюдал за ее ребенком, не допустив даже мысли, что он может быть моим. Сказочный придурок, если не сказать хуже. Но я всегда был так далёк от подобного. Заботился, чтобы не было последствий. Настолько, что только теперь внезапно понимаю, зачем шесть лет назад ко мне приходила Алиса. А я еще понять не мог почему. Это было так на нее не похоже… Решил, что она захотела со мной порвать окончательно. Мы выходим с Аней из детского сада, а я все никак не могу спустить ее с рук. Так и несу их с пандой, не обращая внимания на лужи и накрапывающий дождь.