– Князя Пожарского, – хмыкнул Аким. – А говоришь, не боярин! Событие пятьдесят девятое Рынок был огромен и шумен. В Нижнем было гораздо спокойнее. Восточный колорит сказывался. Прямо у входа торговали животными. И взгляд Петра сразу упёрся в верблюдов. Надо их купить, ведь верблюжья шерсть всяко лучше овечьей, решил княжич. В сопровождении татарина и двоих стрельцов он направился к торговцу. Продавец был ногай. Он с большим трудом понимал по-русски, и вмешательство Акима дело спасло. – Аким, если я куплю верблюдов и найму корабль до Вершилова, согласишься ли ты сопроводить верблюдов? – Плыть на корабле с верблюдами или без верблюдов, какая разница? – философски заметил мастер. – Скажи, хозяин, сколько у тебя всего верблюдов и почём ты их продаёшь? – обратился Пётр к ногаю. После перевода и длительного торга удалось купить шестерых верблюдов (двух самцов и четырёх самок) за пятьдесят рублей. Договорились, что через пару часов продавец пригонит животных на пристань и найдёт там три корабля с Андреевскими флагами. Княжич решил на центральной мачте каждой ладьи укрепить флагшток и вывесить Андреевский флаг. Пусть страна привыкает. Раз купил верблюдов, решил Пожарский, нужно и арабских скакунов посмотреть. Пётр рассказал Акиму про желание развести арабских лошадей. – Пойдём, посмотрим, Пётр Дмитриевич, лошади чуть дальше… – Татарин уверенно повлёк их по торгу. Арабские скакуны были. Два жеребца игреневой масти и серая кобылка. Просил, скорее всего, туркмен, за них огромные деньги: за каждого по тридцать рублей. Один раз живём, решил Пётр. – Приводи через два часа на пристань к кораблям, что с белым флагом, на котором нарисован синий косой крест. Это все твои лошади, больше арабских скакунов нет? – Есть ещё один жеребец, но он не продаётся, я купил его для себя. На рубли получилось сотня, – похвастал простодушный скотовод. Наивный. – Двести рублей, если приведёшь всех четверых, – предложил княжич. – Я же сказал, что он для меня. Себе покупал! – внезапно решил упереться торговец. – А ещё я куплю пять кобыл, если ты привезёшь их до зимы в Вершилово. Это село рядом с Нижним Новгородом. Всех пятерых за двести рублей. – Но ведь я покупал этого жеребца для себя, он мне как друг! – почти плакал торговец. – И ты в подарок получишь горшок волшебного масла, которое я продаю за десять рублей, – дожал его княжич. – Хорошо, я приведу коней через два часа, – сдался лошадник. – Ты богатый человек, княжич! Откуда у тебя столько денег? – не выдержал и полюбопытствовал Аким, когда они пошли дальше по рядам. – Приедешь в Вершилово, сам узнаешь. У меня много чего в деревне производят, чего нет нигде. И всё это я продаю очень дорого. Увидишь. Дальше был рынок рабов. Пётр даже опешил. Он-то думал, что это где-то там, в Стамбуле творится, а вот нате вам. Ближайший к нему торговец людьми был казаком, и торговал он молодыми турчанками. Казак заставлял девушек раскрывать халаты и всем приценивающимся показывал их прелести. Для Петра это было слишком. – Сколько ты хочешь за всех четверых? – поинтересовался Пожарский у казака. – Двадцать рублей, – подмигнул княжичу донец. – Это девки из гарема турецкого купца, мы его на Каспии побили. За зипунами ходили. Ещё есть охранники его и гребцы, не интересуешься? Нет, спасибо, – остановил рабовладельца Пётр. – Придёшь через два часа на пристань, там будут три корабля под белым флагом с синим косым крестом. – Зачем ты купил этих женщин? – поинтересовался Аким, когда они отошли от казака. – Ты хочешь завести гарем? – Да нет, что ты, – смутился Пожарский, – просто жалко девушек стало. Возьми себе в жёны одну, ту, что справа стояла, она постарше и подороднее остальных, – вдруг предложил он Акиму. – Но у меня нет таких денег, – развёл руками татарин. – Это подарок. Остальных пусть староста поселит пока в моём тереме. Ну да я ему грамотку напишу. – Благодарствую, Пётр Дмитриевич. Только эта женщина вряд ли умеет ухаживать за коровами. – Ну, на первое время наймёшь служанку в Нижнем Новгороде, пусть она её всему обучит. Так берёшь? – Девка красивая, спасибо, княжич! – Аким низко поклонился. Ещё они купили одного пленного ногая. Продавец уверял, что он лучший стрелок из лука на свете. Купили и десять замечательных составных луков. А через два часа всё это доставили к кораблям. Пётр только успел отправить подьячего нанять корабль, что перевезёт все покупки до Вершилова. Торговец лошадьми оценил масло. Он забрал после пятиминутной торговли все оставшиеся восемь горшков за пятьдесят рублей. Так что четыре арабские лошадки обошлись всего в сто пятьдесят рублей. Ерунда, наторгуем. Ещё через час отчалили. Нужно было спешить, чтобы до темноты отплыть подальше от города. Жеребец был и вправду красавец, вороной, гораздо массивнее остальных. – Эта порода называется кохейлан, – сообщил туркмен. Событие шестидесятое На них напали под утро, на второй