Стыд от того, что она снова разочарует Уну, вероятно, сломает ее. Рен не сможет попрощаться и не сказать правды. А правду ей говорить точно не стоило. На протяжении многих лет Уна закрывала глаза на множество ее проступков – уклонение от ответов и неподчинение приказам, – но дезертирство наверняка станет последней каплей. Как бы ни было больно, ее единственный вариант – ускользнуть незамеченной. Прежде чем прозвенел колокол, ознаменовав часы посещения, Рен переоделась в гражданскую одежду: плиссированное платье, дорожную накидку с меховой подкладкой, ботинки и коричневые кожаные перчатки – и упаковала сумки, полные медикаментов и теплой одежды. Закончив, она прокралась по темным коридорам и вышла во внутренний двор, за которым наблюдали только убывающая луна и изможденные силуэты деревьев, согнувшихся, как старухи. Если бы Рен вышла через главные ворота, то привлекла бы слишком много внимания, поэтому она решила пойти другим путем. Она перебросила сумки одну за другой через стену внутреннего двора, морщась от глухих ударов. Она сосчитала до десяти, но никто не пришел на шум. Как сбежавший ребенок, Рен взобралась по шаткой решетке из плюща и перевалилась через стену. Она приземлилась на землю с другой стороны, удар ощутимо отозвался в коленях. Впрочем, у нее слишком кружилась голова от нервов и вкуса свободы, чтобы зацикливаться на боли. Больше никакого удушья от благовоний. Больше не нужно ждать, пока кто-то другой решит ее проблемы. Больше никаких призывов к терпению. Судьба находилась в ее руках. Здесь, снаружи, все словно замерло. Заснеженные поля простирались на многие мили, посеребренные тусклым лунным светом, вдалеке виднелись только громоздкими черными очертаниями Нокейна. Ветер свистел в башнях аббатства. Холод пробрался под плащ, вонзил челюсти в кости. Он распространялся по конечностям медленно, как гниль, и если бы она оставалась неподвижной слишком долго, то наверняка замерзла насмерть. Это была ночь, созданная для того, чтобы согреться, – такую ночь Рен и Уна могли бы провести в пабе, напившись глинтвейна в компании друг друга. Она отогнала эти мысли. Размышления о том, чего у нее больше не было, не принесут ничего хорошего. Взяв сумки, она направилась к дороге. От ее дрожащих выдохов лицо обдавали облачка пара, которые рассеивались под порывами ветра. Рен могла поклясться, что в снежных завитках видела лица, неясные в темноте. Однако на дороге не было ничего, кроме ночи и шепота полузамерзшей травы на ветру. Никого, кроме нее, путешествующей при холодном свете луны – и далеком свете фонаря, бросающего на снег оранжевый свет. Ее повозка. И все же Рен не могла избавиться от неприятного ощущения, что за ней следят. «Это всего лишь паранойя», – убедила она себя. Даже звезды не наблюдали за ней сегодня вечером. Однако она четко слышала ритмичный хруст шагов по снегу, идеально совпадающий с ее шагами. Нет, это не паранойя. Кто-то шел за ней по пятам. – Рен? Она узнала бы голос Уны где угодно. Рен хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила ее целиком. Конечно, Уна перехватила ее. Конечно, она все испортит. Превратив все свои аргументы в оружие, Рен повернулась к ней. Но каждое резкое слово растаяло у нее на языке, когда она увидела Уну, стоящую в белом сиянии луны. Рен ценила ее больше, чем собственную жизнь, и сейчас Уна смотрела на нее так, будто она сделала что-то ужасное. Как будто она специально причинила ей боль. Как будто она могла это сделать. – Уна… – Продолжим идти? – равнодушно спросила она. Рен ожидала гнева или, возможно, враждебности. Но безучастность напугала ее куда больше. Не дожидаясь ответа, Уна взяла одну из сумок и продолжила идти вниз по дороге. Медали на безупречном черном мундире мерцали холодно, как иней. – Тебя не было на часах посещения. – Похоже, я забыла. Уна раздраженно вздохнула. – Что ты делаешь, Рен? Рен сокрушенно обвела рукой поле вокруг них. – Э-э… вышла погулять? – Точно. – Уна перевела взгляд с сумки Рен на ее гражданскую одежду. Словно обращаясь к испуганной лошади, она сказала: – Я слышала, что случилось. Мы можем поговорить об этом. – Что ты слышала? – Рен старалась казаться беззаботной, устремив взгляд прямо перед собой. – Королева не должна была переводить тебя из аббатства. И как только поймаю Кавендиша, я прослежу, чтобы она прислушалась к голосу разума. Она восстановит тебя в должности и возобновит расследование. Вместе мы выясним, что произошло с Байерсом. – Но что, если ты этого не сделаешь? – В смысле не сделаю? Рен остановилась и бросила сумку в снег. Теперь он падал густыми хлопьями, которые оседали