Часть 4 из 12 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Прокаркав со стены о злополучном
Прибытии Дункана, даже ворон.
Шекспир. Макбет.[3]
Мои комнаты были даже лучше, чем я могла себе представить, не говоря уже об апартаментах, в которых мне приходилось жить. Высокие окна выходили на западный фасад с балконом, из них открывался ошеломляющий вид на долину — он буквально выманил меня на балкон.
Я оперлась о каменную балюстраду и осмотрелась. Замок стоял так высоко, что казалось, будто мы находимся на одном уровне с лесом во владениях Дьедонне, за рекой Мерлон. Внизу, вдоль вьющейся ленты дороги, голые вершины деревьев волновались, точно серые облака. Балкон словно летел в золотистом воздушном просторе. К югу светились белые домики селения Субиру, похожие на блестящие игрушки.
Я обернулась. Миссис Седдон стояла, улыбаясь, у окна, скрестив пухлые руки под полной грудью.
— О, это... это чудесно! — сказала я.
— Да, красивое место, — отозвалась она материнским тоном. — Ну, конечно, многим не нравится жить в сельской местности. Я-то всю свою жизнь прожила в деревне. А теперь я покажу вам спальню, если вы пройдете со мной вот сюда.
Я последовала за ней через уютную гостиную к угловой двери, напротив камина.
— Комнаты сообщаются друг с другом, — объяснила миссис Седдон. — Они выходят или в этот коридор, или в такой же с южной стороны. Вы видели, что балкон идет вдоль всего дома. Эти комнаты в конце коридора были построены для детской, и все они сообщаются друг с другом. А вот и ваша спальня.
Спальня была еще уютнее и красивее (насколько это вообще было возможно), чем гостиная. Я сказала об этом миссис Седдон. Она с довольным видом улыбнулась, подошла к двери, которую я вначале не заметила, потому что, как и стены, она была отделана панелью цвета слоновой кости с золотом.
— Эта дверь ведет в ванную, с другой стороны находится спальня маленького Филиппа. У вас общая ванная комната. Надеюсь, ничего не имеете против?
В приюте Констанс Батчер нам приходилось выстаивать очередь, чтобы выкупаться.
— Нет, — ответила я, — не имею ничего против. Очень современно, правда? Ванная за панелями. Наверное, все привидения удрали отсюда, когда проводили водопровод и укладывали трубы. Правда, миссис Седдон?
— Никогда не слышала, чтобы в замке водились привидения, — степенно ответила миссис Седдон, — раньше здесь была кладовая, она занимала все свободное пространство между этими двумя комнатами. Потом половину отделили для ванной, а в другой половине сделали маленькую буфетную с электрической печкой, чтобы можно было кипятить чай для няни и готовить какао Филиппу на ночь. Вот она.
Приоткрыв дверь, она показала небольшую, безупречно чистую комнату, которая, казалось, служила и буфетной, и кладовой. За дверью были аккуратно расставлены и разложены вещи, необходимые в домашнем хозяйстве: пылесос, стремянка, щетки, тряпки, а рядом, среди продуманно расположенных встроенных шкафов и сверкающих стеклянными дверцами полок, находилась небольшая электрическая плита. Очевидно, на моем лице отразилось удивление, потому что миссис Седдон добавила:
— В этом крыле всегда находились комнаты для занятий, здесь вырос сам хозяин и его братья, а потом, понимаете, когда родился мистер Роул, здесь произвели изменения — со всякими электрическими штуками и всем прочим.
— Мистер Ро... Рауль? — спросила я.
— Да, хозяйский сын. Он живет в имении, которое они называют Беллвин. Это имение хозяина на юге.
— Да, я слышала об этом имении — Бельвинь. Но не знала, что у мсье Леона есть сын. Мадам де Вальми не сказала... вообще, она не очень-то много мне сказала. Я почти ничего не знаю об их семье.
Миссис Седдон внимательно посмотрела на меня. Казалось, она хотела что-то сообщить, но просто заметила:
— Да? Ну, думаю, вы сами скоро все узнаете. Понимаете, мистер Роул — не сын мадам. Она у хозяина вторая жена. Мать мистера Роула умерла двадцать лет назад как раз в это время, весной, когда ему было всего восемь. Шестнадцать лет назад хозяин женился во второй раз, и его нельзя за это осуждать. Понятно — в таком большом доме трудно жить одному. Но вообще-то, — словоохотливо продолжала миссис Седдон, пересекая комнату, чтобы поправить завернувшуюся портьеру, — в то время хозяин не особенно любил сидеть один в доме; понимаете, о чем я говорю? Они любили пожить весело, он и его старший брат, если верно все, что о них говорят. Но молодежи ведь надо перебеситься! Теперь-то наш бедный хозяин не может позволить себе такое, даже если бы очень захотел, а несчастный мсье Этьен погиб, упокой Господи его душу там, где нет ни мирских плотских мыслей, ни дьявольских искушений; по крайней мере, я надеюсь на это.
