В те дни Пёрл казалось, будто весь мир пропитан сексом; всё истекало сексом, как грязным медом. Даже в новостях сплошной секс. В “Тудей шоу” ведущий обсуждал слухи о президенте и пятнах на синем платье; ходили истории еще похабнее, про сигару и куда ее совали. Школы по всей стране отряжали соцработников “помочь молодежи справиться с услышанным”, но в коридорах средней школы Шейкер-Хайтс царила не трагедия, а веселье. Какая разница между Биллом Клинтоном и молотком? Молоток трахнет по пальцу, а… Временами Пёрл казалось, что вся страна разыгрывает эпизод Джерри Спрингера. Что будет, если скрестить Теда Казински[43] с Моникой Левински? Взрыв в пещеристом теле! В перерывах между математикой, биологией и английским школьники восторженно обменивались анекдотами, как бейсбольными карточками, и с каждым днем анекдоты становились откровеннее. Какие сигары в Овальном кабинете? Ребристые и со смазкой. Или: Мистер Клинтон, каким образом ваш орган оказался во рту мисс Левински? Методом научного тыка. Пёрл краснела и делала вид, будто все это уже слышала. Все так беспардонно произносили слова, которые она не смела даже прошептать. Все чутко улавливали намеки. Подозрения Пёрл подтверждались: видимо, все знают о сексе больше, чем кажется, – все, кроме нее. В таком вот настроении Пёрл в середине февраля одиноко шагала к дому Ричардсонов. Иззи на Уинслоу – разглядывает контрольки, подравнивает отпечатки, упивается вниманием Мии, дарит Пёрл свободу. Сплин провалил тест по “Джейн Эйр” и остался после уроков переписывать. Мистер и миссис Ричардсон на работе. А Лекси, конечно, занята. Пёрл проходила мимо ее шкафчика, Лекси сказала: “Пока, мы с Брайаном… потусим”, и в воображении Пёрл все туманное нечто, клубившееся в воздухе, ринулось заполнять эту паузу. Пёрл еще размышляла об этом, когда добралась до Ричардсонов и обнаружила, что дома один Трип – растянулся на диване в солярии, длинный и тощий, на подушке раскрыт учебник математики. Кеды Трип сбросил, но остался в белых носках, и почему-то Пёрл это умилило. Месяц назад она бы срочно ретировалась, не стала бы навязываться, но, конечно, любая другая девчонка велела бы Трипу подвинуться и плюхнулась рядом на диван. И поэтому Пёрл осталась, шатко балансируя на грани решения. В доме они были одни; возможно что угодно, подумала она, и эта мысль опьяняла. – Эй, – сказала Пёрл. Трип поднял взгляд и ухмыльнулся. – Эй, ботаник, – сказал он. – Иди сюда, помоги человеку. Он сел и сдвинулся, освободил место, подтолкнул к ней тетрадь. Пёрл прочла задачу, остро чувствуя, что их с Трипом коленки соприкасаются. – Так, тут все просто, – сказала она. – Чтобы найти “икс”… Она склонилась над тетрадью и начала исправлять, а Трип смотрел. Пёрл всегда казалась ему крохотной мышкой, симпатичной даже, однако не из тех, о ком он помногу думал, – ну, за пределами океана подростковых гормонов, в котором достойно взгляда любое существо женского пола. Но сегодня Пёрл была какая-то не такая – держалась иначе. Глаза живо блестят – они всегда так блестели? Пёрл отбросила прядь с лица, и Трип прикинул, каково коснуться этой пряди – нежно, точно птицу погладить. Тремя быстрыми штрихами Пёрл набросала задачу – поперек, вниз, затем синусоида, – и Трип вдруг подумал о губах, и о бедрах, и о других изгибах. – Понятно? – спросила Пёрл, и Трипу, к его изумлению, оказалось понятно. – Эй, – сказал он. – А ты умеешь. – Я много чего умею, – ответила она, и тогда он ее поцеловал. Опрокинул ее спиной на диван, смахнув учебник на пол, возложил руки ей на рубашку, а потом под