– Досадно, – сказала Маргарет. – Нет, ни капельки. Кому он нужен, этот лед? Маргарет взглянула на Хелен: – Я думала, вы огорчились. Ведь вы заплатили столько денег, чтобы посмотреть на это место. – А, меня это не волнует, – бросила Хелен и сделала еще два больших глотка. И вдруг на ее щеках вспыхнули красные пятна. – Я скажу тебе, что меня волновало тогда, – индонезийцы, работавшие на том круизном судне. Команда там была вся из Индонезии, и как-то вечером мы разговорились с одним из них, он десять месяцев в году работает на судне, а потом на два месяца уезжает домой, на Бали. И спорим на что угодно, – она ткнула указательным пальцем в сторону Маргарет, – эти ребята спят вповалку в трюмах, где и окон-то нет, и когда я это поняла, почти все удовольствие от круиза пропало. Получалось, что мы путешествуем на спинах этих людей. Маргарет не ответила, хотя открыла было рот. – О чем ты думаешь? – спросила Хелен. – Я подумала, как это либерально с твоей стороны. Хелен эти слова озадачили, и ответила она не сразу: – Ну конечно, Маргарет, ты же ненавидишь меня. – Не говори глупостей. Но Хелен загрустила. Разве церковники не обязаны быть людьми приятными? Хелен облизала губы: – Мне грустно. – Может, ты немного опьянела, – предположила Маргарет. Щеки у Хелен опять запылали. Она схватила бутылку и наполнила до краев эту дурацкую банку из-под джема. – Пьем до дна! – провозгласила Хелен. * * * И тут в подъезде послышались мужские голоса, спустя минуту дверь со скрипом открылась, закрылась – и вот они, входят в гостиную. – Ой, мальчики! – воскликнула Хелен. – Как же я рада видеть вас обоих. – Она пригляделась к ним: – С вами, ребята, все хорошо? Глаз Джима она не видела, но то, как мужчины держались, навело ее на подозрение, что с ними не все хорошо. – Посмотрите-ка, – сказала Хелен, – какую фигню я купила. – Она указала на маленькую картину, валявшуюся на полу рядом с диваном. Боб поднял картину, и Джим из-за спины брата взглянул на нее. – Господи, Хелен, зачем ты это купила? – спросил он. – Не так уж плохо, – сказал Боб. – Ужасно, – возразила Хелен. – А купила я ее, чтобы было понятно: я – приятная особа. Как звали ту женщину? – Морща лоб, Хелен повернулась к Маргарет: – Ту, маринованную. Как же ее… – Она попыталась щелкнуть пальцами, но пальцы скользили. – Ну ты понимаешь… их еще маринуют. – Оливия, – холодно ответила Маргарет. – Точно, Оливка, – кивнула Хелен. – Оливия Киттеридж, – поправила ее Маргарет. – В общем, она сказала, что это фигня. – У Оливии все фигня, – заметил Боб. – Она просто такой человек. Маргарет поднялась с кресла: – По-моему, нам пора идти ужинать. Хелен необходимо поесть. Лишь встав, Хелен осознала, до чего же она пьяна. – Упс, – тихо сказала она и огляделась: – Куда Джимми делся? – Он в ванной, – ответил Боб. – Минута-другая, и мы отправимся. И тут взгляд Хелен упал на лестницу, ведущую из гостиной куда-то наверх: – Бобби, ты там спишь? Наверху? Боб подтвердил ее догадку. И Хелен начала подниматься по лестнице. – Я только взгляну одним глазком, – сообщила она со ступенек. Ее качнуло, и она оперлась рукой о стену. Лестница была крутой, да еще изгибалась под прямым углом. Хелен ступила на площадку перед поворотом. – О-ой, как тут страшненько. – Она занесла ногу на следующую ступеньку и упала спиной назад, и как же долго она падала, ее тело колотилось и колотилось о ступеньки, и это длилось целую вечность, вызывая боль и оторопь. А потом она остановилась. – Не трогайте