– Избегала меня? Я не заметила. – Ох. Хорошо. – Ханна покраснела. – Это приятно слышать. Мне все еще так непривычно… До того как… все произошло, я была третьей горничной. Мне никогда не приходилось много общаться с гостями. Печаль в ее голосе отрезвила Рен. – Прости, что отвлекла тебя от вечернего чая. Думаю, теперь мы квиты. – Все нормально, правда. Я не против компании. – Я тоже. – Рен улыбнулась ей. Как бы сильно она ни тосковала по другу в этом жалком месте, у нее точно не было времени на пустые разговоры. Однако Ханна предоставила ей редчайшую возможность. Шанс поговорить с кем-то, кто знал об этом месте столько же, сколько и ее работодатель. – Значит, ты выросла здесь? Каково это? – Довольно неплохо. В комнатах для прислуги всегда было много других детей. А иногда даже лорд Лоури и его брат играли с нами. Рен улыбнулась, делая паузу, чтобы снять с полки несколько учебников по ботанике. – Правда? – Конечно. В городе не было других детей аристократов, с которыми можно было бы провести время. – Ханна опустилась в кресло. – Лорду Лоури нравилось внимание, как вы можете догадаться, а его брат предпочитал уединение. – Если ты не возражаешь, я скажу, что вы двое не кажетесь слишком близкими для товарищей по детским играм. Когда Ханна ничего не ответила, Рен обернулась и увидела, как сильно помрачнело лицо служанки. Возможно, она зашла слишком далеко. – Прости! Иногда я бываю слишком любопытной, что вредит отношениям с людьми. – Нет-нет… – Ханна перекинула растрепавшуюся косу через плечо, пропуская ее конец сквозь пальцы. – Не было никакой драматической ссоры. Я не сильно потакала ему, вот и все. Он был очаровательным мальчиком, когда хотел, но отец слишком баловал его. Все, что ему требовалось, – это улыбнуться, и человек становился как глина в его руках. Это испортило его – иногда даже делало жестоким. – Я с трудом могу представить его жестоким, – осторожно произнесла Рен. – Люди меняются. – Ханна глухо рассмеялась. – Теперь это даже забавно. Я помню… Мне было лет шесть, а лорду Лоури – одиннадцать. Нелли – кухарка – однажды нашла бездомную кошку. И когда она окотилась, Нелли позволила мне дать одному из котят имя. Я выбрала черную кошечку в белых носках и назвала ее Полночь. Когда молодые лорды пронюхали об этом, они пришли посмотреть на котят. И конечно же, лорд Лоури захотел Полночь себе. – Что ты сделала? – Я сказала ему уйти, а он заглянул мне в глаза и сказал… – Ханна замолчала, робко улыбнувшись. – Думаю, на самом деле это невеселая история. – Нет, все нормально, – успокоила ее Рен. – Пожалуйста, продолжай. – Он сказал, если я не отдам ее, он вспорет ей брюхо. Посмотрит, что у нее внутри, как делал его отец во время экспериментов. – Но… это ужасно. Ханна отмахнулась. – Нелли сделала вид, что ругает меня, а потом сказала, что это всего лишь имя – я все еще могу играть с ней, когда захочу. Так что я позволила ему забрать Полночь. – И что случилось? Она смутилась. – Через несколько месяцев я нашла ее на краю леса. Рен побледнела. – Он?.. – Нет, – быстро ответила Ханна. – Нет, я так не думаю, миледи. Ее поймали волки. Гнетущая тишина повисла между ними. Служанка встала с кресла. – Что ж, думаю, на сегодня я сказала достаточно. – Подожди. – Никто в этом доме не разговаривал с Рен так открыто. Если Ханна сможет рассказать ей все о том, как был введен этот яд, возможно, она быстрее сможет найти антидот. – Ты можешь ответить мне еще на несколько вопросов? – О чем? – осторожно спросила Ханна. – О болезни. – Ах. Об этом. – Пациенты ели или пили что-нибудь подозрительное? – Когда служанка покачала головой, Рен надавила: – И никто конкретный не приносил им еду? – Нет, никто конкретный. Мы по очереди это делали. На самом деле мы вытаскивали спички, чтобы выбрать, кто понесет еду. Никто не заходил в комнату больного, учитывая, что… э-э… – Между ее бровями появилась тревожная складка. – А что? – Стандартные вопросы целителя. – Рен выдавила улыбку. – И за последние несколько недель в доме не было никого нового, кто мог бы занести инфекцию? – Герцог Мэттонви и джентльмен по имени мистер Глайд – его юрист, кажется, – были здесь последними. Герцог