Она снова повернулась ко мне, немного задыхаясь от длинной речи. Во всяком случае, миссис Седдон явно не разделяла привычки мадам де Вальми держать свои мысли при себе.
— Хотите осмотреть весь дом или отложим это на будущее? Мне кажется, вы устали.
— Если можно, немного отложим.
— Как хотите. — Она снова взглянула на меня с хитринкой. — Послать к вам Берту помочь распаковать чемодан?
— Нет, спасибо.
Этот взгляд значил, что она отлично понимала: я не захочу, чтобы горничная инспектировала скудное содержимое моего чемодана. Я не обиделась; напротив, была ей благодарна.
— А где детская? — спросила я. — За спальней мсье Филиппа?
— Нет, его спальня — последняя в этом ряду, потом идет ваша спальня, за ней ваша гостиная, а уж потом детская. За этими комнатами расположены покои мадам, а комнаты хозяина за углом, над библиотекой.
— Ах да! У него ведь там лифт, верно?
— Да, мисс. Его устроили после несчастного случая. Это было... погодите-ка... в июне исполнится ровно двенадцать лет.
— Да, мне рассказывали об этом. А вы тогда были здесь, миссис Седдон?
— Ну конечно. — Она снисходительно кивнула. — Я приехала сюда тридцать два года назад, мисс, когда хозяин женился в первый раз.
Я присела на краешек кровати и с интересом взглянула на миссис Седдон:
— Тридцать два года? Но ведь это целая вечность, миссис Седдон. Вы приехали вместе с первой мадам де Вальми, правда?
— Да, верно. Она была из Нортумберленда, как и я.
— Значит, она была англичанкой? — удивленно спросила я.
— Да, конечно. Какая же это была прелестная девушка, моя мисс Дебора! Я служила у них в доме еще тогда, когда она была совсем ребенком. Однажды весной они встретились с хозяином в Париже и на следующий день уже были помолвлены, вот так! О, как это было романтично, настоящий роман! «Мэри, — сказала она (Мэри — так меня зовут, мисс), — Мэри, вы поедете со мной, правда? Тогда я не буду чувствовать себя такой одинокой», — так она сказала. — Миссис Седдон кивнула мне, привычно прослезившись в этом месте своего монолога. — Я тогда сама встречалась с Артуром (это мистер Седдон). Я вышла за него замуж и взяла с собой. Разве я могла позволить, чтобы мисс Дебора отправилась одна-одинешенька в чужие края к иностранцам?
— Конечно нет, — сочувственно заметила я.
Миссис Седдон лучезарно улыбнулась, скрестив руки под вздымающейся грудью, готовая продолжать этот разговор до тех пор, пока у меня хватит терпения слушать. Она производила впечатление человека, затеявшего любимую игру, но успевшего подзабыть ее правила. И если я была счастлива лицезреть ее добродушное английское лицо после угрюмых физиономий Альбертины и Бернара, миссис Седдон была не менее довольна возможностью поболтать со мной по-английски. И конечно, разговаривать с гувернанткой не считалось недопустимым, это ведь не «общение с прислугой». Скорее всего, и миссис Седдон не попала в мой проскрипционный список. Во всяком случае, я решила выведать у нее все что возможно.
— Ну а когда ваша мисс Дебби... умерла, — сказала я, — вы не вернулись в Англию? Почему вы остались, миссис Седдон?
Она не смогла внятно ответить на этот вопрос; но по ее пространным рассказам я составила себе более или менее ясное представление о том, что произошло. К тому времени отец мисс Дебби тоже умер, его дом был продан, а в замке Вальми миссис Седдон и ее супруг имели прекрасную работу, и хозяин высказал пожелание оставить их у себя... Я также догадалась, что благодаря мисс Деборе они заняли в доме такое положение, которого им вряд ли удалось бы достичь где-нибудь в другом месте; Седдон, которого я до сих пор видела только один раз, был чрезвычайно вылощен, вежлив и респектабелен; миссис Седдон была образцом полновластной и умелой домоправительницы; но ее голос и манеры, несмотря на все попытки казаться знатной дамой, выдавали простую и добродушную Мэри Седдон, дочь помощника садовника.
Я выслушала пространное описание мисс Деборы и ее домочадцев, ее отца, дома, пони, драгоценностей; свадьбы, свадебных подарков и гостей, почтивших своим присутствием свадебный пир. Когда мне показалось, что мы вот-вот перейдем (после замечания о том, как счастлива была бы матушка Дебби присутствовать на свадьбе, если бы тогда еще жила) к такому же подробному описанию туалетов, драгоценностей и всего прочего, принадлежавшего матери Дебби, а также ее свадьбы — по рассказам матери миссис Седдон, я решила, что пора вернуть мою собеседницу к событиям, которые произошли «в чужих краях у иностранцев».