ее! – закричала Маргарет. * * * Джим поехал в машине «скорой помощи» вместе с Хелен; Маргарет и Боб следовали за ними в своем автомобиле. – Боб, Боб, – сказала Маргарет, – это моя вина. – Глаза у нее были покрасневшими и словно невидящими. – Да, моя. И больше ничья. Боб, я ее терпеть не могла. И она это знала. Я вела себя отвратительно, даже не попыталась хоть как-то наладить с ней отношения. И, Боб, она это понимала! Люди всегда понимают такие вещи, поэтому она и напилась. – Маргарет… – Нет, Боб. Я чувствую себя ужасно. Она просто бесила меня, хотя поводов беситься, по сути, и не было, но она… знаешь, она такая богатая. – Да, богатая. Это правда. Но при чем здесь это? Маргарет пристально посмотрела на него: – Она сконцентрирована на себе и только на себе. Ни разу не поинтересовалась, как я живу, чем занимаюсь. – Она стесняется, Маргарет. И всегда на нервах. – Эта женщина не застенчива. Она богата. Я с самого начала терпеть ее не могла. Эти ее стильные прически, золотые серьги. А уж когда она достала ту дурацкую соломенную шляпку, я думала, что мне конец придет. – Соломенная шляпка? Маргарет, о чем ты говоришь? – Я говорю, что я ее терпеть не могла и она это понимала. И теперь я чувствую себя ужасно. Боб не ответил. Не нашел что ответить. Но некую нереальность происходящего он ощутил, и в голове у него всплыло слово «предубеждение», и он подумал, что лучше бы ему сосредоточиться на дороге, что он и сделал; вскоре они доехали до больницы. * * * Из больницы Хелен отпустили только к полуночи. Она сломала руку, два ребра, и лицо у нее было в синяках, а один глаз распух и обрел фиолетовый окрас. Она молча сидела в холле с загипсованной рукой, согнутой в локте, дожидаясь, пока Джим – которого Маргарет свозила к себе, чтобы он забрал свою машину, – откроет дверцу и поможет ей забраться внутрь. Ей сделали томографию мозга, но ничего не обнаружили, а также несколько рентгеновских снимков на случай повреждений внутренних органов. Боб сел на заднее сиденье и отправил Маргарет сообщение: с Хелен все нормально, и Маргарет может ложиться спать. Джим сообщил брату через плечо: – Со сломанными ребрами нужно спать сидя. – Хелен, – Боб легонько погладил Хелен по затылку. – Бедняжка. – Хелли, – сказал Джим, – завтра едем домой. Я возьму кроссовер напрокат, в нем тебе будет уютнее. Боб заметил, как Хелен осторожно кивнула. В гостинице Боб помог усадить Хелен – после того, как она облачилась в пижаму и халат, рука в гипсе торчала наружу – в кресло с высокой спинкой, одно из двух, имевшихся в гостиной, и уехал, пообещав скоро вернуться. Когда он поднялся по лестнице в спальню, то с удивлением обнаружил, что Маргарет крепко спит. На тумбочке у кровати горел маленький светильник, и Боб смотрел на свою жену, казавшуюся ему сейчас почти чужим человеком. Теперь он понимал, сколь однобоко она воспринимает мир, незнакомый ей либо непонятный, в этом она походила на его сестру, тоже не любившую Хелен. И Боб не сомневался: не проживи он в Нью-Йорке столько лет – благодаря брату, которого он любил тогда как бога, богатому и знаменитому в те годы брату, обитателю Нью-Йорка, – он бы думал и чувствовал так же, как Маргарет. Но он смотрел на мир иначе. Боб выключил светильник, спустился по лестнице и вернулся в гостиницу. Дверь в номер была не заперта, и он вошел, стараясь не шуметь. Джим храпел в кровати, Хелен сидела в кресле и, кажется, дремала. На ногах у нее были легкие розовые шлепанцы с пушистыми помпонами.