был известным другом лорда Лоури, так что он был маловероятным подозреваемым. – А что насчет тех, кому он не нравился? – Действительно, стандартные вопросы целителя, – пробормотала Ханна. – Довольно много людей недолюбливают лорда Лоури. Он иногда ведет себя… провокационно. Но он никому не вредит. Я бы даже сказала, много людей беспокоится о нем. Никто больше не видится с ним. В прошлом году он устраивал вечеринки каждую неделю. А сейчас… Что ж, сейчас он предпочитает уединение. – А что насчет Генри? – Генри… – Она покачала головой, как будто раздраженная. – Вы напоминаете мне его. Постоянно донимал меня расспросами. Он хотел узнать, кто посещал вечеринки лорда Лоури, приходил ли кто-нибудь, кого мы не знали, но ответы его никогда не удовлетворяли. Если честно, я плохо знаю его. Он не злой, но и не дружелюбный. Прежде чем мне удалось расколоть его, он заболел. – Понятно. – Вы замерзли? Рен посмотрела на покрытые мурашками руки. – О да. Мне все еще непривычна погода. Она потянула за края рукавов, как будто они были упрямым узлом. Согласно имеющейся у нее информации, Хэл покинул Весрию, чтобы приехать сюда и выдать себя за слугу. Если он задавал вопросы, значит, он искал что-то в Колвик-Холле – что-то, чего так и не нашел до того, как «заболел». Возможно, что-то касающееся его зацепки о пропавших солдатах. Чем больше Рен узнавала деталей, тем более запутанной становилась эта история. – Я тоже хотела кое о чем спросить вас, – произнесла Ханна, вынырнув из своих мыслей. – Все что угодно. – Вы правда думаете, что сможете вылечить Генри? Каждый заболевший прожил дольше, чем предыдущий, но… Но никто не выжил. Рен сгорбилась под тяжестью книг. По-настоящему честным ответом было бы «нет». Шанса практически не было. Без образца оригинального яда она не могла создать лекарство из ничего. Однако робкая надежда искрилась в глазах Ханны, и Рен не смогла потушить ее. Хоть кто-то из них должен надеяться на лучший исход. – Конечно смогу. – Хорошо. – Ханна натянуто улыбнулась, прежде чем из нее вырвался сдавленный всхлип. Она резко отвернулась и вытерла глаза рукавом ночной рубашки. – О небеса. Простите. Я просто… Было больно смотреть на то, как она подавляет эмоции. Сколько раз Рен делала то же самое? Извинялась за собственную печаль, за то, что осмелилась обременять кого-то своими чувствами? Рен положила книги на диванчик и подошла к Ханне. – Прошу, не извиняйся. Я не могу представить, как тебе тяжело. Они были твоими друзьями и семьей. – Спасибо. – Служанка несколько раз глубоко вздохнула, моргая, пока слезы не отступили. – Я подумала, наверное, здорово быть целителем. Я всегда хотела им быть – особенно в последнее время, когда чувствовала себя такой беспомощной. Это благородная профессия. – Мне бы хотелось назвать себя благородной. В Дану все, у кого проявилась подобная магия, становятся целителями, и не важно, хотят они этого или нет. – Рен позволила магии собраться на ладонях, мерцая между ними. Она осветила слезы на ресницах Ханны. – Но мне повезло. Несмотря на то что я от рождения не могла быть кем-то другим, не думаю, что отказалась бы от магии. Это часть меня. Может быть, даже вся я. – Я надеюсь, что это не так, – мягко произнесла Ханна. – Я не хочу верить, что наша сущность – это то, что мы делаем. Рен нахмурилась, неуверенная в том, что стоит ответить. Если не целительство, тогда что было ее сущностью? И что, если она не сможет вывести яд из организма Хэла и привезти его в Дану? Как тогда она докажет свою ценность? У нее осталось тринадцать дней, прежде чем она сможет уехать, и внушительная гора книг, не говоря уже об утомительном процессе смешивания ингредиентов для противоядия… – В любом случае, – прервала ее мысли Ханна, – скажите, если я могу сделать что-нибудь еще. Вдруг в голову Рен пришла идея. – Знаешь, думаю, можешь, – сказала она. – Сейчас я пытаюсь создать лекарство, и мне не помешала бы помощь в проведении измерений, записи ошибок и тому подобном. Это не самая захватывающая работа, но, если ты правда хочешь стать целителем, это может послужить началом. – Значит, я буду вашей помощницей? – Именно. Что ты на это скажешь?