ночёвке после Казани. Маленькая флотилия уже вошла в Каму и даже продвинулась по ней на несколько вёрст. Кама в устье своём была река величественная. Без компаса или опытного кормчего и заблудиться можно. Не видно противоположного берега, и сразу стало понятно, что спускаться вниз по Волге и подниматься вверх по Каме – это две большие разницы. Пристали к левому берегу Камы, там, где в неё впадает речка Актай. Ну, это так кормчий сказал, ни одного указателя Пётр не заметил, разумеется. Вот, кстати, идея. Нужно будет, как вернёмся, указатели на дорогах поставить, эта – на Нижний Новгород, эта – на Балахну. Пусть народ читать учится. Место Петру сразу не понравилось. На опушке леса. Из того леса можно по кустам почти к самому лагерю подойти. Пётр поделился своими опасениями с сотником Малининым. И был услышан. Среди кустов выставили два дополнительных поста. Повечеряли, и народ начал укладываться. Весна ещё была не настоящая, ночью подмораживало, поэтому наломали лапника, свалили несколько сухостоев, запалили костры. Пётр заснул быстро, но после полуночи замёрз и встал, чтобы поближе к костру перебраться. Попытался снова улечься, но сон не шёл. Плюнув на него, княжич пошёл проверить посты в кустах. Неспокойно что-то было на сердце. В одном дозоре сидели его знакомец Иван Пырьев и нижегородский стрелец Фома Гужев. Обменялись приветствиями шёпотом, и княжич поинтересовался, не встревожены ли птицы. И оказалось, что сороки трещали несколько раз. Неспроста. – Иди-ка, Иван, подними Малинина, и пусть он сюда срочно десяток с арбалетами пришлёт. Если тревога ложная, то на ладье позже выспимся… – И княжич стал осторожно пробираться к следующему дозору. Эти стрельцы были из старожилов и тоже не зря восемь месяцев учились у княжича передовой воинской науке. – Сороки стрекочут, – сообщил десятник Борода, – или волки, или двуногие волки. – Я Пырьева уже послал десяток с арбалетами к тому дозору на помощь звать, – успокоил стрельца княжич. – Вот что сделаем. Пойду я, всех подниму. Вы тут тихо сидите, если что, отходите к лагерю. Пожарский юркнул сквозь кусты и, перебежками вернувшись в лагерь, стал незамедлительно поднимать стрельцов. Вооружались только арбалетами, так как огонёк фитиля у мушкета может спугнуть незваных гостей, а проверка боем его отряду не помешает. Собрались, вооружились, подползли к кустам, заняли позиции, а противника всё нет и нет. – Зря всполошились, – решил попенять ему Малинин, который формально всё же являлся старшим в отряде. И в это время началось. Ночь была пасмурной, светать ещё не начинало, так что видимость была от силы сажень пять. Стрельбу открыли сразу оба дозора. Нападающих было много, даже очень много. Если бы было светлее и не попадись им выученный генерал-лейтенантом десантных войск отряд, успех, без сомнения, был бы на стороне разбойников. Только сложилось так, как сложилось. Первый залп из сорока двух арбалетов изрядно проредил нападавших. На свету разбойники поняли бы, что добыча им не по зубам, но было ещё очень темно, первые несколько секунд никто ничего понять не мог, потом долго решали, бежать вперёд или назад. И в это время нападавших накрыл второй залп. Ещё сорок два болта по остановившимся татям. Тетивы вжикнули, и опять несколько секунд ушло на перезарядку. Теперь нападающие находились в панике: кругом замертво падают их товарищи, а кто и откуда ведёт огонь, не слышно, как не слышно и выстрелов. – Не стрелять! – крикнул Пожарский. – Я – князь Пожарский, сдавайтесь! Подняли немедленно руки и выбросили оружие! Подействовало. Почти. Несколько человек ломанулись к лесу и были остановлены арбалетными болтами. Остальные подняли руки. – Малинин, сдавшихся вязать – и к костру. Борода, со своим десятком добьёшь раненых. – Пётр осмотрелся. – Пырьев, Гужев, за мной, к лесу, зигзагом бегом. Лагерь разбойников был разбит в полуверсте от стоянки Пожарского, на большой лесной поляне. В нем находилось всего пять человек, троих сразу срезали из арбалетов, в остальных метнули ножи. Добили раненых. Ну, вроде и всё. На душе у Пожарского птички радостно пели: не потерял никого из своих, значит, не зря учил столько месяцев. Ещё несколько лет и десяток боёв, и настоящий спецназ будет. Суд начался, когда полностью рассвело. К Петру подвели высокого, по их меркам, татарина в дорогих одеждах, халат так вообще шёлком крыт. – Кто таков? – поинтересовался княжич у арестованного. – Это ты кто такой и где князь Дмитрий Михайлович? – Татарин зло водил глазами вокруг. Я Пётр Дмитриевич Пожарский, сын князя Дмитрия Михайловича, – спокойно выдержал его зыр канье бывший генерал. – Теперь твоя очередь. Я князь Баюш Разгильдеев, – гордо выпятил грудь татарин. – Ты православный? Кто тебе грамотку на княжий титул давал, самозванец какой? – Я крещёный. А грамотку мне давал отец твой с князем Трубецким, когда отбил я нападение ногайских татар на Самару.