рубашку – Трип. Но вскоре выбралась из-под него и за руку отвела его в спальню – Пёрл. В толком не убранной постели Трипа, в спальне Трипа, где на полу валялась вчерашняя рубашка, и не горел свет, и полузакрытые жалюзи исполосовывали их тела солнцем, она подчинилась инстинкту. Словно впервые в жизни мысли выключились, а тело двигалось само по себе. Мялся Трип – неловко возился с застежкой лифчика, хотя наверняка за всю жизнь расстегнул их немало. Пёрл это поняла – и правильно сделала – как нервозность, знак того, что эта минута ему важна, и это ее тронуло. – Скажи, когда надо остановиться, – попросил он, а она сказала: – Не надо. Миг, настав, полыхнул болью, телесностью их обоих, его веса, навалившегося на нее, ее коленей, обхвативших его бока. Все случилось быстро. Наслаждение – ну, в тот раз – для нее пришло потом, когда он мощно содрогнулся и рухнул, лицом вжался ей в шею. Вцепился в нее, будто во власти невероятной, неотвязной нужды. Ее это восторгало – что они сейчас сделали, как она на него действует. Она поцеловала Трипа в краешек уха, и он, не открывая глаз, сонно ей улыбнулся, и на миг она вообразила, каково это – засыпать подле него, открывать глаза подле него каждое утро. – Просыпайся, – сказала она. – Скоро придет кто-нибудь. Они быстро, молча оделись, и вот тогда Пёрл смутилась. А мать догадается? Пёрл теперь выглядит иначе? Все посмотрят и по лицу поймут, что она сделала? Трип кинул ей футболку, и Пёрл натянула ее на голову, внезапно робея его глаз, что ощупывают ее тело. – Я пойду, – сказала она. – Погоди, – сказал Трип и нежно высвободил ее волосы из-под ворота. – Так-то лучше. Они застенчиво друг другу улыбнулись и оба отвели глаза. – До завтра, – сказал Трип, а Пёрл кивнула и выскользнула за дверь. * * * В тот вечер Пёрл наблюдала за матерью с опаской. Снова и снова смотрела на себя в зеркало ванной и вполне убедилась, что невооруженным глазом никаких перемен не видно. Если перемены и произошли – а Пёрл одновременно казалось, что она осталась прежней и стала совсем иной, – то внутри. И все равно от каждого взгляда Мии она каменела. Поужинав, сразу ушла к себе, сказала, что у нее полно уроков, – хотела все обдумать. А они с Трипом теперь встречаются? Непонятно. Он ее использовал? Или – мысль озадачивала – это она использовала его? При следующей встрече ее будет тянуть к нему по-прежнему? При следующей встрече он сделает вид, будто ничего не было, – или, хуже того, рассмеется в лицо? Про себя Пёрл проигрывала случившееся посекундно: каждое движение рук, каждое слово, каждый вздох. Поговорить с Трипом или подождать, пока он отыщет ее сам? Все эти вопросы вертелись у Пёрл в голове всю ночь, и утром, когда за ней зашел Сплин, она не смотрела ему в глаза. Весь день Пёрл изо всех сил жила как ни в чем не бывало. Не поднимала головы от тетрадей; не поднимала руку. Под конец каждого урока собиралась с духом на случай, если в коридоре наткнется на Трипа, репетировала, что скажет. Так и не наткнулась и после каждой перемены заходила в класс, вздыхая с облегчением. Сплин замечал, что она притихла, и гадал, не расстроена ли она чем. Вокруг гудела неизменная школьная суматоха, а после школы Пёрл ушла домой, отговорившись тем, что неважно себя чувствует. Какой бы ни вышла следующая встреча с Трипом, Пёрл не хотела столкнуться с ним на глазах у Лекси и Сплина. Мия тоже заметила, что Пёрл необычайно тиха, встревожилась, не заболевает ли дочь, и отправила ее спать пораньше, но Пёрл пролежала без сна за полночь, а поутру, выйдя умываться, увидела темные круги под