на ресницах. – Что, если ты не убедишь ее? Что, если ты вообще не найдешь Кавендиша? Или еще хуже… Что, если ты найдешь его и он убьет тебя? Тень промелькнула по лицу Уны. – Этого не произойдет. – Ты не можешь гарантировать это. – Как и ты, – резко ответила Уна. – Значит, ты думаешь, что я покорно отправлюсь в шахты и буду ждать, как собачка, когда ты вернешься за мной? – У тебя нет другого выбора. Просто потерпи… – Я терпела. На этот раз я последовала твоим приказам, и посмотри, к чему это привело. – Рен сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Когда она закрыла глаза, перед внутренним взором возник шрам на руке Уны – единственное доказательство, которое ей было нужно, чтобы убедить себя в необходимости риска. – Королеву не волнует, что случилось с Байерсом и остальными. Грядет война. Но если я уйду сейчас, то смогу остановить это. – Ты вообще слышишь себя? – прошипела Уна. – Ты бредишь. Я знаю, ты скорбишь, но это… – Может, я брежу. – Рен вздернула подбородок. – Ты веришь мне? В вопросе прозвучала невысказанная мольба: «Выбери меня». Последовавшее за этим молчание несло на себе тяжесть всех ее тревог. Зачем она вообще спросила это? Зачем подвергать себя мучениям, требуя ответа? В каждом болезненном ударе сердца звучало: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя». Рен надеялась стать сильнее, но сердце снова разбивалось вдребезги. Уна никогда бы не заботилась о ней так, как это делала Рен. Она всегда предпочла бы долг. Несмотря ни на что, именно такие верные солдаты, как она, доставляли дезертиров королеве. – Просто скажи то, что хотела. – Рен повернулась к Уне, чувствуя себя маленькой и глупой из-за разницы в росте. – Хотя на твоем лице все и так написано. – Ты совершаешь огромную ошибку. – Так позволь мне совершить ее. – Ты ведешь себя как ребенок. – Каждое слово Уны сочилось ядом. – Вернись в аббатство. Сейчас же. – Вы больше не можете отдавать мне приказы, майор. Меня перевели на другое место. – Может, ты больше не под моим подчинением, но ты пренебрегаешь приказами королевы. – Теперь Уна стояла к ней нос к носу. – Если ты сделаешь еще один шаг вниз по дороге, я арестую тебя. Снежинки, казалось, повисли в воздухе, как будто весь мир затаил дыхание. Рен вцепилась в ручку сумки, словно она могла помочь ей. – Ты это несерьезно. – Конечно, я серьезно. Если мне нужно выбрать между тем, чтобы держать тебя в безопасности в тюрьме или выслеживать как преступника, я однозначно выберу первое. – Глаза Уны сверкнули. – Почему ты это делаешь? – Это моя последняя надежда. – Это не так. Как я могу заставить тебя понять, что это вообще не вариант? Это смертный приговор? «Как и отправиться в шахты. Как и потерять тебя». – Если ты когда-нибудь хотела мне добра, отпусти и уйди с дороги. – Нет. Если ты это сделаешь, если сбежишь, – королева отправит меня за тобой. – Уна была более подавленной, чем Рен когда-либо видела. Ее голос был хриплым, почти умоляющим. – Это моя работа. Ты думаешь, для меня это будет легко? Рен не могла так поступить. Она не сможет уехать, если Уна сломается из-за нее. Но если Рен оттолкнет ее, может быть, это сделает все проще. Она зажмурила глаза и дала волю тем старым коварным страхам внутри. «Если ты оступишься, если ты больше не будешь ей полезна, она бросит тебя точно так же, как это сделала Изабель. Она не любит тебя, потому что ты обуза». – Честно? – спросила Рен. – Да. Готова поспорить, для тебя это будет облегчением. Возможно, это была игра света или воображение Рен. Но на мгновение, в своих сапогах до колен и черном пальто с военной символикой, Уна выглядела не столько как солдат в форме, сколько как ребенок в костюме. Затем выражение ее лица стало суровым – словно остыла сталь. – Я вижу, что с тобой нет смысла разговаривать. Никакие мольбы, никакие попытки спровоцировать на эмоции не могли бы сейчас тронуть Уну. – Как и с тобой. Уна положила руку на эфес сабли. Металл вспыхнул, и в нем Рен увидела отражение белой пустоты вокруг. Сердце бешено заколотилось от страха. «Она действительно собирается драться со мной». – Подожди. Ты права. Я недостаточно тщательно обдумала план. Уна не ослабила бдительности. Ее глаза горели едва сдерживаемой болью. Рен должна уехать, но могла ли она вот так расстаться с Уной? Ей следовало бы догадаться, что она не сможет выйти из Нокейна невредимой. Она построила свою жизнь вокруг Уны, любила ее, поклялась служить ей. Это крепко-накрепко связывало их вместе. Что нужно сделать, чтобы разорвать такую связь? – Я вернусь в аббатство. – Голос Рен дрогнул. – Я даже пойду в Башню, если ты этого хочешь.