Солнце неожиданно перешагнуло через высокий силуэт мультиплекса из рифленого листового железа, и его лучи уподобились будильнику, извещающему, что новый рабочий день начался. Лейли почти машинально достала из сумки темные очки. – Солнце вам мешает? Он опустил жалюзи, и Лейли оценила этот жест. Она часто надевала очки (у нее была целая коллекция – не дороже пяти евро за пару), даже если солнце скрывали облака. Люди реагировали по-разному. Те, кто поагрессивней, принимали ее за воображалу, впавшие в депрессию считали несчастной. Лейли не обижалась – разве они могли догадаться? Пеллегрену она казалась эксцентричной. Кабинет погрузился в полумрак, и женщина сняла очки. – Понимаю, мадам Мааль. Но… – Он бросил взгляд на высокую стопку разноцветных папок, в каждой лежало заявление с просьбой предоставить квартиру в муниципальном доме с умеренной квартплатой. – Сотни семей, подобных вашей, ждут очереди на жилье. – Я нашла работу, – сообщила Лейли. Патрис Пеллегрен расцвел улыбкой. – Постоянный трудовой договор в отеле «Ибис» в Пор-де-Буке, – уточнила она. – Уборка спален и столовых – как раз то, что я больше всего люблю! Начинаю сегодня после обеда. Так что если найдете мне квартиру побольше, я смогу за нее платить. Хотите посмотреть договор? – Она протянула чиновнику листок. Пеллегрен вышел сделать копию, вернулся и отдал документы Лейли. – Не уверен, что этого достаточно, мадам Мааль. Очко в вашу пользу, но… – Еще один взгляд на папки. – Я… пришлю сообщение, если будут новости. – Вы и в прошлый раз так сказали, а я все жду и жду! – Знаю… Э-э-э… Какая площадь вам требуется в идеале? – Как минимум пятьдесят квадратных метров… Он молча записал. – В Эг Дус? – Все равно, лишь бы получить квартиру побольше. Лейли не могла угадать, воспринял ли он ее просьбу всерьез. Он сейчас напоминал отца семейства, который невозмутимо заносит в список рождественских подарков самые нахальные просьбы своих детей. – Тяжело вам живется в Эг Дус? – Пляж и море помогают терпеть. – Понимаю… Участливость Патриса показалась ей искренней. Он сдержался, не взглянул в сторону папок, и Лейли пришло в голову, что он может проделывать этот номер со всеми посетителями, а в проклятых картонных обложках нет никаких заявлений. Он по?нимал – конечно, понимал, этакий господин Малоссен[9], переведенный в ведомство, распределяющее муниципальное жилье. Лейли накрутила косичку на палец. – Спасибо. Вы милый, Патрис. – Э… Меня зовут Патрик. Ничего страшного… Вы тоже очень… Лейли не позволила ему договорить: – Вы милый, но я предпочла бы мерзавца! Выдала бы номер с обольщением, чтобы он переложил мое дело наверх, напряг секретарей, поспорил с патроном. А вы слишком честный. Глупо, что мне достались именно вы… Лейли выпалила обвинительную речь с обезоруживающей улыбкой. Патрик Пеллегрен замер с зажатой в пальцах ручкой, потом рассмеялся, решив, что она пошутила. – Я сделаю все, что смогу. Обещаю. Патрик выглядел таким же искренним, как Патрис. Чиновник встал, и Лейли поняла намек. Он посмотрел на очки-сову у нее на лбу и улыбнулся. – Они ваше олицетворение, мадам Мааль. Прихо?дите на рассвете. Терпеть не можете солнце. Вы – ночная птица? – Была такой. Очень долго. Взгляд Лейли затуманился. Патрик Пеллегрен поднял штору, впустив в кабинет яркий средиземноморский свет. Лейли вернула очки со лба на нос и вышла. * * * Патрик Пеллегрен закрыл досье «Лейли Мааль», протянул руку, чтобы положить его на сотню папок (через три дня их должна рассмотреть паритетная комиссия), и замер. К слову сказать, свободных квартир будет не больше десяти, так что все решится быстро. Делом Лейли займутся через много месяцев, и ее новая работа роли не сыграет. Патрик не желал подкладывать ее заявление к другим, это было все равно что зачислить Лейли в армию безымянных матерей-одиночек, приехавших из Африки и работавших на износ, чтобы иметь крышу над головой, одежду и еду для своих детей. Лейли Мааль уникальна. Патрик посмотрел в пустую кофейную чашку, перевел взгляд на чашку клиентки, заполненную мерзкой серой массой размокшего круассана. Лейли ни на кого не похожа. «Красива ли она?» – спросил себя Патрик. Безусловно. А еще живая и резвая, у нее неуемная фантазия, но глаза выдают груз тяжело прожитых лет, а яркая туника скрывает усталое тело, не доверяющее ни одному мужчине. Может, он фантазирует? Черт его знает… Больше всего Патрика мучил другой вопрос: насколько искренна Лейли Мааль? В окно было видно, как она ждет под козырьком остановки «Юрди-Милу» и через несколько минут села в автобус № 22, набитый, как клетка с курами, которых везут на рынок. Патрик смотрел вслед автобусу до угла Морского бульвара. Он не понимал, почему так сочувствует простой и такой естественной женщине, в которую мог бы даже влюбиться, хотя был уверен, что правды она ему не сказала. Он долго наблюдал за грузовиками, деловито катившими вдоль канала Каронте, потом встряхнулся и закрыл папку. К концу дня сверху лежали девяносто девять других. 4 09:01 Майор Петар Вели?ка осматривал номер «Шахерезада» со смесью растерянности и отвращения. На кровати лежал голый мужчина; недвижимый, холодный, обескровленный труп казался высеченным из камня. Белизну тела оттеняли красные простыни, персидские ковры, красновато-коричневые, с золотистым отливом, драпировки стен. Взгляд майора задержался на руках, прикованных наручниками к стойке балдахина. – Черт возьми… – Других слов у полицейского не нашлось, хотя он повидал много подобных мест преступления и еще больше других, совсем не живописных. В пятнадцать лет он сбежал из Югославии Иосипа Броз Тито, оставив половину семьи в Бьеловаре[10]. В двадцать лет поступил в школу полиции и через несколько месяцев заработал репутацию крутого и неподкупного легавого. Тридцать лет Велика собирал трупы во всех концах марсельской метрополии, что не смягчило его нрав. – Он час истекал кровью, – заметил стоявший рядом Жюло. – Объясни… – Если судить по порезам на запястьях, он терял по пятьдесят-шестьдесят миллилитров в минуту. Значит, за час – три тысячи шестьсот миллилитров, а это половина всего объема крови, движущейся по сосудам человека. При такой кровопотере органы отказывают один за другим. Велика едва слушал навязанного ему помощника, свежеиспеченного выпускника полицейской школы двадцати трех лет от роду. Майор не мог понять, что заставило такого блестящего парня попроситься в его, прямо скажем, жалкое подразделение. Жюло Флор. Милый, вежливый, расторопный, образованный лейтенант, которого практически невозможно вывести из равновесия, да еще и с чувством юмора. Такой не может не раздражать. Велика время от времени кивал, одновременно наблюдая за двумя другими сыщиками, занятыми обыском номера. Иллюзия путешествия в прошлое была полной: ритуальная казнь словно бы свершилась во дворце халифа, кто-то покарал евнуха, посмевшего мысленно возжелать фаворитку повелителя. Пряный аромат ладана щекотал ноздри. Никто не догадался отключить спрятанную в стенах аппаратуру, и восточные мелодии продолжали заполнять помещение. Полицейские топтали ковер, люмилайтовские светильники выхватывали из сумрака фарфоровые чаши и пузырьки с аргановым маслом. Номер соответствовал своему названию и напоминал сердце багдадского базара. – Можно открыть окно? – спросил Велика у Мехди и Риана, снимавших отпечатки пальцев. – Ну… Да. Он отдернул шторы и толкнул створки. Волшебство улетучилась. Окно выходило во двор с мусорными контейнерами. Крики чаек заглушили экзотическую музыку, по национальному шоссе ехали грузовики и автобусы. Велика повернул голову, задержался взглядом на вывесках торгового центра: «Старбакс», «Карфур», мультиплекс. Джонни Депп с дредами размером пять на четыре метра. Ориентальность растворилась в выхлопных газах. Никаких тебе минаретов, только жилые башни и портовые ангары. Дворец халифа превратился в куб из гофрированного железа – чудо современной архитектуры. – Патрон, – негромко окликнул майора Жюло, – пришел Серж Тисран, управляющий. Перед Великой стоял мужчина лет сорока в костюме и галстуке, похожий на торговца диванами или каминами. Говорящий каталог. – Очень кстати, – откликнулся Петар. – Объясните мне принцип этих «Ред Корнер», вот уже несколько лет они растут как грибы после дождя. Майор ухмыльнулся, глядя на Жюло, который что-то заносил в ультраплоский планшет размером с книгу карманного формата. Девайс заменял лейтенанту бумагу, которую повсюду разбрасывал его начальник. – Речь идет о новой концепции отелей. – Рассказывайте.