глазами и уверилась, что Трип больше на нее и не взглянет. Но под конец дня Трип явился к ее шкафчику. – Чем занимаешься? – спросил он почти застенчиво, а она вспыхнула, прекрасно понимая, о чем он спрашивает. – Тусуюсь просто, – ответила она. – Со Сплином. – Она повертела диск замка, туда-сюда, и решила, что снова будет храброй. – Или у тебя идея получше? Трип пальцами провел по синей краске дверцы. – А мать твоя дома? Пёрл кивнула: – И Иззи там же. Оба про себя перебрали варианты – наедине нигде не остаться. После паузы Трип сказал: – Я, кажется, знаю место. Он выудил пейджер из кармана и достал из сумки четвертак. Пейджеры запрещались в школе строго-настрого, отчего ими обзавелись все крутые ребята поголовно. – Подожди меня у таксофона, ладно? И бегом он кинулся прочь, а Пёрл собрала книжки и захлопнула шкафчик. Сердце колотилось, будто она маленькая и играет в салки – только непонятно, убегает или догоняет. Она срезала через Эвакуацию и вышла к парадным дверям, где у дверей зала висел таксофон. Трип как раз вешал трубку. – Кому ты звонил? – спросила Пёрл, и Трип вдруг сконфузился. – Знаешь Тима Майклза? – сказал он. – Мы в футбол играем с десяти лет. У него родители приходят домой только в восемь, и он иногда водит девчонок в подвал, в комнату отдыха. Он умолк, и Пёрл поняла. – А иногда разрешает тебе? – спросила она. Трип покраснел и шагнул ближе – она почти очутилась в его объятиях. – Очень давно, – сказал он. – Теперь я хочу туда водить только тебя. Он пальцем погладил ей ключицу. Вышло так на него непохоже и так пылко, что Пёрл чуть не поцеловала его прямо на месте. Тут у него в руке зажужжал пейджер. Пёрл увидела только цифры, но для Трипа они что-то значили. Школьники, у которых были пейджеры, общались шифром, составляли послания из цифр. “МОЖНО Я К ТЕБЕ?” – вбил Трип в таксофон, и Тим, переодеваясь в раздевалке перед баскетбольной тренировкой, глянул на жужжащий пейджер и задрал бровь. Он как-то не замечал, чтобы у Трипа завелась новая телка. “ОК КТО ОНА”, – ответил он, но Трип предпочел не отвечать и кинул пейджер в карман. – Он говорит, нормально. – И Трип подергал Пёрл за ручку сумки. – Ну что? Пёрл внезапно поняла, что ей плевать, какие девушки приходили туда раньше. – Ты на машине? – спросила она. Они уже подошли к задней двери Тима Майклза, и тут Пёрл вспомнила про Сплина. Сплин будет гадать, куда она подевалась, почему не встретилась с ним в естественно-научном крыле, как обычно, не ушла вместе с ним из школы. Он подождет, а потом направится домой, но и там ее не будет. Придется как-то с ним объясняться, подумала Пёрл, и тут Трип достал запасной ключ из-под коврика, Трип открыл дверь и взял Пёрл за руку, и Пёрл забыла про Сплина и шагнула в дом. – Мы с тобой встречаемся? – спросила она потом; они лежали на диване в комнате отдыха Тима Майклза. – Или это просто так? – А ты что, хочешь мою футбольную куртку? Пёрл засмеялась: – Нет. – И посерьезнела: – Я хочу понимать, во что ввязываюсь. И встретилась взглядом с глазами Трипа – покойными, и ясными, и темно-карими. – Я ни с кем больше встречаться не планирую. Ты об этом? Она никогда не видела в нем такой искренности. – Ладно. Я тоже. – После паузы она прибавила: – Сплин психанет. И Лекси. И вообще все. Трип поразмыслил. – Ну, – сказал он, – мы не обязаны всем объявлять. Он наклонил голову, и они боднули друг друга лбами. Совсем скоро, понимала Пёрл, надо будет встать, одеться и опять выйти наружу, в мир, где такая куча других людей. – Я не против быть тайной, – сказала она и поцеловала его. * * *