Нита опустила голову и сглотнула. Ее руки дрожали, но она сказала себе, что это из-за адреналина, все еще циркулирующего в организме после погони за Фабрисио. – Пожалуйста, я ничего не скажу, – рыдал под Ковитом агент МПДСС. Ковит небрежно протянул руку и ухватил мужчину за челюсть, цокнув языком. – Хватит. Сейчас никто не поверит ни единому твоему слову. Затем он слегка ткнул агента плечом в спину, заставив того закричать. И пока его рот был открыт, протянул другую руку и проткнул ему язык своим ножом. Голова Ниты дернулась в сторону, чтобы не видеть произошедшее, но крик, бульканье и приглушенное «маххх тунххх», вырвавшееся из горла агента, говорили сами за себя. Ковит тихо зашипел, а по руке Ниты побежала дрожь, распространяясь по всему телу подобно болезни. «Ты хочешь, чтобы я вырвала ему язык, Нита? – Голос матери эхом отозвался в ее памяти, такой ясный, словно она была здесь и говорила о том, как изувечить Фабрисио. – В другой комнате у меня есть плоскогубцы». – Нита? – голос Ковита прозвучал резко. – Посмотри на меня. Она судорожно вздохнула и посмотрела. Его лицо было красивым, каждая волна боли, проходившая через него, заставляла его кожу сиять здоровьем, и волосы выглядели уже не такими тусклыми. Ковит поднял окровавленную руку и убрал сбившиеся пряди темных волос с лица – кровь пригладила их, будто гель для волос. – Этот человек должен умереть, – произнес он тихо, но твердо. – Скажи мне, что понимаешь это. – Понимаю, – но ее голос звучал слишком неуверенно. Ковит поджал губы. – Ты это спланировала. Ты знала о рисках. Я неоднократно спрашивал тебя, уверена ли ты, что хочешь это сделать, понимаешь ли ты возможные последствия, если план провалится. Каждый раз ты отвечала мне «да». Так она и отвечала. Разве могло что-то пойти не так? Но это было глупо. Ни один ее план, составленный здесь, пока еще не увенчался успехом. Агент МПДСС снова с бульканьем закричал, и что-то хрустнуло, как ломтик сельдерея. Крик стал громче. Он начал умолять, тихо хныча, прося сохранить жизнь, но больше не мог произносить слов. Нита сглотнула. – Я… Просто… Давай убьем его и покончим с этим, если у нас нет другого выбора. Повисла тишина, а потом Ковит прошептал так тихо, что она едва его расслышала: – Я голоден. Желудок Ниты сдавило спазмом. Она не могла смотреть на Ковита. – О. – Он все равно умрет, – голос Ковита стал громче. – Так что я могу получить от него свою порцию еды. Нита сглотнула и кивнула, но все еще не могла заставить себя посмотреть на него. Водитель захныкал и возобновил борьбу. Ковит зарычал и вывернул ему руку так, что раздробленная кость разорвала кожу и выскочила наружу. Крика оказалось достаточно, чтобы Ниту передернуло. Она лежала в своей камере без сил, слушая крики Миреллы; усилия, с которыми та выталкивала из себя звук, разрывали ей горло, и наконец вопли превратились в кровавое бульканье. Нита выдернула себя из этих воспоминаний. – Я… Мирелла закричала, громко и резко, чуть безумный смех Ковита наложился на крик, и это походило на извращенную симфонию. Нита вскинула руку и схватилась за голову. Она могла согласиться на убийство. Делать нечего. Он видел их лица. Но это не входило в план, и Нита чувствовала себя более чем просто отвратительно из-за происходящего, но изменить ситуацию уже не могла. Но пытки – это уже другое. Лицемерка. Ты просила Ковита о помощи из-за его способностей, а теперь, когда он ими воспользовался, вдруг решила проявить свою чувствительность. Что-то тяжелое и болезненное запульсировало у нее в груди. Человек на земле плакал, его тело было вывернуто и сломано. Ковит постоянно сотрясался от потоков боли, но лицо его оставалось отстраненным. Нита закрыла глаза, пытаясь заглушить крики Миреллы из воспоминаний. – Я… я подожду в сарае. Приходи, когда закончишь. Она отвернулась, прежде чем Ковит успел увидеть выражение ее лица. Нита не знала, как оно выглядело, но понимала: он его видеть не должен. Она быстро ушла, так быстро, насколько могла, не переходя на бег. – Нита, постой, подожди. Внезапно раздался хруст, и плач усилился, следом послышался мучительный вой. Нита украдкой взглянула туда и сразу пожалела об этом. Ноги мужчины оказались переломаны. Теперь он никуда не смог бы убежать. Нита зажмурилась и постаралась выжечь этот образ из памяти. Ковит подошел к ней, хмурясь. – Ты в порядке? – Да, все отлично. – Нита отвернулась. Поколебавшись, он шепотом спросил: – Ты меня боишься? Нита медлила слишком долго, и на его лице одновременно отразились мягкость, искренность и уязвимость, прежде чем вернулся убийственный «покерфейс». – Нет, – слишком поздно произнесла Нита. Он долго молчал, затем сказал: – Тебе не нравится, что я ем. – Не нравится, – признала Нита. – Ты считаешь это злом. – Конечно. Даже ты не станешь этого отрицать. Она смотрела на Ковита, ощетинившись, защищаясь, хотя и сама не могла объяснить почему. – Зачем ты давишь на меня? – сорвалась она. – Ты помешал мне досмотреть то видео, потому что и так знал это! Он провел рукой по волосам. – Прости. Ты права. Мне не следовало бы… Я не хотел, чтобы ты увидела это. – Взгляд его метнулся к корчившемуся на земле телу. Ковит тяжело сглотнул. – Я просто нервничаю. А от еды мне становится легче. – Как и от обычной еды, – сухо ответила она. – Ты сравниваешь истязание людей с поеданием мороженого при плохом настроении. Он ощетинился. – Только не говори мне, что не залезла бы в грудную клетку этого человека и не вырвала бы его органы, окажись на моем месте. Нита вздрогнула. – Фабрисио сбежал и может на нас донести. Через несколько часов я встречусь с Генри, и он вполне может решить приговорить меня к смерти через МПДСС. К тому же я голоден. Разве мне нельзя насладиться гребаной последней трапезой? Но все обстояло иначе. Способ, которым он получал еду для утешения, оказался более чудовищным, чем преступление, так взволновавшее его. – Я не понимаю, зачем так усложнять эту историю с Генри, – огрызнулась она. – Почему ты просто не можешь замучить и убить его? Он активно пытается вернуть тебя себе или вернуть в лапы мафии. Я не могу придумать более достойного кандидата для пыток кроме, может быть, Фабрисио. – Мне жаль, что я не могу убить человека, который воспитывал меня десять лет, только для твоего удобства, – прорычал Ковит, скривив рот, голос его источал сарказм. – Это не… – Нет. – Он прищурился, а тон внезапно стал ледяным. Нита широко раскрыла глаза и отступила назад – инстинкт самосохранения заставил ее отпрянуть. – Ты не должна этого делать, Нита. – Чего делать? – Судить меня за то, что я не хочу его убивать. Осуждать меня. Тебе неприятно, что я вырвал незнакомцу язык. Тебе, взорвавшей целый рынок! Тебе, заманившей незнакомцев в здание, чтобы убить! Но у тебя есть какая-то праведная ярость из-за того, что я не буду убивать человека, который был мне как отец?