— И кроме того, у мисс Дебби был сын, правда? Вы, конечно, остались здесь, чтобы смотреть за ним?
— Мистер Роул? — Она поджала губы. — Они наняли ему французских нянек. И он был очень спокойный ребенок, немного похож на мсье Филиппа, такой тихий и никогда никому не мешал. Ну кто бы мог подумать... — Она замолчала, немного задыхаясь, и покачала головой. — Да, мисс, что ни говори, а он все же наполовину иностранец.
В этом высказывании была вся суть сельской Англии. Слово «иностранец» прозвучало как окончательный приговор. Я с нетерпением ожидала продолжения, но, к моему крайнему раздражению, она добавила:
— Но уж я-то никогда не была сплетницей и не болтала чего не следовало. А теперь с вашего позволения мне надо заняться своими делами. Не буду мешать вам распаковывать вещи. И если что-нибудь понадобится, мисс, вам следует только обратиться ко мне или к Седдону и мы сделаем для вас все, что нужно.
— Большое спасибо. Как я счастлива, что вы здесь! — с наивным видом произнесла я.
Она, видимо, была польщена моими словами:
— Мне очень приятно это слышать, мисс. Но вы скоро почувствуете себя как дома и освоитесь. Когда я сюда приехала, то не знала ни слова по-французски, а теперь говорю быстро, прямо как они.
— Да, я слышала. Вы говорите просто чудесно. — Я встала и щелкнула застежками чемодана. — Тридцать лет — долгий срок, особенно вдали от родины. У вас никогда не возникало желания вернуться в Англию, например, когда мсье Леон снова женился?
— О, мы с Седдоном говорили об этом, — спокойно ответила она, — но у него характер легкий, нам понравилась новая мадам де Вальми, и она была нами довольна, поэтому мы решили остаться. И кроме того, еще с детских лет я страшно страдала от астмы; говорите что хотите, но все эти новоиспеченные средства — антигистические или антиистерические, бог знает как они там называются, — никуда не годятся. Дома у меня часто были ужасные приступы, а здесь все прошло, прямо чудеса. Правда, иногда еще случаются приступы, но они очень быстро проходят. Все дело в воздухе. Воздух здесь, наверху, очень здоровый и, главное, сухой.
— Да, конечно, воздух здесь чудесный.
— И потом, после того, как с хозяином это случилось, мадам даже слышать не хочет о том, чтобы нас отпустить. Понимаете, он терпеть не может всяких перемен.
— Я догадалась об этом во время разговора там, в холле. А у него... у него бывают сильные боли, миссис Седдон?
— Боли? Нет. Но у него бывают... дни, — загадочно сказала миссис Седдон. — Да и кто осудит его в таком положении?
— Конечно, неудивительно, если он иногда бывает подавлен.
— Подавлен? — Она с удивлением посмотрела на меня. — Подавлен? Хозяин?
Я не решилась сказать «у него расстроены нервы», потому что эти слова никак не согласовывались с впечатлением неудержимой силы и уверенности, которое производил Леон де Вальми.
— Да, подавлен. Ну, может, иногда испытывает... жалость к себе?
Миссис Седдон издала звук, весьма напоминающий фырканье:
— Чувствует к себе жалость? Только не он! Может, последние несколько лет он не такой любезный, как был раньше, но с ним все в порядке, мисс, можете быть уверены. Не такой он человек, чтобы травить себя мыслями о том, что останется инвалидом до конца жизни!
— Да, похоже на то. По правде говоря, когда беседуешь с мсье Леоном, забываешь, что он инвалид.
Я едва не прибавила: «Если сам не напомнит об этом».
— Верно, — миссис Седдон снова кивнула, — и он сам большей частью об этом забывает. Чего он только не может сделать с помощью этого электрического кресла; да еще лифт, телефоны в каждом уголке дома! А если нужно куда-то выйти, у него есть Бернар. Но время от времени что-то напоминает ему, и тогда...
— А что именно? — сказала я, вспоминая сцену в холле.
— Бог его знает. Может быть, не выспится как следует или ему сообщат, что где-то, куда он не может пойти сам и проследить, как выполняются его распоряжения, не все в порядке — работа не сделана или сделана небрежно; или нужно что-то предпринять, а у него нет денег; или мистер Роул...
Как и в прошлый раз, она умолкла, произнеся на свой лад это имя. Я терпеливо ожидала продолжения. Она без всякой необходимости поправила подушку на стуле и неопределенно сказала: